Иван Дорба - «Третья сила» Страница 38

— Скажите, — Эбелинг встал, — откуда у вас чисто ганноверский выговор? Вы жили в Германии?

— Нет, господин гауптштурмфюрер, у меня в детстве была бонна, чистокровная немка. И когда мне было пять лет, я говорил на ломаном русском языке. Старший брат дразнил меня: «коришнифи собак». Я ведь переводил с немецкого, прежде чем сказать по-русски: «браунер хунд».

— Колоссаль! «Коришнифи собак»! — захохотал благодушно Эбелинг. — Кстати, я сам из Ганновера. А ваш брат?

— Он погиб, царство ему небесное, воюя на стороне Врангеля.

— Вы были в бригаде Каминского, господин Чегодов. Мне интересно… Впрочем, поговорим об этом потом. Я вижу, хозяйка идет приглашать нас к столу.

Обед прошел весело: Олег был в ударе, сыпал шутками, рассказывал анекдоты, забавные истории, говорил тосты, за которые трудно было не выпить, и, наконец, уже за десертом, когда встали из-за стола, подошел к роялю и спел сентиментальную немецкую, в то время модную песенку.

Захмелевший Эбелинг был растроган, хлопал Олега по плечу, уговаривал остаться в Киеве и многозначительно пообещал в случае чего взять его с собою в Берлин. Посулил устроить поездку в Елизаветград.

— Весьма вероятно, что нам придется уходить. У наших солдат начался разброд. Стойко воюют только войска СС. А русские дерутся против нас, как черти. Их генералы научились стратегии. И советская разведка действует все успешней и все чаще одерживает победу над нашей, поскольку население поддерживает советский строй. — Эбелинг уселся в кресло, вытянул ноги и, поглядывая на свои отполированные ногти, продолжал: — Дело в том, что Сталин, обманутый в сорок первом году собственной интуицией, в первые же недели войны, в период невероятного напряжения, выкраивал время, чтобы познакомиться с трудами виднейших полководцев и военных теоретиков; как восточный человек, он с присущим ему коварством интересовался, главным образом, проблемами секретности, скрытности и ими обеспечиваемой внезапности, придавал огромное значение умению ввести неприятеля в обман, особенно при подготовке крупнейших операций. Обсуждая со своим генералитетом очередной план наступления, он формулировал результат внезапности так: застичь противника неподготовленным к удару, когда его военные средства и части расположены для отражения удара не лучшим образом. Такая внезапность заставляет немецкое командование поспешно принимать новый план и в силу этого терять инициативу и приспосабливать свои действия к действиям нападающего. Достигнутая русскими внезапность подрывает веру немецких войск в свое командование, а уверенность командующего и его штаба — в себя…

— Армия верит фюреру, — мягко заметил Чегодов. — В начале войны вермахт брал в плен целые русские корпуса, зачастую совершенно деморализованные…

— Следовательно, успех кампании в решающей степени зависит от секретности и от введения противника в заблуждение, — Эбелинг помолчал. — Как было, скажем, под Москвой и под Сталинградом… Увы, нашим генералам фюрер не дал возможности обрести и усовершенствовать это качество. — Эбелинг глубоко вздохнул и пытливо поглядел на Чегодова. — Фюрер слишком нетерпелив, а что касается сверхмощного оружия, о котором вы говорили недавно, то о нем уже знают наши враги и вряд ли дадут его создать. Англичане уже бомбили в Норвегии один из наших секретных центров.

К ним подошел Шитц. Эбелинг жестом пригласил его сесть рядом.

— Истинный полководческий талант — это прежде всего скрытность замыслов и намерений, создание угрозы противнику одновременно в нескольких местах, заставляя неприятеля рассредоточивать силы. Отсюда демонстративная подготовка наступления в одном месте, а тайная и реальная — в другом, чтобы застигнуть противника врасплох. Красная армия начала использовать факторы скрытности и внезапности.

— Генерал Власов на вилле у маршала Манштейна, — заговорил Шитц, — рассказал, что при наступлении русских под Москвой втайне были подтянуты и в решающий момент введены в бой свежие резервы, две новые армии, что явилось для вермахта полной неожиданностью…

— Успех Сталинградской операции, — прервал Шитца Эбелинг, поглядывая на свои ногти, — удался Красной армии благодаря дезинформации, обману Паулюса и других наших генералов. Полная скрытность концентрации в тылах смежных фронтов миллионных армий с огромным количеством танков и самоходных установок, орудий и самолетов, конечно, невозможна. Незадолго до начала наступления в разведорганах и штабах армий заподозрили неладное, но мнения разделились, остались лишь подозрения. Усилия советских войск по соблюдению секретности были столь значительны, и проводимая, продуманная до мелочей дезинформация столь совершенна, что немецкое командование эти крупнейшие приготовления приняло за имитацию с целью обмана.

Олег слушал, почтительно склонив голову и думая: «Зачем он мне все это рассказывает?… Хочет расположить к себе».

— Теперь переброска советских частей и соединений, а также их сосредоточение в новых районах, занятие исходных рубежей производятся только ночью с мерами строжайшей маскировки. Территории лесов, оврагов, рощ и поселков распределяются для маскировки строго между дивизиями и полками. Хвосты войсковых колонн, не успевающих до рассвета полностью войти в назначенные им районы дневок, отсекаются и укрываются с соблюдением предосторожностей. Маршруты передвижения войск и техники обеспечиваются надежной комендантской службой и на всем протяжении по обеим сторонам окаймляются круглосуточными парными дозорами — «патрулями бдительности». Следы гусеничных и колесных машин на дорогах до рассвета заметаются волокушами. — Эбелинг поднялся с кресла, подошел к столу, плеснул себе в стакан немного вина, сделал глоток и вернулся на место. — Чтобы заглушить шум моторов, над местами выгрузки и продвижения танков барражируют специально выделенные самолеты. В районе сосредоточения мехчастей — ударной группы фронта — отселяется все гражданское население. Дезинформируя наше командование, русские имитируют концентрацию стрелковых дивизий, большого количества танков и артиллерии в стороне от реальных районов намеченных операций. В лесах ложного района они сооружают макеты танков, самолетов, создают фальшивые аэродромы; потом макеты с помощью системы тросов и воротов приводятся в движение в часы полетов нашей разведывательной авиации. Одновременно в эти ложные районы направляются армейские радиостанции, которые имитируют текущий тактический радиообмен частей. А в местах истинного сосредоточения они до последнего часа перед наступлением соблюдают относительное радиомолчание! — Эбелинг откашлялся и глянул Чегодову в глаза: — Для чего я все это рассказываю? — Он усмехнулся. — Слушайте… В населенные пункты ложных районов сосредоточения за неделю перед наступлением посылаются мнимые квартирьеры, которые инсценируют распределение домов для размещения частей и штабов, на домах и воротах ставятся знаки мелом, а хозяевам предлагают подготовить помещение для постоя. За десять дней до наступления офицеры и женщины-военнослужащие распространяют среди местного населения ложные слухи о сосредоточении войск и о предстоящих действиях; одновременно армейские и дивизионные газеты в районах реального сосредоточения публикуют материалы исключительно по оборонительной тематике. В оперативных тылах фронта русские вводят строжайшую проверочно-пропускную и караульную службу: районы расположения воинских частей предварительно прочесываются, железнодорожные станции и населенные пункты круглые сутки патрулируются, все подозрительные лица задерживаются. Скрытность и внезапность — вот какому коварству научились русские. — Эбелинг сцепил пальцы рук, не отрываясь глядел на Чегодова. — Вы уже догадались, к чему я клоню?

Чегодов пожал плечами, потом молча кивнул. «Все ясно, готовишь меня в диверсанты? Надо срочно доложить в Центр!»

Посидев еще немного, Эбелинг поглядел на часы, сделал едва заметный знак Майковскому, поднялся, галантно поцеловал вошедшей хозяйке руку, поблагодарив за чудесный обед, похлопал по плечу расплывшегося в улыбке Шитца и дружески протянул руку Олегу и Майковскому. Провожаемый хозяевами, он направился к выходу, но вдруг повернулся, словно что-то вспомнив:

— Господин Чегодофф, подумайте над моим предложением. На той неделе у меня будет к вам вопрос по поводу Каминского. Зайдите ко мне.

— Да, господин гауптштурмфюрер, но мне хотелось бы побывать у себя на родине, съездить на Елизаветградчину…

— Понимаю, господин Чегодофф. Хайль!

Не успели вернуться Шитцы в столовую, как стал прощаться Майковский. Он похвалил Эбелинга за знание стратегии и тактики Красной армии; потом долго жал руку Олегу.

После ухода Майковского Олег недоуменно остановился посреди комнаты: