Жерар Вилье - Кабул на военном положении Страница 30

Там двое его приспешников взяли его за руки и ноги. Из-за пояса Малко выпал револьвер. Гульгулаб подобрал его и положил ему на живот.

Через три минуты они достигли ограды виллы. Моторы черного "мерседеса" и "волги" уже работали. Из "волги" вылезли три хадовские "гориллы", швырнули Малко прямо на пол и уселись едва ли не верхом на него. В ту же секунду обе машины тронулись с места. Полковник Тафик, сидевший в "мерседесе", закурил сигарету и со смаком выпустил дым изо рта. Задание еще не было выполнено до конца, но начало было положено неплохое. Он получил редкостную добычу, о которой ему были известны лишь разрозненные сведения. Никто еще не мог выдержать допросов в ХАДе. Заветной его мечтой было раскрыть настоящий заговор, вдохновляемый Селимом Ханом, и бросить против него танковую часть ХАДа, которая окончательно рассчитается с ним. Но для этого ему нужно было представить президенту Наджибулле неопровержимые документы... Маршалу Селиму Хану отводилась заглавная роль в его политике "открытых дверей"...

Наталья чистила свою аппаратуру, когда дверь ее номера с треском распахнулась, и, прежде чем она успела промолвить хотя бы слово, трое или четверо мужчин подмяли ее, придавив к полу. Она попыталась что-то сказать, но получила сильный удар кулаком по лицу, рассекший ей губу. Ошеломленную, оглушенную, ее поволокли из комнаты.

Два хадовца остались в номере и принялись запихивать ее пожитки в большие пластмассовые мешки.

– Послушайте, за что вы ее арестовали? – окликнул их американский журналист, слонявшийся в холле и решивший прийти ей на выручку. Но один из хадовцев отпихнул его дулом автомата "узи". Так называемые "гиды" стыдливо отворачивались, а толстый администратор съежился, стараясь занимать как можно меньше места. Наталью втолкнули в белую "волгу", поставленную у подъезда, и три машины рванулись с места. В голове у Натальи несколько прояснилось, но она лежала неподвижно, мысленно взвешивая свои шансы. Она еще не знала причину ареста, но ее видели журналисты, а это было самое важное: новость дойдет до ушей Мавроса, а уж он-то ее выручит! Но какое-то время придется потерпеть. Словно подтверждая ее предчувствия, один из ее похитителей наступил ей на лицо и надавил что было силы, причинив ей жестокую боль в носу и заставив ее вскрикнуть.

Промчавшись по городским улицам, белая "волга" наконец круто повернула и стала. Оперативники вышли и выволокли ее наружу. Они находились во дворе хадовской казармы, неподалеку от аэродрома. Заломив ей руки за спину, два агента повели ее к обшарпанному желтоватому строению в четыре этажа. Всюду слонялись вооруженные люди в штатском и в военной форме. Они прошли двориком, где обмотанный чалмой бородатый мужчина стоял на одной ноге. Стоило ему опустить вторую ногу, как двое хадовцев начинали избивать его палками. Полураздетый человек дрожал на десятиградусном морозе.

Ее втолкнули в сумрачный коридор, а потом – в камеру-одиночку с крошечным, забранным железными прутьями оконцем. В камере не было ничего, даже циновки. Причину она скоро поняла. Пол камеры был вымощен островерхими каменьями, и спать нужно было прямо на них, чтобы узник страдал и здесь. Наталья опустилась на корточки в углу, привалившись спиной к стене. Камни уже начинали больно давить на ступни сквозь подошвы кроссовок. Странное было ощущение – попасть в руки своих союзников из ХАДа. Задание ее было настолько засекречено, что она не имела права раскрыться ни при каких обстоятельствах. И она знала афганцев. Если откроется, что она из советских, они сразу заподозрят двойную игру "старшего брата" и не прекратят пыток, пока не выжмут из нее все, а потом без лишнего шума пустят в расход...

Один Элиас Маврос мог вызволить ее из этого отчаянного положения. Арест она объясняла только своим посещением американского агента в доме Селима Хана. Конечно, она совершила неосторожный поступок, но другого выхода у нее не было.

Малко сковали руки за спиной наручниками. Затылок разламывался от боли. Его швырнули в пустую камеру, где пол был утыкан острыми, больно давящими каменьями, так что ему пришлось сидеть на корточках, забившись в угол, как затравленный зверь. Камера, естественно, не отоплялась, и он щелкал зубами от холода. Когда сознание, после случившегося в доме Селима Хана, вернулось к нему, он обнаружил, что мчится в машине по кабульским улицам.

Почему Селим Хан предал его?

Ведь таким образом афганец лишался вознаграждения за измену. Разве что с самого начала вел двойную игру. Ему вспомнился вдруг пистолет Макарова – отягчающая улика против него, – подобранный им подле трупа хадовца в "Интерконтинентале". Откуда ЦРУ узнает о его аресте? Да и обмен заложниками – дело долгое. Что от него останется за это время?

В скважине загремел ключ, и в камеру вошли двое плотных мужчин в штатском. Они рывком поставили его на ноги и, не говоря ни слова, принялись избивать его кулаками и пинать. Как только он падал, его вновь поднимали и продолжали избиение. Били без брани, без выкриков, без присловий – бесчувственные машины! Поначалу Малко пытался уклоняться от ударов, потом перестал сопротивляться и только кряхтел и болезненно вскрикивал. Один из них начал бить его ногами в живот, и он лишился чувств. Очнулся он от холодной воды, которой его окатили из ведра. Его снова поставили на ноги и потащили вдоль коридора, по обе стороны которого находились двери одиночных камер.

Его мучители втолкнули его в тесную каморку с забранным решеткой оконцем и привязали к деревянному стулу. За письменным столом сидел молодой человек с узким, как клин, лицом и голубыми глазами, часто встречающимися у афганцев. На нем был мундир с красными отворотами и галстуком, какой носят высокие военные чины. Офицер производил впечатление человека весьма воспитанного. Он обратился к Малко на превосходном английском языке:

– Господин Линге, нам известно о вас решительно все. Наши службы располагают всеми необходимыми сведениями. Вы повинны в убийстве двух агентов ХАДа, выполнявших порученное им задание, и подлежите смертной казни. Я прошу вас помочь следствию, что могло бы облегчить вашу судьбу. Может быть, вам удастся таким образом заслужить снисхождение военного суда, перед которым вы предстанете.

Один глаз у Малко заплыл так, что превратился в щелку, нос был разбит и нестерпимо болела грудь, так что говорить он мог с трудом.

– Я уже познакомился с вашими методами и на сей счет не обманываюсь. Можете меня казнить или пытать, на ваше усмотрение.

Офицер холодно улыбнулся.

– Хватает же вам, однако, наглости, господин Линге!.. Нанесшие вам побои люди всего лишь слегка поквитались с вами за смерть своих товарищей... Мне нужно знать лишь одно: зачем вы прибыли в Кабул?

– Для оценки положения... на фронтах.

– Вы должны были с кем-то встретиться?

– Нет.

Кулак офицера с треском обрушился на стол.

– Вы лжете, господин Линге! – завопил он. – Вы прибыли сюда не за этим. Вас укрыл в своем доме маршал Селим Хан. Что вас связывает с ним?

– Ничего. У нас завязались с ним приятельские отношения. Он считает меня журналистом и согласился дать мне приют из гостеприимства.

– Ложь! – вновь вскричал офицер. – Маршал сообщил нам, что вы предложили ему стать изменником за большие деньги и что он отверг ваше предложение. Он удерживал вас в своем доме для допроса.

– Это неверно.

Зазвонил телефон, прервав поток брани, изрыгаемой афганским офицером. Он снял трубку, обменялся несколькими словами с незримым собеседником и с недоброй ухмылкой положил трубку.

– В скором времени вы удостоитесь высокой чести, господин Линге. Полковник Дост Тафик пожелал лично снять с вас допрос. Никто еще не мог устоять перед ним. Будет благоразумнее, если вы измените ваше поведение, иначе у вас останутся от Кабула неприятные воспоминания.

Он отдал приказание двум охранникам, которые схватили Малко и выволокли из кабинета. Они непрерывно осыпали его ударами все время, пока вели обратно в камеру. Едва он очутился там, как дверь вновь отворилась и вошел грузный афганец с висячими усами. Он наклонился к Малко, ударил его кулаком по лицу и промолвил по-английски:

– Ахмед был моим другом. Я тебе за него подвески оторву, империалистическая сволочь!

С этими словами он удалился, оставив в камере Малко с разбитым в кровь лицом.

По длинному коридору Наталью провели в просторное помещение, стены которого были увешаны картами. Тюремщики обошлись с ней без грубости. Усадив ее в деревянное кресло, ей сковали запястья наручниками за спиной. В комнате находилось несколько хадовских ищеек, о чем-то негромко переговаривавшихся. Казалось, все чего-то ждали. Дверь отворилась, и в комнату вошел лысый чин с большими черными усами и удивительно светлыми глазами, сопровождаемый господином помоложе. Оба уселись за письменный стол, и тот, что помоложе, расстегнул папку. Лысый устремил взгляд на Наталью.