Рудольф Лускач - Белая сорока Страница 40

— Собака! — зарычал Бушер. — Сейчас же выпусти меня, иначе тебе не жить… Наши тебя найдут…

Картонен даже не пошевелился. Он только сказал:

— Ни шагу, стреляю!

Бушер заскрипел зубами так, что, казалось, в комнатах было слышно, и сиплым голосом забормотал:

— Проклятый идиот! Думаешь выпутаться? Ха, ха, ха! Попадешься большевикам, они тебя за измену вздернут на сук. Меня, гражданина немецкого рейха, ни один красный палач пальцем тронуть не смеет… Да, да, меня — нет, а вот тебя — ха, ха, ха! Уж об этом я позабочусь, голодранец!

Картонен снова погрозил ружьем и сказал:

— Замолчи!

— Дедушка, дедушка, — раздался за спиной рыбака взволнованный детский голосок. — За озером что-то гудит, а самолета не видать…

Старик оглянулся на внука и успел только сказать:

— Иди отсюда…

В мгновение ока Бушер выбил ногой ружье из рук рыбака. Этим же ударом он попал ему в живот. Картонен упал, скорчившись на полу, и Бушер ворвался в избу. Он нагнулся над столом, схватил зубами один из своих пистолетов, затем снова выскочил в коридор, и, отшвырнув плачущего мальчугана, который упал возле дедушки, выбежал во двор. Огляделся. Увидел чурбан, в котором торчал топор, бросился туда, мгновенно перерезал веревки, которые связывали руки. Затем снова вбежал в дом, схватил свой второй пистолет и патронташ, несколькими прыжками снова очутился во дворе, перелез через низкий забор и бросился к лесу, подступавшему к самому поселку.

До молодых сосенок, заросших густой хвоей, оставалось совсем немного. Он упрямо бежал вперед, проваливаясь в снег по колено. И каждый раз, когда это задерживало бег, он дико ругался. Бушер вспотел, задыхался, то и дело оглядывался. Никого! Он облегченно вздохнул, на лице появилась злорадная усмешка. «С Картоненом я еще рассчитаюсь, — думал он, — этого еще не хватало, чтобы какой-то карельский рыбак не подчинился представителю немецкого рейха, да еще пытался его предать».

Размышляя так, он вошел в лес. Но едва Бушер оказался в густом молодняке, как с сосенок посыпался снег и откуда-то прозвучало:

— Стой, ни шагу!

От неожиданности он окаменел, затем, придя в себя, так резко упал, что чуть не весь ушел в снег. Стиснув зубы, достал пистолет, еще глубже зарылся в сугроб и внимательно осмотрел верхушки молодых сосен со снежными шапками; тот, кто попытается к нему приблизиться через молодняк, не сможет не затронуть густо растущих сосенок.

И, действительно, справа, на расстоянии примерно двадцати метров, вершинка закачалась, и ком снега упал с тонкой веточки. Бушер приподнялся, и когда закачались ближние деревца, прицелился и выстрелил.

Звук раздался такой, словно лопнул надутый свиной мочевой пузырь. Бушер осторожно пополз дальше, где сосновый подрост был старше и реже; встал и, согнувшись, побежал ложбиной в густой лес, надеясь там найти убежище.

Он, однако, плохо знал жителей поселка. Услышав крики очнувшегося Картонена, прибежали соседи и, узнав, что немецкий шпион хочет перебраться через советскую границу в Финляндию, решили его задержать. Для них, граждан Советской Карелии, это было прямым долгом.

Трое мужчин, вооруженных охотничьими ружьями, надели лыжи и заспешили вдоль соснового молодняка, чтобы опередить беглеца, который оставил в снегу следы, ведущие к лесу. Это им удалось, хотя у Бушера и было больше времени. Один из троих, Эйно, вошел в лес и, соблюдая осторожность, все-таки дотронулся до ветки, с которой посыпался снег. Этим себя и выдал.

Бушер стрелял метко. Пуля сорвала у Эйно шапку и царапнула кожу над ухом. Согнувшись, он схватился за голову; она горела, как будто кто-то коснулся раскаленным железом. Не раздумывая, он взял горсть снега и приложил к ране. Почувствовав приятный холодок, Эйно пришел в себя и отправился назад. Кровь узкой струйкой текла у него по лицу. Друзья быстро осмотрели рану и, убедившись, что она легкая, радостно пожали ему руку, уговаривая вернуться домой. Однако Эйно решительно возразил:

— Ни за что не пойду! Чтобы я из-за царапины не принял участия в погоне за этим негодяем… — И выплюнул кровь.

В этот момент раздались голоса, и через несколько минут в молодняке появилось еще трое лыжников из поселка. За ними бежали две лайки.

— Спешили за вами. Дорогой услышали выстрел из пистолета. Попали в тебя?

Эйно лишь махнул рукой.

После короткого совещания лыжники разъехались в разные стороны.

Опытный охотник Урхо тотчас же распознал на снегу свежие следы беглеца. Как и условились, он закаркал вороной, дав тем самым знать остальным, что след найден. Лыжники замкнули цепь и осторожно пошли вперед. Перед ними бежали лайки. Проворные псы, незаменимые помощники охотников, хорошо понимали свою роль. Они искали след Бушера и настороженно вслушивались в окружающую тишину. От всех остальных охотничьих собак лайки отличаются тем, что у них в дело идет все: и нюх, и слух, и зрение.

Слабого ветра, навстречу которому двигалась группа, было достаточно для того, чтобы собаки учуяли чужого. Одна из них замерла на месте и зарычала. Охотники мгновенно спрятались, держа ружья наготове.

В лесу было тихо. Почему беглец не стреляет? Ведь он должен их заметить. Может быть, ждет, когда они приблизятся, чтобы бить наверняка? Лыжники вновь сошлись, круг сужался, лайки рвались вперед. Вслед за ними двинулись и лыжники. Следы вели к скале, обрывавшейся у озера, и там исчезали. Казалось, беглец растворился, как дым.

Урхо снял лыжи и полез на скалу, с которой ветер согнал весь снег. Ползти пришлось на четвереньках — следов не было видно. Но то, что ушло из его поля зрения, учуяла лайка. Она навострила уши, вильнула хвостом и слегка заворчала. Урхо дал знать остальным следовать за ним, взял пса за ремень и двинулся вперед. Мешали острые камни, порой ноги скользили.

Наконец Урхо остановился перед трещиной, разрезавшей скалу. Лайка завертела головой, принюхалась и злобно залаяла.

Не было сомнения, что беглец где-то близко. Урхо лег, спрятавшись за камень как раз в тот момент, когда раздался выстрел. Пуля просвистела совсем рядом, ударилась о скалу и, зажужжав, как шмель, рикошетом влетела в ствол сосны.

Тогда Урхо насадил на палку свою шапку и поднял ее. В ту же минуту снова раздался выстрел. Пуля попала в шапку. Урхо громко вскрикнул и так застонал, что лайка навострила уши — ничего подобного от своего хозяина она еще не слышала. Его друзья сначала испугались, но самый близкий к нему понял, что Урхо лишь притворяется смертельно раненным, и тихо сообщил об этом остальным. Пусть беглец думает, что устранил одного из своих преследователей!

Бушер, который прятался за каменным выступом по другую сторону трещины, попался на эту удочку. Подумав, что преследователи теперь займутся раненым, он решил выиграть время и двинуться вперед. Путь был только один — вниз. Скала опускалась полого, но чем дальше, тем круче. Бушер слишком поздно понял, что неудержимо катится вниз. Он пытался задержаться или хотя бы замедлить скорость падения, перевернулся на живот, сжимал зубами холодную рукоятку пистолета, ломал ногти — напрасно! Вдруг Бушер почувствовал сильный удар, страшная боль охватила все тело, и наступила тьма.

Он лежал на льду озера. Его падение немного смягчили сугробы, наметенные ветром, который кружился, как волчок. Первыми подбежали лайки. Они не лаяли, но стояли взъерошенные, с оскаленными зубами. Скоро добрались и лыжники. Перед ними беспомощно лежал человек, который еще несколько минут назад угрожал их жизни.

Бушер казался мертвым, изо рта текла кровь. Однако он лишь потерял сознание. Возможно, у него было какое-нибудь внутреннее повреждение, ни руки, ни ноги серьезно не пострадали. Ногти были содраны — очевидно, он упорно стремился задержать падение; на рукоятке пистолета были следы крови — даже в минуту смертельной опасности он не расстался с оружием.

Урхо обыскал его карманы, нашел второй пистолет, много советских и немецких денег, бумажник, полный документов. Для верности Бушеру связали руки, отнесли его на берег и положили на хвою. Двое остались сторожить, остальные вернулись в поселок. Там уже были пограничники на аэросанях. Один из них отправился вместе с Урхо под скалу, чтобы забрать преступника.

Когда его привезли в поселок, все жители собрались возле саней посмотреть на человека, который хотел уйти от справедливого суда и едва не убил старого Картонена. Старший из пограничников коротко объяснил, кто такой Бушер, и поблагодарил Картонена за мужество, решительность и самоотверженность, которые он проявил в борьбе с матерым преступником.

Картонен, сгорбленный, стоял рядом в новом пальто, с узелком в руках — а вдруг и его заберут? Когда пограничник договорил, он поднял руку и дрожащим голосом произнес:

— Граждане, товарищи… Должен вам сказать: мне стыдно… Такой похвалы не заслужил. Этого мерзавца проклятого, который хотел, чтобы я помог ему перейти границу, вижу не первый раз. Раньше я с ним…