Данил Корецкий - Бехеровка на аперитив. Похититель секретов-2 Страница 36

– Ой, как здорово! – Галочка крутит в тонких пальчиках рюмку с бехеровкой и восхищенно осматривается. – Здесь и номера такие шикарные?

Я отрываюсь от знаменитого пупповского «Меню гурмана».

– О да! Чего стоит один «императорский» номер, в котором когда-то остановливался сам Франц Иосиф… Венецианские зеркала пятнадцатого века, обивка из китайского шелка, антикварная мебель, камин, в котором можно зажарить быка, огромные кровати…

– И вы в нем были?! – ахает девушка.

Я вздыхаю. В восемьдесят четвертом году двадцатого века именно в императорских апартаментах мы с Вацлавом трое суток «вербовали» двух западных немок. Все было вполне официально: мы заранее написали рапорта и получили санкцию руководства на контакт типа «W». Немки на вербовку не шли, но мы не отступали и трудились буквально в поте лица, почти без перерывов, все семьдесят два часа, заказывая еду и выпивку в номер за государственный счет. И хотя положительного результата добиться не удалось, воспоминания об этой акции много лет согревали душу… И потом, что считать положительным результатом?

– Был… Вроде как на экскурсии. Давно.

Я вздыхаю еще раз. Почему-то стало грустно. Может, потому, что в 1984 году я был молод и полон сил, а Галочки еще не было на свете.

– Ты уже выбрала? – я перевожу разговор на другие рельсы.

– Ой, да я тут ничего не поняла… Полностью полагаюсь на вашу помощь!

Что ж, это приятно слышать. Поможем, Галочка, поможем… Мне все больше нравятся матовая кожа ее лица, миндалевидные зеленые глаза, ямочка на подбородке, красивые ухоженные руки, нравятся ее естественность и непосредственность. Настоящий гурман должен, в первую очередь, найти хороший, известный вкусной кухней ресторан, правильно подобрать изысканные блюда и соответствующие им напитки, которыми хорошо наслаждаться под тихую, ненавязчивую музыку Альбинони или Генделя, но главное – он обязан безошибочно выбрать себе спутницу. Ведь присутствие за столиком Прекрасной Дамы переводит банальный обед на качественно иной уровень, резко поднимает настроение и добавляет целую гамму чувств к тривиальной цели обычного насыщения. Интуиция подсказывает, что с Дамой я сегодня не ошибся.

– Твое здоровье, Галчонок! – Я поднимаю рюмку, протягиваю руку вперед, девушка повторяет мой жест, тонко звенит хрусталь, и эта синхронность вызывает некие волнующие предчувствия.

– Надеюсь, что, несмотря на некоторую разницу в возрасте, мы подружимся…

Я прямо смотрю в зеленые глаза и встречаю столь же откровенный ответный взгляд.

– Я тоже надеюсь…

Тонкий флер недосказанности становится все прозрачней. Забыв о приличиях, я залпом выпиваю горьковатую, с терпким запахом трав настойку и поворачиваюсь к возникшему у левого плеча официанту в отутюженном смокинге.

Он не молод, значителен и резкими чертами лица похож на графа Дракулу. Но кровь из нас он пить не будет: весь персонал идеально вымуштрован, и у каждого есть четкая жизненная цель – ведь когда-то великий Пупп был обычным кондитером…

– Мы готовы, – объявляю я и подмигиваю Галине, которая смотрит на меня как на фокусника, запустившего руку в свой цилиндр.

Просматривая меню, называю выбранные позиции. «Граф» кивает, демонстрируя ровный пробор, и чиркает серебристым карандашиком в крошечном блокноте. Когда я заканчиваю, его невозмутимый взгляд приобретает некую заинтересованность. Похоже, он признал во мне истинного ценителя гастрономии.

– Позвольте повторить? – Как и все чехи старшего поколения, официант прекрасно владеет русским. Легко разбирая докторские закорючки в своём блокнотике, он медленно… нет, не говорит – декламирует:

– Хеннеси VS с тоником – два;

– Домашний паштет из утки с белой гусиной печенью, в миндале с брусничным соусом, букетиком салатовых листьев и коньячным желе – один;

– Капучино из грибов шитаке и палочки из дрожжевого теста – одно;

– Жареный олений хребет в слоеном тесте с каштанами с розовым перцем – один;

– Торпедо из морского беса под хрустящей корочкой, прошпикованной лимонной травой, на лотосовых ломтиках, с соусом из шафрана – одно;

– Фисташковый крем в корзинке из белого шоколада с соусом из ежевики – один;

– Кофе эспрессо со сливками и шоколадной конфеткой от господина Пуппа – два;

– Хеннеси Файн – две порции по 20 граммов;

– 0,75 рислинга «Рынски» 2000 года позднего сбора.[17]

Возвышенные кулинарные рифмы кончились.

– Все верно, пан? – «Граф Дракула» взглянул на меня с симпатией, как знаток на знатока.

Он обязан проявлять сдержанность, но во взгляде отчетливо читается фраза, которая так и просится на язык: «Уважаемый пан! Меня давно удивляют дурным вкусом богатые русские, которые думают, что, заплатив тысячу долларов за розовый „Момм“, могут запивать им суши или вепрево колено. Но вам сегодня удалось удивить меня по-хорошему! У вас отменный вкус!» Ну, или что-то в этом роде…

Конечно, не исключено, что под лоском почтительности бурлят совсем другие мысли, типа: «Столько жрать и пить в твоем возрасте вредно, козел! А соблазнять молодых девушек, похожих на мою дочь, – еще вреднее, ты можешь окочуриться прямо на ней, как старый развратник Гонза в прошлом году! Чтоб ты лопнул!»

Из двух равнозначных вариантов надо всегда ориентироваться на худший, но сейчас я отдыхаю, а потому предпочитаю толковать все только в свою пользу. Так приятней. К тому же, в глазах «графа» нет враждебности, значит, скорей всего, я не ошибаюсь.

– Все верно, пан? – повторяет «Дракула».

– Абсолютно верно, – кивнул я.

«Граф» удовлетворенно улыбнулся и с достоинством удалился, отражая лаковыми штиблетами хрустальный свет люстр. В свете моей трактовки происходящих событий, этот немолодой человек сейчас счастлив, будто всю жизнь ждал именно такого тонкого клиента, как я, а теперь, дождавшись, может спокойно умереть. Но, слава Богу, он выжил и вернулся с «Хеннеси» довольно быстро, а по коротким любопытным взглядам молодых официантов я понял, что удивил не только ресторанного ветерана. Даже заказав два ведра икры, я бы не привлёк к себе такого вежливого и благожелательного внимания. Конечно, при толковании этих взглядов в свою пользу.

«Граф» обслуживал нас проворно и аккуратно. Прекрасно приготовленные блюда замечательно гармонировали с тонкими напитками. Мы медленно и приятно пьянели. Тихо звучала классическая музыка. Галина с аппетитом ела, охотно пила, поддерживала разговор, смеялась моим шуткам и анекдотам. Она разрозовелась и вполне могла представлять Россию на европейском конкурсе красоты. А может, и на всемирном. Короче, обед удался на славу.

Счёт в узкой кожаной папочке усилил благоприятное впечатление: 2250 крон – около трех тысяч рублей… В Москве аналогичной суммой оценили бы, в лучшем случае, только первые три строчки заказа. Положив под чек три тысячные купюры с изображением Франтишка Палацкого, я снискал искреннюю благодарность «графа», который, судя по фамилии в счете, оказался не Дракулой, а Мартинеком. Потом я заглянул в туалет, который стерильной чистотой сделал бы честь любому пищеблоку. По странному стечению обстоятельств рядом оказался давешний дородный чех, критиковавший английский снобизм. Я знал, что его зовут Карел, а в некоторых документах называют Карлом.

– Кажется, вырисовывается перспективная связь, – негромко сказал он, меланхолично журча в фарфоровый писсуар. – Завтра, в кафе гольф-клуба в Марианских Лазнях, между пятнадцатью и шестнадцатью…

Карл продолжал бубнить себе под нос, но я не обращал на него никакого внимания, мало ли кто что бормочет.

Галочка скромно ждала в вестибюле. Я уже привычно взял ее под руку и вышел в мир, на вид приветливый и благостный, но на самом деле отнюдь не такой простой и приятный, как ресторан грандотеля «Пупп».

– Тебе нравятся гранатовые украшения?

– Конечно! Они очень красивые!

Похоже, что слово «красивый» стало ключевым в восприятии Галиной карлсбадской жизни. И неудивительно. Мы находимся в мире красоты. Крытые черепицей, выдержанные в готическом стиле старинные дома с остроконечными чердаками, башнями и башенками: полусферическими, коническими, четырехугольными, пирамидальными, вогнуто-плоскими, сходящимися в грань, как клинок хорошо заточенной шпаги. Башни увенчиваются шпилями – некоторые с флажками или шариками на конце, но большинство голые – как громоотводы, осиротевшие флагштоки, или салютующие рапирные клинки. Чистые гладкие улицы, далекая медь военного оркестра, заманчивые витрины кондитерских и магазинчиков, пафосные наряды отдыхающих, плоские кружечки с питьевыми носиками, – куда ни посмотри, глаз радуется…