Дэн Абнетт - Инквизиция: Омнибус Страница 53

— Исполняю поручение Священной Инквизиции, — ответил я и выстрелил ему в голову.

Сарути пришли в жуткое волнение. Не могу знать, какие эмоции они испытывали, да и испытывали ли их вообще. Но они отреагировали так, как будто были напуганы поворотом событий, поставлены ими в затруднительное положение и смущены. Двоих из них поразил огонь из хеллганов, который открыли солдаты, решившие, что угроза исходит со стороны чужаков. Одного изрешетило, и он рухнул в растекающуюся под ним лужу крови и слизи. Второму оторвало лапу, и он захромал к аркам, стуча оставшимися жезлами.

Вой сарути перекрыл канонаду и человеческие крики. Был ли этот вопль угрозой, предупреждением, выражением отчаяния или приказом к отступлению, я не могу сказать. Но твари предприняли стремительное бегство, сотрясая воздух своими диссонансными воплями.

Но двое из них неожиданно устремились на солдат. Вокруг покачивающихся голов сарути зашипели голубоватые электрические разряды, а затем твари с шипением плюнули в людей лучами, сверкающими, точно лед. Двое солдат испарились в ослепительных вспышках света, разлетелись радужными брызгами.

Я заметил Мандрагора. Гигант уже убил одного из солдат сил безопасности, пытаясь остановить бессмысленную пальбу, но теперь сарути тоже предприняли атаку, и солдаты, получив подтверждение враждебных намерений ксеносов, удвоили свои старания. Выплюнутый тварью луч пропорол руку Мандрагора, и тот взбесился. Он напал на сарути, размахивая огромным цепным топором.

Я надеялся, что его убьют.

Протолкавшись сквозь окружающее меня безумие к припаркованным машинам, я увидел Даззо, по-прежнему стоящего на коленях перед ужасным ларцом. Похоже, он находился в трансе, не выпуская из рук свою нечестивую добычу.

Я побежал к нему.

Рядом со мной появился Фишиг, потерявший шлем. Его черную броню заливала кровь.

— Тван! — прокричал он через плечо, и замаскированный гудрунит побежал следом за нами, стреляя от бедра.

В сражающейся толпе стали взрываться гранаты. В воздух полетели расчлененные тела и осколки восьмиугольной плитки. Пламя охватило один из транспортеров.

Мы втроем оказались ближе всех остальных к «истинной причине». Один из сарути пробивался к ней же и уже распихивал сгрудившихся вокруг ларца рабов, пытаясь добраться шипастым жезлом до Даззо.

Судорожным ударом тварь опрокинула коленопреклоненного человека и выбила из его рук Некротек.

Малахит, до этого прятавшийся за «Лэндспидером», неожиданно вскочил и метнулся за книгой. Сарути нервно развернулся, пытаясь перехватить его, но Фишиг и Тван разнесли тварь на куски залпами из хеллганов. По мозаичной плитке расплескалась клейкая серая жидкость.

Второй сарути обрушился на убийц своего сородича, потрескивая электрическими разрядами. Тван затрясся и разлетелся дождем разноцветных брызг. Стоявшего рядом Фишига отбросило ослепительным взрывом.

Времени, чтобы помочь ему, не оставалось. Малахит вцепился в книгу и убегал по плато, подальше от ожесточенных боевых действий. Выстрелом из хеллгана я оторвал ему ногу в колене, и он рухнул ничком. Когда я добежал до него, он полз вперед, оставляя за собой кровавую полосу и пытаясь дотянуться до книги.

— Не трогай ее! — бросил я, стягивая с головы шлем и наводя хеллган свободной рукой.

Он увидел мое лицо и выругался. Я опустился на колени и подобрал маленький томик. Даже сквозь латные перчатки я ощущал источаемый им жар. И некоторое время, словно загипнотизированный, я не мог думать ни о чем, кроме него. Стало понятно, почему Даззо застыл коленопреклоненным, после того как взял книгу. Содержащиеся в ней древние знания каким-то образом обрели собственную жизнь. Они волновались, шелестели, взывали ко мне.

Они звали меня по имени.

Эта книга знала меня. Она обращалась ко мне, просила открыть ее и познать содержащиеся в ней чудеса. Я и не думал сопротивляться. То, что она показывала мне, оказалось настолько невиданным, настолько возвышенным, настолько красивым… Там открывалась природа звезд… А за звездами — удивительные механизмы, приводящие в действие сложную и восхитительную силу, которую мы слепо и ошибочно называем Хаосом…

Я расстегнул металлические зажимы, не позволявшие открыть книгу…

Неожиданно в мое сознание вторглась чужая, грубая ментальная энергия, разрушившая действие чар. Я начал поворачиваться и отвел глаза от раскрывшейся книги. Этого полуоборота мне хватило, чтобы избежать смерти.

Могучий удар опрокинул меня. В падении книга вывалилась из моих рук. На плитки хлынула кровь. Моя кровь.

Я откатился, чтобы уйти от следующего удара. Визжащие зубья цепного топора разминулись со мной буквально на толщину волоса и раскрошили окровавленную плитку.

Мандрагор, ублюдочное Дитя Императора.

В слепой панике я отползал назад. Источающий зловоние воитель Хаоса стоял прямо надо мной. Его древний силовой доспех был залит человеческой кровью и ихором ксеносов. Следующий его удар практически полностью оторвал мне левый наплечник. Рана под ним выглядела серьезной. Кровь стала образовывать лужу, стекая по моей левой руке. Когда я судорожно попытался отползти подальше, то понял, что поскальзываюсь в собственной крови.

Я хлестнул по Мандрагору своей Волей. Это не было серьезным ударом, если учесть его пугающую ментальную мощь, но хотя бы заставило его пошатнуться.

Цепной топор с визгом рассек воздух над моей головой.

Хеллган оказался вне зоны досягаемости… Впрочем, я сомневался, что подобное оружие сможет оставить на броне монстра хотя бы вмятину. Я не мог отвести глаз от маски на его лице, сшитой из кусков кожи и обтягивающей зияющую дыру рта.

Моя левая рука потеряла чувствительность и повисла. Но мне удалось встать на ноги и вытянуть из ножен меч.

Это было прекрасное оружие, еще старого образца. Он не обладал материальным клинком, как другие, более грубые модели. Меч состоял из инкрустированной рукояти двадцати сантиметров длиной, прошитой серебряной нитью и завершающейся энергетическим элементом. Сам Ректор Инкса благословил этот меч для меня, призвав его «защищать всегда брата нашего, Эйзенхорна, от порождений зла».

Теперь мне оставалось только надеяться, что он не впустую тратил свое красноречие.

Я включил меч и отразил им следующий удар топора. При столкновении клинков во все стороны полетели искры и металлические осколки. Неимоверная, звериная сила удара чуть не вырвала меч из моих рук. Я отскочил на шаг или два, уходя от следующего выпада. В голове у меня плыло. Было это результатом кровопотери или следствие чар Некротека, я не мог сказать.

Мандрагор дошел в своей ярости до белого каления. Меня все-таки было чертовски трудно убить. Однако я не мог избавиться от пугающего чувства, что долго так продолжаться не может.

Он снова бросился вперед, возвышаясь надо мной, словно башня, и мне опять удалось отклонить удар цепного топора. Но он немедленно возвратным движением ударил меня рукоятью топора в грудь. Меня даже оторвало от земли и отбросило на несколько метров.

Я неудачно приземлился на раненое плечо. Вспышка боли на секунду лишила меня чувств. Большего Десантнику Хаоса и не требовалось.

Он приблизился ко мне в два шага по залитой кровью мозаике и с рычанием занес топор. Извернувшись, я пинком отправил в него Некротек. Книга стукнулась о мыс огромного сапога.

— Не забывай, зачем пришел, выродок! — прохрипел я.

Мандрагор Гнилостный — сын Фулгрима, достойный слуга Слаанеша, воитель Детей Императора, убийца живущих, осквернитель мертвых и хранитель тайн — остановился. Разразившись хриплым смехом, он склонился над книгой, не отводя от меня своих жестоких глаз.

— Ты, инквизитор, даешь неплохие советы для…

Его закованные в сталь пальцы коснулись Некротека. Книга полностью утонула в исполинской ладони. Голос монстра замер. С его отвратительного лица ушло триумфальное выражение, выветрился гнев, угасла жажда крови. Безжизненная маска его лица словно повисла на удерживающих ее швах. В глазах Десантника Хаоса потускнел кровавый блеск.

В каждой клетке, в каждой частичке его развращенного существа пел Некротек, похищая у монстра возможность адекватно воспринимать окружающий мир.

Пошатываясь, я поднялся на ноги, сжал рукоять энергетического меча и отсек противнику голову.

Не успев еще даже удариться о землю, голова раскололась и запылала белым пламенем, капая жидким огнем на восьмиугольные плитки. Пылающий шар ударился оземь, подпрыгнул и разлетелся яростным, нечистым огнем, от которого вскоре остались только почерневшие осколки кости и дымящееся, выжженное пятно на металле.

Туловище, запаянное в силовой доспех, оставалось стоять, выгорая изнутри. Из дыры, где раньше была шея, взметались языки отвратительного зеленоватого огня. В воздух поднимался столб мерзкого черного дыма. Огонь быстро перекинулся на мерцающий плащ, и яркое пламя окружило безголовый металлический остов.