Чингиз Абдуллаев - В ожидании апокалипсиса Страница 4

До места встречи в Штарнберге можно было доехать за полтора часа. Поэтому Дронго вел машину осторожно, попутно проверяя, нет ли за ним наблюдения. Все было спокойно, и он добрался до Штарнберга минут за десять до назначенного времени.

Подъехав к озеру, он остановил автомобиль у небольшой лодочной станции, где было пришвартовано несколько маленьких катеров. В одном из них сидел пожилой мужчина лет шестидесяти. Он был в кожаной куртке и большой кепке, надвинутой на глаза. Увидев Дронго, он привстал, приветливо махая рукой.

— Мистер Фридман? — обратился к нему хозяин катера.

— Да.

— Идите сюда. Я вас жду.

Дронго прошел вдоль причала и спрыгнул на катер. Мужчина протянул ему руку.

— Альфред Греве.

— Андрэ Фридман.

Рукопожатие было крепким. Греве прошел в каюту, вскоре послышался треск мотора. Развернув катер, они отошли от берега. Было довольно прохладно, и Дронго подумал, что его легкий костюм не предназначен для таких прогулок. Тем не менее он предпочел остаться у борта. Через двадцать минут их причал уже невозможно было разглядеть за линией горизонта. Заглушив мотор, хозяин катера прошел на палубу.

— Вам не холодно? — спросил Греве.

— Ничего.

— Если хотите, пройдем в каюту. Там у меня есть виски.

— Спасибо, я не пью виски, — улыбнулся Дронго, — мне действительно пока не холодно. "

Греве сел рядом с ним.

— Вы из Москвы? — перешел он на русский.

— Да, — кивнул Дронго. — Они просили передать вам привет.

— Спасибо. Как там дела?

— Ничего хорошего, — честно признался Дронго.

— Понятно. Я, конечно, читаю газеты, но понять трудно. Почему все так кончилось?

— Вы давно не были дома? — сочувственно спросил Дронго.

— Двадцать лет.

— Немало.

— Я тоже так думаю. Вы, кстати, второй живой человек, с которым я разговариваю за все это время. Первый связной прибыл двенадцать лет назад. До этого восемь лет я «вживался» в эту среду. С ним я работал почти столько же. Хотя «работал» громко сказано. Мы с ним встречались два раза в год. В восемьдесят девятом его отозвали. С тех пор я один. — По-русски Греве говорил с акцентом.

— Понимаю.

— Последние три года не могу понять, что происходит. Молчит мой «почтовый ящик», никто не выходит на связь. Думал, может, обо мне забыли? Хоть я и немец по национальности, но всегда считал себя советским гражданином. А кто я теперь? Я даже, наверное, не могу назвать себя гражданином России. Все мои родные из Северного Казахстана.

Дронго молчал, понимая, что человеку нужно выговориться.

— С другой стороны, я здесь уже привык. За двадцать лет обзавелся друзьями, женился. Как я теперь могу уехать, куда? Иногда даже беспокоюсь, вдруг дома узнают, что я русский шпион. Я ведь начал забывать русский язык. Мне кажется, что я всегда жил здесь, в Германии, и вообще это моя родина, дом моих предков, а все остальное дурной сон. Вы же знаете, я был «законсервирован».

В борт катера чуть слышно ударяли волны.

Греве усмехнулся.

— Термин какой придумали: «законсервирован». Я должен был сидеть и ждать, когда я понадоблюсь. Двадцать с лишним лет ждал. Так и не понадобился. Смешно?

— Не очень. — Дронго вздохнул. — Кажется, становится зябко. Давайте ваше виски.

Они прошли в каюту. Альфред, достав из бара бутылку, разлил янтарную жидкость в два глубоких бокала.

— Не разбавлять?

Дронго кивнул, получая свой виски.

— Ваше здоровье.

От выпитого стало действительно тепло. Греве достал сигареты, закурил.

— Двадцать лет, — продолжал он. — Иногда я спрашиваю себя: кому была нужна моя жизнь? Я прибыл сюда, когда мне было тридцать четыре года. Сейчас мне пятьдесят пять. Я уже старик. Двадцать лет ожидания хуже всякой тюрьмы. Постоянно на натянутых нервах. Хоть бы я что-то делал, так было бы легче. А то «законсервирован». Как разведчик, я все понимаю, нужны и такие агенты, но, поверьте, тяжело, очень тяжело.

Он снова разлил виски в бокалы, на этот раз добавив немного тоника.

— Знаете, зачем я вам это рассказываю? — спросил вдруг Греве. — Чтобы у вас не было иллюзий. Я потерянный агент, человек дисквалифицировавшийся. Двадцать лет без работы, такое даром не проходит. Недавно в газетах прочел, что госбезопасность наша сумела-таки взять генерала Полякова. Его расстреляли, а он ведь был моим учителем в разведшколе.

— Зачем вы мне это говорите? — угрюмо спросил Дронго.

— А может, у вас есть приказ и о моей ликвидации. Сейчас ведь наши агенты сотнями переходят на другую сторону. Там, у победителей, лучше. Деньги, слава, безопасность. Здесь ничего нет.

— Вы не перейдете, — покачал головой Дронго, — мы это знаем. Психологи просчитали ваши действия.

— Верно, — кивнул Греве, — не перейду. И знаете почему? Во мне остались какие-то непонятные мотивы, называйте, как хотите; идеалы, исключающие такую возможность. А вы правда считаете, что я смогу работать в полную силу спустя двадцать лет?

— Не знаю, — пожал плечами Дронго. — Я прибыл не для этого, — он понимал, что его ложь выглядит наивной, — пока я ваш связной на ближайшее время или вы мой, как вам будет угодно. Может, скоро меня сменит кто-нибудь другой.

— Непохоже, — Греве снова потянулся за бутылкой, — не обижайтесь, но правда непохоже. Ваш «Мерседес», ваши манеры и одежда выдают вас. Связные такими не бывают. Они не разъезжают на «Мерседесах», взятых напрокат.

У вас скорее какое-нибудь важное задание. Ведь вы, по-моему, даже не говорите по-немецки.

Дронго улыбнулся.

— А вы считаете, что потеряли квалификацию.

Греве засмеялся.

— Здорово. Это вы меня вынудили. — Он чуть пригубил бокал. — Я должен что-то сделать?

— То же, что и раньше. Просто жить. Ваше время еще не пришло.

— Вы действительно думаете, что мое время придет и я могу кому-то понадобиться?

— Я думаю, да, — почти честно ответил Дронго, — вы здесь двадцать лет, а это огромный капитал для дальнейшей деятельности.

— Как сейчас называется наша разведка? КГБ ведь не существует.

— Управление внешней разведки. Возглавляет Примаков.

— Ясно. Слушайте, можно я задам вам один вопрос?

— Валяйте.

— Вы отдаете себе отчет в том, что мы проиграли третью мировую войну? Лично вы понимаете это? Только честно, без пропагандистских клише?

— Понимаю, — почти сразу ответил Дронго, — даже лучше, чем вы думаете.

Они помолчали.

— Вам присвоено звание полковника, — сообщил Дронго.

— Спасибо. Кстати, там еще не поменяли форму?

— Нет, такая, как раньше. Три звезды и две полосы. Просто звездочки чуть сместили в сторону плеча.

— Значит, и здесь поменяли, — махнул рукой Греве. — А как там в стране, правда тяжело?

— Правда, — подтвердил Дронго, — но словами это трудно объяснить. И потом, сейчас у нас разные страны. У вас своя, у меня своя, а работаем мы на третью.

— Да, да, — кивнул его собеседник. — Я все понимаю. Вам, наверное, тоже нелегко. Простите.

— Обсудим дальнейшую работу. Скоро у вас будет встреча по варианту три. Вы все помните? Канал связи прежний.

— Конечно, помню.

— У вас есть какие-нибудь личные просьбы?

— Нет. Наверное, нет. В Казахстане у меня брат, сестра. Мать умерла десять лет назад, а как они, я не знаю.

— С ними все в порядке. Ваш брат уже дедушка. Кстати, дочь вашей сестры недавно переехала в Германию.

— Да? — оживился Альфред. — Где они живут, я их… — Он осекся. — Впрочем, не говорите, а то я не выдержу и поеду туда.

— А я и не скажу. Во-первых, я правда не знаю. Во-вторых, когда ее выпускали, была соответствующая операция. Они живут далеко отсюда, в северной части Германии. Не думаю, что вы когда-нибудь увидитесь. И потом, вы их вряд ли теперь узнаете.

— Да, наверное, это к лучшему… — кивнул Греве. — Сейчас мы спустимся вниз по озеру и подойдем к причалу через полчаса. Вы возьмете такси и поезжайте в Штарнберг. Там заберете свой автомобиль.

— Хорошо. А сейчас поговорим еще немного о деле…

Греве встал к рулю, разворачивая катер.

Возвращаясь под сильным дождем домой, Дронго снова прокручивал в памяти свой разговор с Альфредом.

"Вы понимаете, что мы проиграли третью мировую войну?» — спросил его Альфред.

Конечно, понимает. Это Греве сидит в благополучной Германии вот уже двадцать лет и так нервничает, а что делать ему? Танки в Тбилиси, Вильнюсе, Баку, погромы, убийства, настоящие войны, развернувшиеся сразу в нескольких республиках, распад страны. Он это слишком хорошо понимает.

"Мы проиграли третью мировую войну, — сказал Греве, — проиграли».

Именно поэтому так нужна его операция. Вечером Дронго передал сообщение в Москву: «Агент к дальнейшей деятельности готов, консервация проходит успешно».

Дмитрий Алексеевич: