Леонид Земляков - Янтарное ожерелье Страница 4

— Да, господин.

— Где оно?

— Продал, господин, на другой день.

Лицо американца побагровело:

— Кому?

— Русскому моряку, господин.

— Русскому? — почти выкрикнул Фостер.

— Да, господин, — испуганно пролепетал китаец.

Фостер с силой ударил его по лицу. Ли Чан упал навзничь, ударившись головой о полку.

Со звоном свалилась статуэтка Конфуция. Белые черепки рассыпались по полу...

Фостер выбежал из лавки.

— К капитану порта. Гони вовсю! — приказал он шоферу, падая на сидение автомобиля.

Увидев рядом с собой Кривого Джима, внезапным пинком вышвырнул его из машины.

Тот во весь рост растянулся на панели.

8

Седой, с морщинистым лицом капитан порта Бенжамин Клайв разговаривал по телефону, когда к нему без доклада вошел человек в светлом костюме и слегка сбитой на затылок шляпе.

Преисполненный к себе уважения, капитан порта собрался было обрушиться на непрошенного гостя.

Но тот успел отрекомендоваться:

— Капитан Фостер...

На обрюзгшей физиономии Клайва появилась деланная улыбка. Ему уже было известно о прибытии в Сингапур заокеанского гостя.

Не окончив разговора, капитан порта положил трубку на рычаг и, пододвинув посетителю ящик с сигарами, спросил:

— Чем могу служить?

Фостер опустился на стул:

— Мне необходимо выяснить, какое русское судно стояло в гавани 25 апреля 1956 года.

— Только и всего?

— Да.

— Ну, это сущие пустяки. Сведения вы получите через несколько минут. А пока — не хотите ли виски?

— Нет, — мотнул головой американец.

Клайв настаивать не стал. Когда вошел клерк, он приказал ему навести интересующие гостя справки.

Вскоре чиновник вернулся. На принесенном им листке бумаги значилось:

Советский пароход «Восток», следуя из Владивостока в Южный, прибыл в Сингапурский порт 23 апреля, в 8 часов. Снялся по назначению 26 апреля, в 15 часов.

— Надеюсь, сведения удовлетворяют вас? — спросил Клайв после того, как посетитель ознакомился с запиской.

— Вполне, — сухо отозвался Фостер.

— Всегда к вашим услугам, — сказал капитан порта, прощаясь.

В номере отеля, наедине с самим собой, Фостер погрузился в размышления. Необходимо было наметить план дальнейших действий.

Теперь все ясно. Ожерелье находится на борту советского парохода «Восток», у одного из членов экипажа.

Путь от Сингапура до Южного «Восток» пройдет за двадцать суток. Следовательно, на будущей неделе пароход прибудет на место назначения.

Пока ожерелье находится на корабле, можно было не опасаться за его судьбу. Разве только случай заставит теперешнего владельца ожерелья расстаться с ним.

Другое дело, когда судно прибудет к месту назначения. Тогда ожерелье может попасть в другие руки, и след его будет навсегда утерян. Осталось одно: к прибытию «Востока» в Южный резидент Фостера должен быть извещен о случившемся.

В любом другом случае это возможно сделать, отправив ему шифрованное радио.

Но сейчас это рискованно. Не исключалась возможность, что советская контрразведка перехватит сообщение, и тогда особой важности операция «Медведь» будет обречена на провал.

Следовательно, надо действовать другим способом. И когда решение было принято, Фостер, не выходя из отеля, заказал по телефону билет на рейсовый самолет, с рассветом отправляющийся в Турцию.

9

Кок Рогов не переставал укорять себя за опрометчивую покупку. Этому также способствовали шутки друзей, которых на борту «Востока» у Рогова было немало.

Он с завистью поглядывал на заморские сувениры, которыми то и дело дразнили его товарищи.

Цветистые японские кимоно, украшения из коралла, искусно вырезанные из слоновой кости индийские статуэтки, приобретенные другими членами экипажа, неизменно приводили Василия в дурное расположение духа. Ведь и он мог быть обладателем этих замечательных вещей. А тут — какое-то ожерелье... Пусть красивое, пусть оригинальное, но разве может оно сравниться с чудесной шелковой шалью, купленной в Гонконге механиком Котовым?

«Восток» приближался к Суэцкому каналу. Впереди предстояла короткая стоянка в Александрии. Будь у Василия Рогова деньги — он там купил бы такую штучку, что все только ахнули бы.

Но увы, деньги уже безрассудно потрачены, и сейчас приходилось только сожалеть об этом.

Рогов забыл, что кроме злополучного ожерелья он приобрел в портах, куда заходил «Восток», всякой всячины, и хотя, в основном, эти вещи тоже были бесполезны, но ни одна из них не стоила так дорого, как ожерелье.

Янтарное ожерелье вывело из равновесия не только Рогова.

Второй помощник капитана Костюк давно присматривался к покупке кока.

Будучи человеком бывалым, Костюк видел, что Рогов приобрел ожерелье за бесценок.

В течение сорока лет плавания Костюк побывал во всех странах мира. Он мог привести не один пример, когда случайно купленная в захолустном порту вещь, попадая в руки ценителя, приносила немалую прибыль привезшему ее моряку.

Ожерелье, которым владел Рогов, несомненно, необычное. Скорее всего — оно украшение старинной ручной работы. Это подтверждалось и искусно нанесенными на гранях бус непонятными знаками. С первого взгляда они походили на иероглифы, видеть которые Костюку приходилось в Японии.

Штурман не сомневался, что ожерелье представляет большую ценность. И очень досадовал, что оно попало в руки такому простаку, как Рогов.

Будь ожерелье у него, у Костюка, он сумел бы выручить за него немалую сумму.

Ничто в жизни не привлекало так Костюка, как деньги. Он и в молодости не был расточительным, а постарев, стал законченным скопидомом. С каждым годом он пополнял свои сбережения.

Не имея, ни родных, ни близких, Костюк считал, что тратить заработок на прихоти и удовольствия — бессмысленно.

Он чувствовал, как постепенно теряет расположение окружающих. Понимал это и в то же время продолжал держаться особняком, считая, что всякая дружба влечет за собой расходы.

Службу Костюк нес образцово. И может поэтому моряки еще терпели его в своей среде.

Весь обратный рейс мысль об ожерелье не оставляла Костюка. Наконец, он пришел к решению: во что бы то ни стало уговорить Рогова уступить покупку.

Однако сделать это нужно незаметно, тайком от экипажа.

Костюк не хотел, чтобы его имя лишний раз склонялось в кубриках и кают-компании.

Как-то раз, когда «Восток» стоял на рейде в ожидании лоцмана для прохода Суэцким каналом, Костюк, сменившись с вахты, увидел на ботдеке кока, который глядел на мерцавшие вдали огни большого города.

В небе горели крупные яркие звезды. Волны лениво плескались о железный борт корабля. С берега слышались неясные звуки музыки — мягкой и вкрадчивой. Легкий бриз доносил пряный аромат чужой земли.

Рогов не сразу заметил подошедшего Костюка. Возможно, Василий думал о скорой встрече с женой, о Родине... Пятимесячный рейс подходил к концу. Через неделю — родной порт, а там и заслуженный отдых.

Когда Костюк кашлянул, кок обернулся.

— Это вы, Сидор Тимофеевич? — разглядев в неясном свете палубного фонаря плотную фигуру штурмана, спросил Рогов.

— Он самый, — подтвердил Костюк, облокачиваясь о поручни.

Некоторое время они молчали.

«И чего ему от меня надо?» — подумал Рогов.

Он так же, как и другие, не любил этого замкнутого, всегда угрюмого человека

Костюк раскурил сигарету и произнес как бы при себя:

— Скоро дома...

— Да, — из вежливости отозвался кок.

— Соскучился за женой, небось?

— Оно, конечно, — согласился Василий.

— Наверное, подарочек заморский везешь? — продолжал Костюк.

— Как же без этого, Сидор Тимофеевич.

— И интересный?

Рогов махнул рукой.

— Что, не нравится, может? — полюбопытствовал штурман.

— Да как вам сказать...

— Так в чем же дело?

Обстановка, в которой происходил разговор, располагала к откровенности. И Рогов, движимый чувством досады, объяснил:

— Подарок-то не плох, Сидор Тимофеевич. Да дорог очень. Не по карману мне. Купил вот, а теперь жалею. Вместо ожерелья этого, будь оно неладно, я бы своей Анне Петровне лучше платок купил какой...

— Конечно, если так, — посочувствовал штурман. — Кстати, в Александрии такие платки есть, закачаешься. Арабские.

— Что из этого, когда деньги потратил, — уныло проговорил кок.

— Ну, это беда поправимая, — улыбнулся в темноте Костюк. — Хоть и говорят обо мне разное, но хорошему человеку я всегда рад помочь.

Кок обернулся к собеседнику.

— Если хочешь — можешь уступить мне ожерелье. К слову, сколько ты заплатил за него?

— Двадцать долларов, Сидор Тимофеевич, — сообщил Рогов.