Алексей Азаров - Человек без биографии Страница 4

— Итак, кто же он все-таки, этот Пакбо?

Дорн в упор посмотрел на Снеси. Ответа не было.

— Где вы с ним встречаетесь?

— Когда как. Иногда в “Вехере”, реже — на вокзале Корнавен.

— И он не упоминает об источниках?

— Он и о себе мало что говорит.

— Все-таки он чертовски хорошо осведомлен! Понемногу начинаешь верить, что сам Борман делится с ним секретами.

— Он часто бывает в Германии.

— В гостях у Бормана? — “Я этого не сказала.

— Но подумали. И еще вы подумали: а не отправляется ли он прямо с вокзала на Тирпицуфер[4]? Не так ли, Снеси?

— Он не похож на провокатора.

— Слишком умен? Тонок? Образован?

— Пожалуй…

— В абвере давно избавились от дураков… Ну что ж, до завтра, Сисси. И попробуйте все же что-нибудь разузнать.

Сжатые тонкие губы. Глаза с черными густыми ресницами. Упрямый под­бородок. Сисси всем своим видом демонстрирует недовольство: сколько еще можно говорить о Пакбо! Пора решать: верить или не верить? “Доверять, но с оговоркой” — это не та формула, которой можно руководствоваться, работая за кордоном.

Дорн проводил ее взглядом и встал со скамейки. Голуби шарахнулись из-под ног, отлетели подальше. Сквер был пуст, и Дорн не спеша, выбирая самые дальние дорожки, вышел на улицу. “Кто же вы такой, господин Пакбо?”

Официально Отто Пюнтер, “Пакбо”, числился свободным журналистом, сотрудником бернских и женевских изданий. Статьи его в газетах и журналах не отличались глубиной и богатством фактуры. Обычные писания на злобу дня. Это не Гермес, поражающий читателей новизной фактов и суждений! Среди знакомых Пакбо немало немцев, и отнюдь не все они эмигранты. Сисси на днях видела его в обществе господина, хорошо известного своими близкими отношениями с женевскими нацистами.

Размышляя об этом, Дорн вышел к библиотеке и, свернув за угол, медленно направился к центру.

В конторе его ждал Тейлор. Мокрый, с волосами, прилипшими к угловатому черепу, он был весел, улыбался, показывая крепкие зубы. Дорн, поддаваясь его настроению, оттаял, но, когда Тейлор ушел, неоплаченные счета, лежащие на конторке, попались на глаза, и осень с ее изматывающими дождями опять, как уже бывало, струной натянула нервы, напомнила о том, что за холодным октябрем придет еще более холодный ноябрь.

Счета множились. Денег у “Геомонд” не было. Если до зимы Центр не поможет, контору можно закрывать. И это тогда, когда от Пакбо и Люси известия идут, как с конвейера. Отличные данные, за которые надо платить полностью и в срок. Если Пакбо и Люси отпадут, что останется? Вирт, информация из Бюро труда, Леммер и старый польский разведчик “Грау”, сохранивший кое-кого из своих агентов и снабжающий сведениями Дорна… Теперь к ним прибавится “Луиза” — результат комбинации, от которой Феликс не был в восторге.

Луиза — плод Тейлора. Его детище и гордость. Этим именем он закодировал швейцарскую разведку, Бюро ХА, обосновавшуюся на вилле Штуц возле Люцерна. Мысль Тейлора найти там дополнительный источник показалась поначалу Феликсу фантастической, он отверг ее, но Тейлор настаивал, приводя доказательства “за”, и в итоге получил разрешение попробовать.

Знакомый Тейлора, капитан из ХА, о котором Центр был своевременно уведомлен, после нападения Германии на СССР не раз уже заводил разговор о России и делах на Восточном фронте, демонстрируя при этом хорошее знание предмета. Он словно бы рассуждал вслух, взвешивая шансы сторон, и Тейлор старался подогреть его желание вести беседу на эту тему. Дорн, узнав о сути разговоров, на первых порах запретил Тейлору дальнейшие встречи, подозревая, что капитан подставлен БЮПО — контрразведывательным отделением полиции.

Тейлор яростно возражал.

— Он ничего не спрашивает. Только говорит!

— Но почему именно вам?

— Мы давно знакомы, и, кроме того, я никогда не скрывал, что симпатизирую СССР.

— Хороший повод быть взятым на заметку БЮПО.

— У страха глаза велики, Виктор! За четыре месяца полиция десять раз могла бы меня арестовать, будь вы правы…

Довод был основательный, я Дорн, взвесив все, неохотно дал согласие на дальнейшие встречи. Имя “Луиза” появилось в телеграммах рядом с именами Сисси, Люси, Грау и другими, и, откровенно говоря, у Феликса не было случая раскаяться: данные Луизы полностью подтверждались при проверке. Ольга Гамель — “Мод” — передавала в Москву: “Директору от Луизы. Новое наступление… не является следствием стратегического решения, а результатом царящего в германской армии… настроения, вызванного тем, что не достигнуты поставленные 22 июня цели. Вследствие сопротивления советских войск от плана 1 — “Урал”, плана 2 — “Архангельск — Астрахань”, плана 3 — “Кавказ” пришлось отказаться. Снабжение страдает чаще всего из-за этих изменений планов”.

РД вторила рация Розы:

“Директору через Луизу. К началу ноября на период зимы фронт немецкой армии предусмотрен на линии Ростов–Смоленск–Вязьма–Ленин­град…”

Оба передатчика работали теперь едва ли не круглые сутки. Гамель додумался соединить рацию с часами, висящими при входе в лавку: они автоматически отключались в тот момент, когда Мод выходила в эфир. Доря, бывая на рю Флориссан, посмеивался, глядя на циферблат с замершими стрелками- единственное украшение фасада дома номер 192 и наглядное свидетельство того, что Гамели не тратят времени впустую.

Связь действовала бесперебойно. И только однажды возник перерыв, вызвавший у Розы состояние, близкое к отчаянию.

12 октября 1941 года Центр внезапно, на середине ответной передачи, замолчал и не откликнулся на призыв. В тот же час и в ту же минуту оглохла и рация Гамелей, слушавшая Москву. Эфир был нем. Напрасно Роза и Мод пытались поймать привычные сигналы морзянки. Тщетно меняли частоты, не веря в несчастье и надеясь… Тишина. И чужие, посторонние позывные, свидетельствующие о том, что молчание Центра вызвано не атмосферными помехами, а иными, более грозными причинами. Дорн, географ, автор схем боевых действий в женевских газетах, только что передал заказчикам очередную: фронт фашистских войск напоминает тигриную лапу, когти которой нависали над Москвой. В “Трибюн де Лозанн” ему сказали: русские эвакуируют столицу.

Центр продолжал молчать. Сутки. Вторые. Третьи.

Феликс навестил Гамелей и Розу. Сказал:

— Никому из наших ни слова. И сами не теряйте головы, связь будет.

Дорн до вечера просидел у Розы, гладил по голове, как ребенка. Поил крепким чаем. Он дал бы ей снотворного, но боялся, что Роза проспит сеанс, а Центр как раз откликнется наконец, и тогда окажется, что на ключе некому будет работать. Уходя, он оставил Розу за рацией…

Истекли пятые сутки. И шестые…

Роза и Мод продолжали вызывать Центр, настойчиво повторяя короткий текст:

“Директору. Уже несколько дней мы не можем вас слушать. Как вы принимаете наши передачи? Должны ли мы продолжать передачи или ждать, пока будет восстановлена связь? Прошу ответа”.

И Центр отозвался! Словно и не было перерыва, он на прежних частотах вызвал АП и РД и продолжил передачу радиограммы с той цифры, на которой прекратил связь. Бэтчер, муж Сисси, гостивший в тот вечер у Гамелей, позвонил Феликсу в контору и только успел повесить трубку, как новость подтвердила Роза, и у Дорна не хватило мужества отругать ее за нарушение правил конспирации. Не упрекнул он и Бэтчера.

В один из сеансов Центр прислал телеграмму, разрешавшую как будто и финансовые затруднения. Москва сообщала, что в Женеву приедет курьер, привезет деньги и инструкции. Организация доставки была возложена на товарища, в пунктуальности которого Центр, по его словам, был абсолютно уверен.

Дорн вздохнул свободнее и решил, что пришла пора вплотную заняться Пакбо и Люси. В “почтовом ящике” он оставил записку для Тейлора с приглашением встретиться в ближайшее воскресенье. Тейлор пришел с опозданием и сразу выложил ворох новостей — о немцах, перенесенном недавно гриппе, просьбе Люси передать с ним немного денег, все вперемешку. Дорн дал ему выговориться и после паузы жестко спросил:

— Кто стоит за вашим “Люси”?

— Но мы же условились…

— Оставьте, Тейлор! Мы не можем рисковать вслепую. Вам я доверяю, но ваш друг для нас загадка, и нет соображений, во имя которых я должен на него полагаться. Это не частное дело… и надо ли мне напоминать, в какой обстановке мы работаем?

— Вы требуете?

— Конечно!

Тейлор вычерчивал на земле сложные зигзаги концом зонта… Его друг — немец, эмигрант, живет в Швейцарии с 1933 года. Владелец маленького издательства и совсем крохотного книжного магазина. На их открытие Тейлор дал 35 тысяч франков из собственных средств. По сути, все свои сбережения. В Германии у этого человека есть отличные связи: несколько генералов и чиновников, в том числе и старый приятель, работающий в абвере, — заместитель, генерала Фельгибеля.