Семен Лопато - Искушение и разгром Страница 51

— А что ж ты те не надела, в которых в первый день была?

— Так в этих каблук выше.

— И что?

— Ну, ты ж наверно хотел на высоких.

Вновь тронутый до самого сердца тем, что она угадала и учла его желание, которое он даже не высказывал, он, быстро соображая, поднял глаза на нее:

— Может, пластырем заклеить?

— А у тебя есть?

— Должен быть в сумке.

Быстро поднявшись и вытащив из шкафа сумку с оборудованием, вынув из бокового отделения матерчатый скотч в рулоне и монтажные ножницы, он вырезал аккуратную белую наклейку.

— Такой подойдет?

Посмотрев, она кивнула:

— Классно. Давай.

Упреждая ее, он покрутил головой:

— Я сам.

Прикрепив пластырь за клейкий кончик себе на запястье, вновь сев у ее ног, он, как подарок, взял в руки ее полную ногу. Понимающе улыбнувшись, она вновь закинула ногу на ногу, держа ступню на весу, давая ему обращаться с ней; поставив ее ступню себе на ладонь, быстро отъединив наклейку от запястья, другой рукой он как девочке, осторожно приложил ей над пяткой и быстро разгладил рифленый белый прямоугольник. Пронизанный радостью оттого, что сделал, взяв ее туфлю и надев на ее ногу, он ожидающе посмотрел на нее:

— Ну как?

С интересом взглянув на него, словно сама ожидая результата, она, поправив туфлю, с достоинством поднялась с кресла. С веселым любопытством сделав несколько шагов, она довольно кивнула ему:

— Классно.

Уже поняв ее, но желая услышать еще раз, он просветленно взглянул на нее:

— Не болит?

Словно вновь радуясь вместе с ним, она легко покрутила головой:

— Не-а.

Поднявшись, он быстро поцеловал ее. Оглянувшись, он кивнул на ее сумку, стоявшую на столе:

— Давай я ее к себе возьму.

Склонившись над сумкой и достав из нее пакет с колготками, она отдала сумку ему. Втиснув сумку между импульсным пробойником и пакетом со стержнями, он затянул молнию. Порвав пакет, снова сев в кресло и скинув туфли, она быстро надела колготки, встав, она расправила их и опустила юбку. Сделав шаг, она встала в туфли, стоявшие на полу, став еще выше ростом; подняв и забросив сумку себе на плечо, он встал рядом с ней, вдруг увидев себя и ее в зеркале шкафа. Отражение их, стоявших во весь рост, вровень, близко друг к другу, пронзило его радостью; взглянув на нее и увидев близко ее смеющиеся глаза, словно ожидавшие этого взгляда, вновь радостно ощутив сцепленность с ней, он двинулся к двери; пружинисто ступая на высоких каблуках, она пошла за ним. Спустившись и выйдя на улицу, они остановили такси. Как-то просто и охотно, словно уже привыкнув к этой процедуре, усевшись на заднее сиденье около него, она поерзала, помещаясь и размещая в тесноте свои ноги, дверца хлопнула, мимо понеслись солнечные улицы и разноцветные прохожие на них. Ее бедро и плечо были притиснуты к нему; заново, как что-то невероятное вдруг осознав, что ему предстоит весь день провести вместе с ней и нет ничего такого, что могло бы этому помешать, он повернулся к ней, светло, без всяких слов и мыслей в голове он смотрел на нее, сидевшую рядом с ним, подтянув колени; поймав его взгляд и понимая его, она, смеясь глазами, разглядывала его. Мимо проносились дома и мгновенные, уходящие вдаль улицы. Словно весело раздумывая, о чем поговорить, она с любопытством оглянулась в сторону багажника:

— Что это у тебя в сумке крутое такое?

Радуясь чему-то вместе с ней, он с готовностью оглянулся туда же:

— Это мое оборудование. Я радиоэлектронщик, очень высокого класса, по стране, по миру много езжу. Когда где-нибудь что-нибудь ломается или там с неба что-нибудь падает, тогда зовут меня. В общем, в таком роде.

Слушая его, она весело-признающе кивнула:

— Классно.

Свернув с проспекта и обогнув площадь, машина остановилась у вокзала. Выбравшись вслед за ней с заднего сиденья, он подошел к уже открытому водителем багажнику; заложив руки за спину, она как-то очень вытянуто и стройно стояла на высоких каблуках рядом у машины, ожидая его. Вытащив и забросив на плечо сумку, он прошел в здание вокзала вслед за ней. Постояв в небольшой очереди, они купили билет до Литвишек и, пройдя анфиладой высоких залов, подошли к продуктовым киоскам, с любопытством осмотрев их, она повернулась к нему, советуясь с ним, что из еды выбрать; положив все купленное в пластиковый пакетик, они через длинные переходы пошли к платформе. По обе стороны переходов тянулись столики и лотки с книгами, газетами и всякими безделушками; весело поглядывая на них, она останавливалась, что-то рассматривая, вертя в руках и покупая, от лотка к лотку он шел рядом с ней, летяще проживая вместе с ней каждое мгновенье, с изумлением ощущая, как захватывающе-необычно и интересно делать вместе с ней самые простые вещи; легко идя рядом с ним, она весело поглядывала на него. Пройдя подземным переходом, они поднялись по лестнице на платформу, где ждала с открытыми дверями электричка; увидев на табло, что до отправления есть еще несколько минут и пройдя по платформе поближе к голове поезда, они вошли в пустой вагон. Сев напротив него, она вытащила из пакета с продуктами купленные газеты, быстро просматривая названия; двери с шипом закрылись, электричка тронулась. Положив газеты рядом с собой на сиденье, она достала из пакета маленькую разноцветную упаковку.

— Фисташки будешь?

Не отрывая от нее глаз, он молча отрицательно помотал головой.

Спрятав пакетик, она беспечно взглянула в окно.

— Два часа с лишним ехать, классно, поспать можно будет.

— А ты не выспалась?

— Не-а. Если б ты меня не разбудил, я б до сих пор спала. Я по выходным, если меня не будить, до часа дня сплю. — Внезапно вспомнив, она, увлеченно заблестев глазами, взглянула на него. — Между прочим, ты мне сегодня снился.

— Я?

— Угу. Такой абстрактный сон, эротический.

— Эротический?

— Ага. Только, я говорю, абстрактный. Я была бабочкой, а ты таким большим, крылатым жуком.

— И что мы делали?

— Не помню, летали. По-моему, ты пытался меня соблазнить.

— А ты?

— А я думала.

— Но ведь… Это какой-то не реалистический сон.

— Ну, я говорю, абстрактный.

Не находя никаких слов, чувствуя, как счастье вдруг пропорхнуло сквозь него, он молча смотрел на нее. Мимолетно повернувшись к окну, она увлеченно взглянула на него.

— Между прочим, я вспомнила, куда мы едем. Там у Литвишек Житнев Лог есть, нас туда школьницами возили окопы смотреть. Ну, типа, следопыты. Там в окопах гильзы, каски. Нам военрук потом разрешил пособирать для школьного музея.

— И ты тоже собирала?

— Конечно. Еще как, — она увлеченно-серьезно посмотрела на него. — Там все по две-три гильзы принесли, а я полную шапку насобирала, все охренели потом. Нас вообще в школе в разные места возили, через наши места ведь все войны шли, нам рассказывали, тут все бывали, и Карл XII, и Наполеон, отсюда все войны начинались.

Не сводя глаз с нее, он, машинально поправляя ее, покачал головой:

— Только не Наполеон, а маршал Даву.

— Ну и что, какая разница, пусть маршал. Все равно ж они с нами воевали.

Беззаботная, с широкими, наполненными бедрами под платьем, край которого чуть завернулся с одной стороны, когда она садилась, она сидела перед ним, чуть выставив вперед высокие, крупные ноги и круглые, пристойно соединенные колени. Мимо окна проносились деревья, ветер из приоткрытой створки окна теребил, то вздымая, то опуская на место, отбившуюся прядь ее волос, солнце косо пробивало вагон. Вдали, на расстоянии медленно плыли в нарождавшейся зелени постройки и дома предместья.

Приподнятый и брошенный навстречу ей чувством, желанием, которому сейчас не было выхода, летя и желая что-то отдать ей, он подался к ней:

— Хочешь, я расскажу тебе, как проходило Бородинское сражение? Все ведь не так, как написано в учебниках. Я об этом много знаю. Тебе это интересно?

Кажется, ничуть не удивившись, с веселой готовностью глядя на него, она с достоинством кивнула:

— Интересно.

Приободренный ее ответом, неожиданно для самого себя вынужденный спешно собираться с мыслями о том, о чем он никогда не говорил ни с кем, кроме, может быть, Николая, обрадованный тем, что может поделиться этим с ней, он с надеждой и одновременно с каким-то мгновенно пронзившим его чувством гармонии всего, что было вокруг, взглянул на нее.

— Об этом столько всего понаписано, кажется, всем все ясно, глава из учебника. Только все, что все друг у друга переписывают, какая-то чушь, никто не дает себе труда просто обо всем подумать, задаться вопросом, почему все так получилось, — он, невольно улыбнувшись, вспоминая, крутанул головой. — В школьном учебнике вообще было написано, что в результате сражения русские потеряли тридцать восемь тысяч человек, а потери французов составили шестьдесят две тысячи человек. Командующего, который после сражения с такими результатами отдал неприятелю Москву, надо было отдать под трибунал, а не возводить в княжеское достоинство, как это сделал царь. — Он быстро взглянул на нее. — Ты вообще знаешь, как все начиналось?