Чингиз Абдуллаев - Субъект власти Страница 37

Двадцать третьего декабря, в четверг, он действительно улетел в Рим. Но все эти дни чувствовал на губах карамельный вкус ее губ.

РОССИЯ. МОСКВА. 24 ДЕКАБРЯ, ПЯТНИЦА

В этот день Дзевоньский ощущал себя почти именинником. Как и большинство поляков, он традиционно справлял все католические праздники. Даже в те годы, когда был офицером спецслужб, в их доме отмечалось Рождество. Это был светлый и радостный праздник. Дзевоньский договорился с кухаркой насчет праздничного ужина и подождал, когда к завтраку выйдет Гейтлер.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался Гейтлер, – мы прямо как космонавты, живем в замкнутом помещении.

– С праздником, – поздравил его Дзевоньский.

– Спасибо, – улыбнулся Гейтлер, – вас тоже. Вы ведь наверняка католик, как и все поляки?

– А вы лютеранин?

– Скорее агностик. Я убежденный агностик, пан Дзевоньский, меня трудно убедить, что нашими поступками управляет некий старец, наблюдающий за нами сверху. Очень трудно, – Гейтлер придвинул к себе чашечку чая.

– Мы заказали на вечер праздничный ужин, – сообщил Дзевоньский, – будем отмечать вдвоем. Если хотите, пригласим Гельвана и наших девушек из офиса. Или поедем куда-нибудь в ресторан.

Гейтлер замер. Сегодня ему нужно было сообщить самую неприятную весть своему работодателю и получить его согласие. Он продолжал спокойно завтракать, чтобы поговорить обо всем после того, как они пройдут в гостиную.

– Курылович уже вернулся обратно в Варшаву, – сообщил Дзевоньский, – но я думаю, вы обратили внимание на все эти статьи. Особенно блестящая статья была в «Коммерсанте». С одной стороны, как будто ругали спектакль, но с другой – так блестяще его подали, что любой заинтересованный человек захочет его увидеть. Это высшее мастерство.

– Да, – согласился Гейтлер, – я читал эту статью. Должен заметить, что ваш Холмский умеет работать. Я внимательно смотрю телевизионные передачи. Уже несколько раз по разным программам сообщали о нашем спектакле. Все идет нормально, пан Дзевоньский.

– Вам не кажется, что мы могли бы подготовить конкретного исполнителя для встречи «субъекта власти» в театре? – поинтересовался Дзевоньский.

– Вы никак не хотите успокоиться, – благодушно заметил Гейтлер, – вам нужна бойня, а не продуманная операция. Каким образом ваш человек войдет в охраняемый театр? Где он сядет? А вы знаете, где именно сядет наш «субъект власти»? И как ваш человек сможет к нему подойти? Если Служба Безопасности сработает нормально, то нашему «смертнику» не дадут даже руку поднять.

– Ладно, ладно, – отмахнулся Дзевоньский, – я только спросил.

– Все должно идти по плану, – напомнил Гейтлер. – На первом этапе мы проверяем наши возможности по манипулированию ситуацией. В истории известны несколько случаев, когда покушение происходило в театрах. Самый известный – с Авраамом Линкольном. В России все помнят убийство Петра Столыпина. Не дергайтесь, Дзевоньский. Если мы заставим главу государства откликнуться на нашу рекламную кампанию, значит, мы на верном пути. И не форсируйте события. Неужели вы думаете, что мне так приятно сидеть на этой даче с таким чудесным человеком, как вы?

Дзевоньский взглянул на него, но ничего не ответил. Кофе они традиционно пили у камина. Когда устроились в креслах, Дзевоньский неожиданно спросил:

– Почему русские отмечают Рождество седьмого января? Это ведь нелогично. Сначала Новый год, а потом – Рождество…

– У них есть старый Новый год, – пояснил Гейтлер. – Никто и ничто не мешает им отмечать два раза Рождество и два раза Новый год. Такая традиция.

– Мне она не совсем понятна, – признался Дзевоньский. – Вы уже решили, как мы отметим сегодня Рождество?

– Я хотел попросить у вас разрешения покинуть вас на этот вечер. У меня другие планы.

Дзевоньский нахмурился.

– Только на вечер? – уточнил он совсем другим голосом.

– И если можно, на всю ночь. Я не собираюсь исчезать, если вы думаете об этом. Завтра днем я вернусь в наше «логово». Но мне хотелось бы отметить этот день с моей знакомой.

– И я обязан вам верить?

– Не обязаны. Вы можете приставить ко мне ваших «церберов». Но я их все равно обману и уйду. А вы начнете нервничать, когда я не вернусь ночевать. Поэтому я и решил вам сообщить, чтобы вы не волновались.

– Не хотите встречать Рождество со мной? – криво усмехнулся Дзевоньский.

– Это было мое самое заветное желание с тех пор, как я с вами познакомился, – пошутил Гейтлер, – но если серьезно, то у меня есть знакомая, с которой я хочу провести эту ночь. По-моему, вполне нормальное желание.

– Она не русская? – спросил Дзевоньский.

На долю секунды у Гейтлера дрогнули веки. Он вдруг осознал свою ошибку: ведь для русских католическое Рождество не столь важный праздник, как православное. Однако сразу исправил свою оплошность:

– Я же вам сказал, что они отмечают эти праздники дважды. А моя знакомая знает, что я немец.

– Вы сами говорили о нежелательности любых контактов. Если вам нужна женщина, мы можем снять номер в отеле и вызвать туда любое количество нужных женщин, – предложил Дзевоньский.

– Спасибо за предложение. Но я привык в таких вопросах обходиться собственными силами.

Дзевоньский долго смотрел на своего собеседника. Затем нехотя согласился.

– Хорошо, – сказал он, – но с одним условием. Вы возьмете с собой один из наших телефонов, чтобы я мог вас найти и хотя бы поздравить.

– Безусловно, – кивнул Гейтлер, – и обещаю вам его не выключать.

– Договорились, – у Дзевоньского испортилось настроение.

Он поднялся к себе в комнату и долго сидел на стуле, решая, как поступить. Оставаться одному на эту ночь не хотелось. Видеть Гельвана – тем более. Дзевоньский тяжело вздохнул и набрал телефон своего помощника.

– Купи мне билет на любой ближайший рейс в Брюссель, – попросил он. – А завтра утром я вернусь обратно. Один билет бизнес-класса.

– Сейчас сделаю, – понял Гельван. – Прислать машину за вами?

– Не нужно. Где ты будешь отмечать Рождество?

– С друзьями, – неопределенно заявил Гельван, – у меня есть друзья.

– Не забывай о моем приказе, – жестко напомнил Дзевоньский, – не трогать девочек, работающих в твоем офисе. Ни в коем случае. Ищи себе развлечения на стороне.

– Я помню, – обиженно заверил Гельван.

Дзевоньский бросил трубку. Конечно, нужно проследить, куда это ездит Гейтлер. Нужно выяснить, с кем он встречается. Для этого он привезет из Брюсселя два специальных телефона. В них будет вмонтировано передающее устройство. В следующий раз, когда Гейтлер поедет на встречу, нужно будет дать ему этот аппарат и проследить, куда он поехал. Нельзя так доверять этому генералу. Он доказал, что обладает невероятным умом. Придумать такую операцию с театром мог только талантливый человек.

РОССИЯ. МОСКВА. 31 ДЕКАБРЯ, ПЯТНИЦА

В это утро он проснулся раньше обычного. Он не любил лежать в постели, проснувшись, и нежиться под теплым одеялом. Сказывалось его спортивное прошлое, когда время учебы и занятий было расписано по минутам. Будучи по натуре рациональным прагматиком, он менее всего был похож на изнеженного флегматика или меланхолика, способного провести под одеялом все утро. Но в этот день он лежал под одеялом и вспоминал самые важные эпизоды своей жизни. Именно в этот день пять лет назад бывший президент удивил всех своих помощников, всю страну и весь мир. Он всегда был непредсказуемым человеком. И в тот день неожиданно объявил, что уходит в отставку, оставляя вместо себя главу правительства. Сказать, что это был эффект разорвавшейся политической бомбы, – значит ничего не сказать.

Аналитики были отозваны из отпусков, все спецслужбы ведущих государств начали готовить собственные исследования, пытаясь понять, кем является человек, ставший главой самого большого в мире государства. И одного из самых сильных. Можно было много сетовать на развал государства, можно было вспоминать о тотальном обнищании народа, полном развале армии, неудачной внешней и внутренней политике, мятеже девяносто третьего, дефолте девяносто восьмого… Можно было много чего вспомнить. Но все перевешивало одно важное обстоятельство – у России сохранялся второй в мире ядерный потенциал. Это была не просто самая большая страна в мире. Это была страна, которая гарантированно могла уничтожить не только любого врага, но и всю человеческую цивилизацию. Даже с точки зрения безопасности и будущего человечества нужно было попытаться осмыслить и понять – кто станет руководителем этого сверхпотенциала.

Президент закрыл глаза. Это был самый запомнившийся день в его жизни. Бывший президент тогда сказал ему на прощание – «Берегите страну», и его голос предательски дрогнул.

Президент повернулся на бок. Это был самый запомнившийся, но не самый переломный день в его жизни. В его жизни дважды были по-настоящему важные дни. В первый раз, когда он вернулся из Германии. Он рассчитывал тогда, что его возьмут на работу в Ленинградское управление. Или предложат нечто соответствующее. Но в отделе кадров решили по-другому. Тогда его обидели, очень серьезно обидели, отправив подполковника разведки помощником проректора. Он понимал, что это важная составляющая работы органов госбезопасности, повсюду на таких должностях сидели офицеры из органов, но ему было обидно, что весь его опыт работы в Германии использовали таким образом. Он никогда не отказывался ни от какой работы. И на работу в университет пошел, готовый трудиться как обычно. Энергичный, собранный, немного скрытный трудоголик.