По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев Страница 36

Какому делу? По телефону она объяснить не хотела.

Тон Оксаны да и сама просьба удивили меня. Что могло произойти важное, требующее срочного решения? Уж не вздумала ли Оксана выйти вторично замуж?

Но почему понадобился в таком случае мой совет?

В обеденный перерыв я забежал на несколько минут домой, поел на скорую руку и отправился к Оксане. У нее, к моему удивлению, оказались Дим-Димыч и Варя Кожевникова. Действительно, намечалось что-то серьезное.

Я поздоровался, разделся, сел и всем своим видом показал, что готов слушать.

Оксана приступила к делу без особых предисловий.

— Сегодня я узнала, что арестован мой отец… — сказала она.

Мы трое уставились на нее. Я ощутил, как по спине моей пробежал мелкий, очень неприятный холодок.

Первым заговорил Дим-Димыч.

— Как ты узнала?

Ей сообщила, оказывается, свекровь. По приезде она смолчала, а вот сегодня не выдержала, открыла тайну.

— Где он работал? — заинтересовался я.

Отец Оксаны, старый коммунист, комиссар полка в гражданскую войну, до ареста работал начальником политотдела одной из железных дорог на Украине.

Что он ног совершить — ни ей, ни свекрови, ни тетке Оксаны, у которой жил отец, неведомо.

— Я знаю одно: на подлость отец не способен, — закончила она свой рассказ.

Я подумал: «Не слишком ли спокойно восприняла Оксана эту страшную весть? Ведь речь идет об отце, о самом близком, родном человеке! Как бы повел себя я, случись такая беда? Трудно сказать… Во всяком случае, я не смог бы держаться так спокойно… И почему Оксана решила сказать об этом именно нам? Она говорила по телефону, что хочет посоветоваться…» Я перевел взгляд на Варю. Та сидела, положив руки на колени, и увлажненными глазами смотрела в одну точку. Глаза ее сейчас косили. На ум мне пришел разговор с Дим-Димычем. Я как-то сказал ему, что между Оксаной и Варей много сходства. Он возразил: «Все равно что луна и солнце. Первая только светит, а вторая и светит, и греет». Дим-Димыч, кажется, прав. С ним это часто случается. Он лучше разбирается в людях.

В это время Оксана, стоявшая у окна, резко повернулась. Вся она дрожала, и крупные зерна слез сыпались из ее глаз. Впервые я увидел ее такой, и мне стало не по себе от моих недавних подозрений. Опершись обеими руками о подоконник, она все тем же спокойным и ровным голосом заговорила:

— Вы помогли мне устроиться на работу… С вами я хочу и посоветоваться. Как мне поступить? Должна ли я сказать об этом начальнику госпиталя?

«Вот это характер! Вот это выдержка!» — подумал я и поспешно сказал:

— Глупо! Тебя никто за язык не тянет…

— Правильно! — решительно поддержала меня Варя Кожевникова. — Ты могла и не знать ничего… Отец — отцом, а дочь — дочерью… Ты самостоятельный человек…

Дим-Димыч резанул рукой воздух и, сжав кулак, ударил им по своему колену.

— А ты как думаешь? — спросил он Оксану.

— Мне думается, что я обязана сказать…

— Правильно! — одобрил Дим-Димыч и, встав с места, заходил по комнате.

— Только так и не иначе…

— Что значит «так и не иначе»? — запальчиво возразила Варя. — Ты хочешь, чтобы ее уволили с работы? Это устраивает тебя?

Я не слышал, чтобы Варя разговаривала в таком тоне с Дим-Димычем. Но еще больше меня удивил взгляд, которым одарил Дим-Димыч «восьмое чудо света». Его глаза как бы говорили: «Какая же ты глупая!» Но сказал он не так.

— Я хочу, чтобы Оксана жила честно.

Варя молчала, хотя и не была согласна с Дим-Димычем. Она покусывала губы и, прищурившись, смотрела в сторону. Ноздри ее подрагивали.

— Ладно… Хватит… — проговорила Оксана. — Недоставало, чтобы вы из-за меня еще перессорились… Завтра утром я подам рапорт начальнику госпиталя.

— Пожалуй, так лучше, — одобрил я с некоторым опозданием.

— Хуже или лучше, покажет время, — произнес Дим-Димыч. — Но иначе поступить нельзя. В конце концов свет клином не сошелся на этом госпитале. И не унывай!.. Пошли, товарищи…

Прощаясь с нами, Оксана постаралась улыбнуться. Ей это удалось с трудом.

На улице Дим-Димыч взял меня и Варю под руки.

— А ты не дуйся! — сказал он своему «чуду». — Толкнуть человека на неверный путь — пара пустяков… А ей потом расхлебывать придется. Сегодня она промолчит, — значит, обманет раз. Потом ее спросят: «А разве вы не знали об аресте?» Что ж ей, по-твоему, обманывать во второй раз и отвечать, что не знала?

— С тобой трудно спорить, — ответила Варя. — Ты ортодокс…

— При чем тут ортодокс? — поинтересовался Дим-Димыч.

— При всем… — Варя похлопала его по руке и с улыбкой добавила: — Довольно! Это мне урок: прежде чем советовать — подумать!..

— Вот за это я и люблю тебя, Варька! — сказал Дим-Димыч и попытался обнять свою подругу.

Она ловко вывернулась. Дим-Димыч посмотрел на нее как-то странно, потом на меня, хлопнул себя по лбу и бросился обратно к дому Оксаны.

— В чем дело? — удивился я.

— Наверное, портсигар забыл, — высказала догадку Варя.

Минут через десять Дим-Димыч догнал нас.

— Что стряслось, друже? — спросил я с нескрываемым интересом.

— Сейчас… сейчас… — проговорил он и опять взял нас под руки. — Знаете, зачем я вернулся?

Мы молчали.

— Узнать, когда арестовали отца Оксаны!

— А какое это имеет значение? — продолжал удивляться я.

— Сейчас узнаешь. Его арестовали седьмого января.

— Допустим.

— А ровно через пять суток Геннадий оставил Оксану.

Я остановился.

— Ты хочешь сказать?..

— Да-да…