Роберт Ладлэм - Предательство Тристана Страница 47

Портфель весил около тридцати фунтов, поскольку в нем находились двенадцативольтовая автомобильная сухая батарея и преобразователь напряжения, наушники и антенна, ну и, конечно, сам передатчик – стальная коробка размером приблизительно фут на фут, обтянутая черной тисненой кожей. Это и была рация «БП-3» – самый совершенный прибор для осуществления тайной радиосвязи из всех, какие когда-либо существовали. Аппарат был создан в глубокой тайне группой польских беженцев в Летчуорте, местечке милях в тридцати к северу от Лондона. Эти поляки, группа замечательных специалистов, прошедших обучение у немцев (оно закончилось всего за несколько месяцев до вторжения вермахта в Польшу; инженеры успели вовремя бежать), были гражданскими; британская секретная служба наняла их работать на себя. Получив задание усовершенствовать никуда не годный старый радиопередатчик «Марк XV», который был настолько велик, что его приходилось перевозить в двух чемоданах, они изобрели компактную, но тем не менее мощную рацию, осуществлявшую прием и передачу. Основу рации составляли миниатюризированные компоненты.

Приемник был превосходен, с выходным сигналом около тридцати ватт, а мощность передатчика позволяла установить межконтинентальную связь. Инженерное решение и выполнение прибора были непревзойденными. Когда Корки в церкви на площади Пигаль в Париже передал чемодан Меткалфу, шеф не устоял перед искушением сообщить о том, что ему удалось заполучить несколько первых опытных образцов рации даже раньше, чем их получила британская МИ-6. «По сравнению с этим все остальное безнадежно устарело. Все другие аппараты теперь годятся только для музея. Но, прошу вас, берегите это больше жизни. Вас можно заменить, а вот это устройство, боюсь, не удастся».

Инструкция по пользованию рацией была приклеена под крышкой черной стальной коробки, но Меткалф успел выучить ее наизусть. Он сделал короткую паузу, чтобы еще раз прислушаться к звукам леса. Услышал слабый шелест деревьев, отдаленный крик ночной птицы. Но ничего больше. Его брюки до колен промокли от снега, а ступни начинали коченеть. Вся эта затея сопровождалась большими неудобствами – насколько легче работалось бы, сидя где-нибудь в закрытом помещении (хотя выбора на самом деле у него не было), – и все же он не видел причины делать условия более неудобными, чем это необходимо. Стивен развернул зеленый брезент холста, в который был завернут портфель, и расстелил его на земле. По крайней мере, он теперь мог хотя бы сесть на сухое. Вряд ли его одежда должным образом годилась для ночных походов по лесу: на нем были смокинг и черное кашемировое пальто. Мало того, что пальто уже испачкалось и даже кое-где порвалось, пока он продирался сквозь чащобу, но его внешность теперь очень сильно ограничивала возможность скрыться, если, конечно, это потребуется. Любой с первого взгляда узнал бы хорошо одетого иностранца, прячущегося в лесу поблизости от Москвы, что в случае поимки вызвало бы сильнейшие подозрения; он не мог попытаться выдать себя, скажем, за местного жителя, охотника, спортсмена. Он говорил по-русски с акцентом, хотя акцент был у многих граждан Советского Союза, приехавших из каких-нибудь отдаленных частей державы, поэтому можно было не опасаться, что его акцент вызовет слишком уж пристальный интерес. Нет, его с головой выдавала одежда.

В мыслях Меткалф начал составлять более или менее правдоподобную легенду, при помощи которой при необходимости можно было бы объяснить свое пребывание в лесу. Он походил на приезжего американца, значит, он таковым и будет. Он был гостем, приехавшим на уик-энд на дачу посольства – ведь Лана сказала, что она и фон Шюсслер останутся там на ночь; выходит, такое здесь в порядке вещей, – и он просто заблудился, выйдя ночью погулять в лес. Хотя, может быть, будет лучше сказать, что в лесу у него было любовное свидание. С одной женщиной… замужней женщиной, женой атташе посольства.

Они хотели поговорить наедине и потому ушли в лес, но женщина уже возвратилась на дачу… В возбужденном сознании он прокручивал версию за версией, проверяя каждую на правдоподобность и логичность.

Одновременно он, не торопясь, но быстро занимался своим главным делом. Из часового карманчика брюк он извлек маленький черный продолговатый предмет с двумя зубцами на одном конце – кристалл, который был искусно скрыт в его чемодане, оставшемся в гостиничном номере, под видом части замка. Этот кристалл определяет кодируемые частоты, на которых он будет вести передачу и прием. Его было опасно держать вместе с радиоаппаратом, поскольку, если бы все вместе попало в руки властей, безопасность всей сети Корки подверглась бы серьезному риску. Ведь никто не держит ключ и замок в одном и том же месте. Стивен вставил кристалл в специальный разъем в нижней части рации, затем воткнул в гнездо штекер наушников и надел их.

Потом он включил фонарь и положил его так, чтобы тот освещал приборную панель рации. Он должен был работать очень быстро: он сидел в пятне яркого света посреди ночного леса, и его можно было заметить с сотни ярдов, а то и больше. А если его заметят те, кому положено… более отягчающих обстоятельств нельзя и придумать. Наверняка немедленный арест, а потом столь же быстрая казнь в подвалах здания на Лубянке.

Из внутреннего нагрудного кармана пиджака он извлек пачку «Лаки страйк» и авторучку. В пачке было спрятано несколько маленьких листочков бумаги; он вынул один. Это был лист одноразового шифроблокнота, напечатанный на пропитанной нитратами рисовой бумаге, которая мгновенно сгорала, растворялась в горячей воде и даже могла быть проглочена в случае необходимости. Затем он развинтил корпус авторучки, в котором оказался туго свернутый носовой платок из тончайшего шелка площадью девять на четыре дюйма. Он развернул платок и расстелил на непромокаемом брезенте. Всю поверхность материи покрывала таблица из групп крошечных букв.

Эти две вещи – одноразовый шифроблокнот из рисовой бумаги и шелковый платок с ключом, – вместе взятые, составляли самую сложную систему шифрования из всех, какие когда-либо существовали. Этот метод, известный как таблица Виженера, был недавно разработан в Лондоне черчиллевским Управлением специальных операций для использования агентами в поле. Британцы далеко опередили американцев по части кодов и шифров, часто жаловался Корки, потому что они намного более серьезно относились к делу шпионажа.

Гениальность этой системы состояла в том, что она была не только защищена от ошибок и довольно удобна, но и практически не поддавалась расшифровке даже при помощи самых мощных дешифровочных машин. Каждая буква английского алфавита заменялась любой другой в совершенно случайном порядке. В коде нельзя было выявить никакой закономерности, так что враг никогда не мог бы решить криптограмму, даже если и перехватит передачу. Каждый ключ использовался только один раз, а потом уничтожался; единственный дубликат хранился на центральной станции, и ни один ключ никогда не повторялся. Официально этот многоалфавитный подстановочный шифр назывался «бесконечный бессвязный ключ». Корки часто называл его абсолютным оружием.

Меткалф включил питание и взялся за настройку. Нажав кнопку, он поворачивал ручку, отмеченную стрелкой, пока на табло не загорелась неоновая трубка. Поворачивая другую ручку, он нашел положение, при котором ярче всего светилась лампочка настройки – это указывало на самый сильный уровень сигнала. Теперь передатчик был готов к работе.

Конечно же, он составил и зашифровал свою радиограмму заранее. Это было срочное сообщение для Корки, в котором он докладывал о том, что случилось в Москве, о существовании «прикрепленного» сотрудника ГРУ Кундрова, который повсюду сопровождал Светлану, и просил дать ему объективку на этого человека. Меткалф также известил Корки о тревожаще плотном наблюдении за ним самим и, в частности, о наличии агента, обладающего выдающимся талантом. Он, естественно, сообщил и о своем опасении по поводу неприкосновенности «крыши».

Напоследок он хотел поставить Корки в известность о своей личной оценке фон Шюсслера, полностью совпадавшей с мнением Амоса Хиллиарда, – немец не являлся перспективным объектом для вербовки. Но все это нужно было предварительно очень кратко сформулировать и свести к нескольким коротким группам при помощи стандартных и других согласованных сокращений. Напечатанный на шелковом платке ключ содержал в дополнение к алфавитно-цифровой сетке подстановки ряд кодовых групп, которые представляли обычно используемые фразы, скажем, «прибыл благополучно» или «обнаружена явка на квартире». Больше того, Корки разработал и набор сверхсокращенных групп букв, в которых были зашифрованы сложные мысли или длинные выражения. Еще одна трудность состояла в том, что Меткалф должен был передавать не голосом, а ключом при помощи азбуки Морзе. Тут не было никакого выбора. Дело заключалось не только в вопросах безопасности передачи, хотя это тоже являлось немаловажным фактором. Но куда важнее было то, что голосовые сигналы просто-напросто нельзя передавать на расстояние больше чем несколько сотен миль; такое ограничение вносила техника. Сигнал в режиме непрерывных колебаний – а именно так шли передачи с использованием азбуки Морзе – расходился в пять раз дальше.