Игорь Арясов - Три часа на выяснение истины Страница 33

— Письмо любопытное весьма, — Панкратов расстегнул «молнию» на папке, вынул фотокопию. — Начальнику УВД такому-то, но это преамбула. Вот главное. «Мой муж, Зайцев Евгений Александрович, зубной техник, имеет незарегистрированное ружье с двумя стволами, а недавно он купил вторую машину, купил также гараж и дачу, моторную лодку на озере. Но со мной делиться ничем не хочет». И все.

— Та-ак! Неужели Зайцев?

— Не спеши с выводами. Где наш знаменитый версионщик Гусев? Поручи ему выяснить, откуда у товарища Зайцева вдруг появились такие широкие возможности? Пусть посмотрит круг его знакомых, друзей, родных. Поездка в ФРГ — тоже факт любопытный. И Вернера бы иметь в виду не мешало. Словом, как обычно, информация должна быть полная и объективная. Кстати, Алексеев догадался о том, о чем мы с тобой должны были додуматься в первую очередь: надо точно установить, кто в вашей городской поликлинике вставлял официально простые зубы, а на самом деле — золотые.

— Так это же сотни человек надо проверять, Юрий Степанович!

— А хоть бы и тысячи, товарищ Матвеев. Речь о государственной безопасности идет. И мы с тобой каждого, если понадобится, будем с извинениями просить показать, какие он вставил зубы: простые или из золота. Это приказ. У Алексеева чутье, недаром он столько лет в органах государственной безопасности работает, сколько я на свете живу. Ну а что по заводу выяснили, по ударнице, у которой Павлов, водитель грузового «Москвича», живет?

— Выяснили. Нормальная женщина. Характеризуется исключительно хорошо. Единственная зацепка, но уж больно непрочная: муж, с которым она давно развелась, работал в Магадане рыбаком, слесарем на драге. Четыре года назад он умер.

— Опять Магадан? — Панкратов улыбнулся. — Ну что же, будем думать и над этим вариантом.

— А на заводе Семин, как крот, роется в бумагах. Я ему сказал, чтобы он сам предложил несколько вариантов, как вынести золотосодержащий раствор. Должен придумать.

— Выходит, Петр Васильевич, все-таки работаешь, а вид почему-то кислый. Ничего, дорогой мой, пробьемся!

Из всех технических работников управления трудно было найти человека более пунктуального и аккуратного, чем секретарь-машинистка Лидия Константиновна. Панкратов и Матвеев появились в просторной приемной без пяти десять, поздоровались с ней и вопросительно посмотрели на широкие светло-желтые двойные двери.

— Он по телефону разговаривает с домом. Присядьте, пожалуйста, у вас в запасе четыре с половиной минуты, — она повернулась в кресле к электрической машинке, и приемная наполнилась непрерывным стрекотом, который напомнил Матвееву скошенный августовский луг с оркестром невидимых кузнечиков.

— Вот шпарит, — восхищенно шепнул Панкратов, — и ни одной ошибки не найдешь.

Они присели в углу на два больших низких зеленых кресла, положили на колени папки.

Блестящая медная ручка на входной двери в кабинет начальника управления повернулась, и в приемную выглянул Алексеев. Панкратов и Матвеев, увидев генерала, моментально вскочили.

— Лидия Константиновна, будьте добры, пригласите ко мне Кабанова, он, видимо, вышел из гаража.

— Хорошо, Михаил Павлович, — секретарь посмотрела на застывших Матвеева и Панкратова. Начальник управления перехватил ее взгляд, повернулся:

— Здравствуйте, товарищи!

— Здравия желаем, товарищ генерал! — вместе ответили Матвеев и Панкратов. Часы в приемной начали негромкий перезвон.

— Заходите, — Алексеев пропустил их в кабинет, закрыл дверь и показал налево, на длинный стол для совещаний, на котором стоял письменный прибор с календарем и вмонтированными часами, — поговорим здесь, чтобы телефоны не отвлекали.

— Михаил Павлович, Кабанов в приемной, — раздался по переговорному устройству ровный голос Лидии Константиновны.

Алексеев наклонился над пультом:

— Пусть зайдет. Минут сорок я буду занят.

— Поняла, — ответила секретарь. В кабинет вошел и остановился у двери пожилой водитель машины.

— Григорий Иванович, не в службу, а в дружбу, отвези, пожалуйста, на своей личной машине невестку и внучку в областную детскую больницу. Малышка моя приболела, температуру никак не собьют.

Водитель молча кивнул и вышел.

Генерал вернулся к столу для совещаний, снял китель, повесил его на спинку стула, расстегнул под галстуком верхнюю пуговицу рубашки:

— Чего стоите? Садитесь, в ногах правды нет, — подвинул к себе несколько листов чистой бумаги и карандаш.

— Может, мы не вовремя, Михаил Павлович? — спросил Панкратов. — Может, потом?

— Не выдумывай. Потом у меня другие вопросы, — Алексеев на чистом листе бумаги написал крупно: «СТАРАТЕЛИ», взял его в кавычки и лукаво прищурился: — Старатели стараются. А мы что-то не очень. Или я ошибаюсь?

Панкратов раскрыл папку:

— Михаил Павлович, у нас есть новые данные. Проверяя письмо Поляковой в УВД, мы установили, что ее муж, Зайцев Евгений Александрович, техник-стоматолог, за последний год сделал несколько довольно крупных покупок. В том числе приобрел на имя своей сестры Ольги Николаевны Киреевой «Жигули», вторые по счету.

— Николаевна — сестра? — спросил Алексеев.

— Да, она не родная ему, а сводная. Кроме того, купил еще один гараж, дачу на берегу водохранилища, катер. Официального разрешения на работу с золотом не имеет. Но, по нашим сведениям, золотые коронки он вставляет родственникам и хорошим знакомым. Зайцев в свое время был в дружеских отношениях со своим коллегой Эдгаром Пашутиным, тот в соседнем городе работал с золотом официально. Три года назад Пашутин разбился на машине. Возможно, что он, пока был жив, снабжал Зайцева золотом. И последнее, Зайцев недавно был в ФРГ семь дней по приглашению некоего Вернера Штольца, который в составе группы шеф-монтажников работал на химическом заводе. Зайцев лечил зубы его маленькому сыну.

— Интересно. А что мы еще знаем о Зайцеве? Мы знаем сейчас, сколько человек у него вставили зубы, скажем, за два месяца?

— Обычная нагрузка врача в месяц — двадцать человек. А у Зайцева, который работает на полторы ставки, около сорока. По отзывам руководителей поликлиники, Зайцев — редкий специалист, талант.

— Сколько врачи обычно берут за то, что вставляют левый золотой зуб?

— Трудно сказать, но мы прикидывали. Если у пациента нет своего металла, то до восьмидесяти рублей.

— Ничего у вас, друзья, не получается с Зайцевым, — Алексеев записал столбиком две цифры: 80 и 80. — Видите, всего-то вышло шесть тысяч четыреста. На них не купишь и машину, и дачу, и гараж в придачу. Так? Так. А его сестра? Где там у вас, Петр Васильевич, информация? Ага, вот она. Ну, пожалуйста, она работает гинекологом, заработок приличный, муж на птицефабрике. Наконец, у Зайцева отец — священник, держит солидную пасеку в пятьдесят ульев, а это, знаете ли, очень солидный доход при хорошем медосборе, смею вас заверить! К тому же родной брат Зайцева — кандидат наук, тоже прилично зарабатывает. Тем более что Зайцев получал от них крупные денежные переводы: две тысячи рублей, пять тысяч, еще тысяча. Вот вам и деньги на машину, на дачу, на что угодно. Нет и еще раз нет. Здесь у вас концы с концами не сходятся. Что мы можем инкриминировать Зайцеву? Что он сделал такие покупки на нетрудовые доходы? Да он нас с вами разобьет в пух и прах вот по этим самым пунктам: сам работает на полторы ставки, жена тоже врач, отец помогает, брат поддерживает, наконец, сестра может выручить. И нам с вами в общем-то нечего будет ему возразить. А настоящего старателя мы можем напугать и упустить. Он затаится и исчезнет. Давайте хорошенько еще раз повторим для себя вслух эту истину и будем придерживаться ее всегда: никто не виновен, пока вина его не доказана. В конце концов ни один прокурор не даст пока санкцию на арест Зайцева, За что? — спросит оп. — Вы хоть один золотой зуб, хоть одну золотую коронку, которую он вставил в обход закона, установили, выявили? Ах, нет? Тогда при чем здесь Зайцев? Вон биография у него какая богатая: и на целине был, и на «скорой помощи» работал водителем первого класса. Ну, допустим, что он хранит незарегистрированное оружие. За это его оштрафует милиция. А дальше что? Жена заявление написала? Но ведь на это могут быть самые разные причины. Может, она сделала это из ревности?

— Вряд ли, Михаил Павлович, — возразил Матвеев, — она у него такая красавица, что хоть на международный конкурс посылай.

— Тогда тем более непонятна причина, которая заставила ее написать это письмо. Догадки догадками, а нам нужны факты. И пока их нет, мы не имеем права подозревать человека, тем более что он труженик. А врачи — это, как правило, великие труженики, смею вас заверить.

— Михаил Павлович, — Матвеев покраснел и поднял голову, — мы гут заметили такую закономерность. Большинство пациентов, которые пользовались услугами Зайцева, — женщины.