Андрей Горняк - Битая ставка Страница 34

— Рыбак,— не скрывая усмешки, подсказал Остер.— Его рекомендовал господин Ятаров.

Ятаров вытянулся перед раздраженным начальником и краем глаза видел ухмылку на физиономии Остера.

— Рыбак — достаточно квалифицированный специалист, герр гауптман,— отвечал Камил.— Очевидно, повреждение основательное, а времени от приземления до сеанса радиопередачи не так много. Кроме того, тип радиоаппаратуры, которой они снабжены, не вполне соответствует условиям сбрасывания с парашютом. Я вам докладывал...

— Докладывал, докладывал!— кипятился Вильке.— А что я буду докладывать Готту, если Рыбак не выйдет в эфир? Ведь пилот доложил, что принял сигнал о благополучном приземлении. Бла-го-по-луч-ном! Вам это не кажется подозрительным, обер-лейтенант?

— Все правильно, шеф: сигнал они подали сразу, еще в парашютных ремнях, а неисправность в рации Рыбак, видимо, обнаружил позже.

Резонные замечания Ятарова несколько охладили пыл Генриха Вильке, и он, усевшись в кресло, милостиво разрешил сесть помощникам. Молчание было тягостным. Вильке барабанил пальцами по полированному подлокотнику кресла. Шубин все так же криво ухмылялся и не подозревал, что в душе у «этого азиата Ятарова» торжество, ощущение одержанной им хотя и небольшой, но все-таки победы. Он уверен: все произошло так, как и должно было произойти с Герасимом Гнилицким. Трус, безвольный человек. Он и немцам-то в плен сдался без сопротивления, хотя был с оружием. Но именно эти качества показались Ятарову подходящими для заброски его с Дупелем. Такой и сам руки поднимет, в чем Ятаров не сомневался. Надо думать, что так и произошло...

На пороге вырос радист:

— Герр гауптман, сообщение от Рыбака.

— Наконец-то! Давайте сюда!

Он прочел короткие строчки сообщения, бросил удовлетворительно: «Аллее ист гут!» и отпустил помощников.

Это была вторая радиограмма Рыбака. Первая, проверочная, не пошла дальше металлического ящика, в который вмонтирована рация.

На допросе Герасим Гнилицкий показал, что детали задания ему неизвестны, так как со своим напарником он познакомился только за несколько дней до заброски. Раньше его не знал и никогда не видел, но тот тоже здешний, с Кубани. Об этом он проговорился сам...

Как выяснилось впоследствии, Селину и Гнилицкому в ходе подготовки было поручено после перелета линии фронта установить связь с группой, работающей в тылу Красной Армии на немецкую разведку, и передать ей соответствующие указания шефа.

— Какие?— спросил Васин.— С какой группой? Где она?

— Это знает только шеф.

— Тот, что прилетел с вами?

— Да, да.

— Расскажите о нем подробнее.

— Я уже говорил, что раньше его никогда не видел. По взаимоотношениям его с немецким инструктором и русским следователем, который нас готовил, мне показалось, что он старый их знакомый, которому они верят и на которого полностью надеются. Между прочим, у этого русского немецкое имя Фриц Остер. Не знак;, может, это и не его имя...

— Нам было поручено,— продолжал Гнилицкий,— найти ранее посланного сюда агента и проверить, что он здесь успел сделать. После нашей радиограммы о его работе ему будет направлен запрашиваемый им груз. Что за груз, не знаю, но предполагаю, что речь идет об оружии. Координаты выброски его я вам уже назвал.

— Можно ли вам верить, Герасим?

— Я говорю только правду, гражданин майор. Попал я в эту ситуацию по глупости и сейчас хочу искупить свою вину. Я и не собирался по-настоящему работать на них. Я только ждал удобного случая, чтобы попасть к своим.

— Как же вы оказались на службе в немецкой разведке?

— Как-то само собой получилось. Жил я в здешних краях. Отец мой Никифор Гнилицкий — бакенщик. В гражданскую войну воевал у белых, правда, рядовым. Ну, проверяли его в тридцать седьмом году и выпустили. В это время померла моя мать, и мы с ним жили вдвоем до самого начала войны. В колхоз он не шел, жил на отшибе, в стороне от людей. В 1941-м меня мобилизовали, воевал под Ленинградом. В ноябре попал в плен.

— Сдались?

— Не знаю, как и говорить. Ну, в общем, находились мы в обороне. Потом, когда немец начал наступать, мы с дружком оказались впереди, немцы сзади нас. Ну куда идти? Везде они... А потом нас и отправили под Псков. Там я сидел в лагерях. Надоело жрать баланду из брюквы. А тут пришли в лагерь наши, русские, даже земляки мои, и начали агитировать поступать в русскую армию, точнее, в казачий корпус, который формировали немцы. Тех, кто согласится, обещали хорошо одеть, кормить, а после войны еще и вознаграждение выдать. Ну, подумал я, чем здесь подыхать, так, может, там будет возможность к своим переметнуться. И согласился. Когда со мной беседовал офицер, ему, видно, понравилась биография моего родителя. Поэтому меня отправили не в армию, а в специальную школу в город Борисов. Там выучили меня на радиста. Пять месяцев учили. Потом повезли нас, несколько человек, на Украину, а оттуда я попал на полуостров, затем сюда.

— Стало быть, вы являетесь агентом фашистской разведки?

— Да, стало быть, так... Но я с самого начала про себя решил: как окажусь на своей территории, так приду к властям и все сам расскажу.

— Почему?

— Почему, почему? Вы бы посмотрели, что они делают с нашими людьми на захваченных землях. Волосы дыбом становятся. В лагерях люди сотнями мрут от голода и побоев.

— Могли бы сказать, кто еще заброшен к нам в последние дни?

— Из того штаба на полуострове, где я был? Не знаю точно, может, это не на вашем участке фронта... Сюда должен был перейти один моряк. Больше мне о нем ничего не известно. Там такие условия, что многого не узнаешь, а начнешь расспрашивать — быстро язык оторвут.

— Можете вы описать нам приметы этого «моряка», упомянутого следователя Остера и других, с кем вы там встречались и кого видели?

— Описать? Описать, наверное, не смогу, не шибко грамотный, а рассказать, какие они — попробую.

Допрос продолжался...

„Иван Иванович“

 — Товарищ Михайлов, пригласите ко мне майора Юдина и капитана Гречкина. Кроме того, передайте, пожалуйста, товарищу Чаянову, чтобы он завтра к утру был у меня.

— Есть, товарищ майор!

Они вошли в рабочую комнату Васина — Юдин и Гречкин. Первый высок, несмотря на свои пятьдесят лет, статен: полевая форма с двумя прямоугольниками в петлицах сидит на нем несколько даже молодцевато. На гимнастерке — орден Красного Знамени.

Гречкин моложе, но сутуловат, худощав и, вообще, вид у него далеко не бравый. Васин знает, что капитан не долечил рану, выписался из госпиталя досрочно. Не до того, говорит, война.

— Для дела нужен человек,— говорил Васин,— способный сыграть в шайке врагов роль агента абвера, заброшенного к ним с определенным заданием. Хорошо, если бы этот человек был иностранцем, владеющим русским языком, с опытом нелегальной работы. Посмотрите, кто перешел к нам в первые месяцы войны и знает, хотя бы приблизительно, районы Крыма и прилегающую к нему территорию.

— Андрей Андреевич,— обратился Гречкин к Юдину.— Я думаю, Бельтфер подойдет, а?

— Бельтфер, говоришь? — Юдин перебирал бумаги, извлеченные из планшетки.— Бельтфер... А знаешь, Аркадий Павлович, утвердительно повторил он, это вполне подходящая кандидатура. Вот смотрите,— и он начал читать послужной список: бывший обер-ефрейтор Иоган Бельтфер, баварец из города Ашау, там у него осталась семья. Служил в артдивизионе, перешел к нам еще в августе 1941 года, коммунист, рабочий-металлист. Образование среднее. Проверен нами на практический работе. Русская разговорная речь сносная, объясняться и вести беседу может.

— Ну так что ж,— согласился Васин.— Пусть будет Бельтфер. Познакомьте меня с ним. Завтра утром здесь будет Чаянов. Уточните, Андрей Андреевич, все материалы по его группе. Разработайте схему подготовки Бельтфера для выполнения им нашего задания в этой группе. Дело в том, что «интендант» просит и со дня на день ждет с той стороны эмиссара. Сигнал о вылете и пароль для связи нам известны. Подготовьте его для роли этого эмиссара. Времени у нас немного, а дело требует не только срочности, но и точности деталей. Обговорите это с Чаяновым и доложите.

— Товарищ Гречкин владеет немецким, знает условия Германии, бывал там до войны. Так что его участи в подготовке Бельтфера будет, я думаю, не лишним. Действуйте, Андрей Андреевич. Да, вот еще что. Завтра я со следователем буду допрашивать Шубина и того парашютиста, что выброшен на участке Зеленина. Товарищу Бельтферу не лишне будет поприсутствовать.

— Хорошо, Аркадий Павлович.

— Давайте несколько откорректируем наш план ведения следствия,— сказал Васин следователю.— Нам известно, что «интендант»— выброшенный немцами резидент, по кличке Посол. Селин и радист выпорхнули из того же гнезда, заброшены для руководства работой Посла. «Моряк»— тоже их агент, но подлинная цель его прихода нам еще неизвестна. Фигура интересная, но откровенности в его признаниях пока еще не просматривается. А если учесть, что он придумал взрыв моста, чтобы воспользоваться этой ситуацией и скрыться, напрашивается вывод: откровенных показаний и связей он пока давать не собирается.