Шандор Радо - Под псевдонимом Дора: Воспоминания советского разведчика Страница 31

Из сказанного понятно, что наш Центр при составлении оперативных сводок не мог делать выводов, исходя лишь из информации швейцарской группы. Между тем такое искаженное представление у читателей на Западе пытаются создать в своих писаниях Флике, Карел, Аккос и Кё и подобные им авторы. Как мне представляется, наш Центр докладывал свои окончательные выводы в высших военных инстанциях только после кропотливейшего анализа массы сведений, стекавшихся от самых различных источников: из глубокого вражеского тыла, от партизан и подпольщиков, фронтовой и воздушной разведок и т. д. Это следует учитывать тем, кто хочет в наши дни всерьез разобраться, каков вклад швейцарской группы или других групп советской разведки в общее дело победы.

Можно сказать, что и в сорок первом, и в сорок втором годах наша организация оправдала свое назначение, несмотря на отдельные промахи. Что же касается такой крупной акции, как подготовка германской армии к летнему наступлению сорок второго года, то переданная нами информация в основе своей оказалась верной. Надо полагать, разведывательное управление Генштаба Красной Армии получало нужные сведения и по другим своим каналам. Так или иначе, планы противника своевременно были разгаданы. Генеральный штаб знал, что на этот раз фашистские войска не смогут повторить наступление на широком фронте; центр тяжести весеннего наступления немцев переносился на южный сектор фронта с вспомогательным ударом на севере, при одновременной демонстрации на центральном фронте против Москвы. Известен был и наиболее вероятный срок намечавшегося наступления — середина апреля или начало мая 1942 года[5].

ПЕРВЫЕ ТРЕВОГИ

Весной и летом 1942 года произошли события, впервые серьезно встревожившие руководство Центра и лично меня. Речь идет о безопасности нашей группы. Как теперь стало известно, приблизительно в середине июня 1941 года пеленгаторы дальнего действия немецкой военной разведки, находившиеся на побережье Балтийского моря, в городе Кранце, впервые засекли сильную станцию, которая вела интенсивный радиообмен с какими-то станциями на Западе. Гитлеровцы предположили, что работавший в районе Москвы узел связи является станцией Центра советской разведки. После нападения Германии на СССР были запеленгованы нелегальные передатчики в Берлине и Брюсселе, посылавшие шифрованные сообщения в Москву. Радиослужба абвера получила нити, ухватившись за которые германская контрразведка начала поиски квартир, где стояли рации советских разведчиков.

В начале июля та же служба радиоперехвата в Кранце засекла женевский передатчик нашей группы. Сначала местоположение радиостанции Эдуарда и Мауд было определено приблизительно. Спустя год немцы точно установили, что подпольная станция находится в Женеве. Они регулярно слушали все передачи женевской станции, а через какое-то время обнаружили также передатчик Джима в Лозанне.

Незримая опасность нависла над нашей группой. Мы же совершенно не ведали о том, что враг знает о нашем существовании. Правда, до того дня, когда немцы смогли предпринять действенные меры по ликвидации нашей организации, было еще очень далеко. Однако притаившаяся где-то за тысячу километров от нас, на берегу Балтийского моря, опасность уже существовала.

Центр радиотехнической разведки на Матейкирхплац в Берлине взял дело в свои руки. По интенсивности радиообмена между Москвой и Швейцарией нацисты определили, что в этой стране действует крупная советская разведывательная организация. Круглые сутки дальние пеленгаторы абвера держали под контролем обнаруженные подпольные станции. Однако дальше этого дело не двигалось: попытки немецких специалистов проникнуть в тайну нашего шифра были пока безуспешны. Правда, теперь они предполагали, что, очевидно, в районе Женевы и Лозанны работают три передатчика. По их числу служба абвера окрестила нашу группу кодовым названием «Красная тройка».

Известие о трех непрерывно работающих на Москву швейцарских передатчиках вызвало переполох в канцеляриях специальной службы адмирала Канариса. Еще бы! Ведь накануне решительного наступления на Восточном фронте сведения, содержащиеся в перехваченных радиограммах, могли нанести германским войскам серьезный ущерб. В абвере это отлично понимали. И не удивительно, что в радиоконтрразведку были направлены лучшие специалисты.

Все это стало известно только спустя несколько лет после войны из немецких архивов, а также из книги контрразведчика абвера В. Ф. Флике «Агенты радируют в Москву», изданной в Западной Германии. Мне еще придется обращаться к его свидетельствам.

Не имея возможности открыто искать нелегальные радиостанции на территории нейтрального государства, гитлеровцы начали засылать в Швейцарию своих агентов. Один из них появился в Женеве в конце апреля 1942 года.

Приятель нашего сотрудника, к которому явился на дом этот человек, сразу же заподозрил неладное. Незнакомец назвался французским журналистом Ивом Рамо. Он что-то плел о якобы созданной им во Франции подпольной организации, у которой имеется свой передатчик. Есть, мол, возможность и для добывания военной информации. Она очень пригодилась бы русским, но беда в том, что им не известно, как и куда ее посылать. «Журналист» расспрашивал, не знает ли наш товарищ какого-либо способа пересылки информации в СССР. При этом незнакомец добавил, что он известен соответствующим советским органам под кличкой Аспирант.

Наш друг, опытный конспиратор, держался с этим Рамо-Аспирантом должным образом: выразил изумление, что к нему обращаются по делу, о котором он не имеет ни малейшего понятия… Визит странного гостя нас насторожил. Подозрительно было и то, как вел себя этот человек в Женеве. Общаясь с журналистами, дипломатами, бывая в семьях русских эмигрантов, Рамо-Аспирант излишне откровенно афишировал свои антифашистские убеждения, выдавая себя то за сторонника генерала де Голля, то даже за коммуниста. Нам были известны не только высказывания этого человека, но и то, с кем он встречался. Крепло убеждение, что Рамо-Аспирант прибыл в Женеву по чьему-то заданию. Своими опасениями я поделился с руководством Центра. В ответной радиограмме Директор указал, чтобы мы не имели никаких контактов с Рамо, были предельно бдительны.

Вскоре нам удалось установить подлинное лицо Аспиранта. Оказалось, настоящая его фамилия не Рамо, а Цвейг. Еще до войны он сотрудничал со 2-м бюро французского генштаба. После капитуляции Франции он предложил свои услуги гитлеровцам. Когда-то я знал в Париже продажного писаку Цвейга, автора статеек в бульварных листках. Это, по-видимому, и был тот самый Цвейг. Тем более мне следовало избегать встреч с этим типом. И все-таки в одну из ночей Цвейг нахально явился ко мне домой. Но это случилось гораздо позже, спустя год.

Весной 1942 года у меня истекал очередной срок временного разрешения на проживание в Швейцарии. Прежде полиция продлевала прописку без каких-либо проволочек. На сей раз полицейский инспектор вдруг проявил повышенную бдительность. Он заявил, что, поскольку я, судя по паспорту, уже потерял венгерское подданство и являюсь человеком без гражданства, он не имеет права продлить мне вид на жительство в Швейцарии. Я обязан поехать на родину и оформить документы как полагается.

Формально инспектор был прав, и жаловаться на него было бессмысленно. По тогдашним хортистским законам, венгр, который не жил в Венгрии более десяти лет, автоматически терял право гражданства. Я же эмигрировал из Венгрии в 1919 году и с тех пор не бывал там. Появляться на родине я вообще не мог — тотчас бы арестовали как государственного преступника. Что делать? Как получить продление вида на жительство и тем самым сохранить Геопресс? Ведь иначе придется закрыть агентство, а самому перейти на нелегальное положение. Но руководить группой из подполья очень сложно. А как быть с семьей? Жену с детьми и тещу сразу же вышлют из Швейцарии. Но куда они поедут, чем будут жить? В Европе всюду фашисты, агенты гестапо…

Поразмыслив и посоветовавшись с Леной, я решил использовать одну возможность. В венгерском консульстве в Женеве работал чиновник канцелярии, с которым у нас были добрые отношения. Через него я отослал дипломатической почтой письмо отцу на родину. Просил его уладить дело с моим подданством. Отец в то время был богат и имел кое-какие связи. Он нашел мелкого чиновника, который за взятку выписал справку на мое имя, подтверждающую, что в 1935—1936 годах я работал геологом в районе местечка Мора. Справку переслали в Женеву, опять-таки через моего знакомого в консульстве. Этой липовой бумажки оказалось достаточно для продления вида на жительство в Швейцарии.

Второе осложнение с властями, правда юмористического свойства, но таившее в себе не меньшую опасность, произошло по моей оплошности.