Жерар Вилье - SAS на Багамах Страница 6

Мимо кафе проехало несколько машин, и Анджело облокотился на стойку, повернувшись спиной к дороге: “засветиться” сейчас было бы слишком глупо. Он расплатился и двинулся дальше по обочине дороги, сопровождаемый жирной синей мухой, гудевшей, как реактивный самолет.

Лишь через час он достиг перекрестка Солджер-стрит и Блубелл-роуд. Опрятные богатые кварталы и туристские достопримечательности города остались далеко позади.

Анджело казалось, что его чемоданчик весит целую тонну. Пот заливал ему глаза отчасти от быстрой ходьбы, отчасти от страха: люди, которым он бросил вызов, не знали жалости и сострадания...

Он посмотрел вокруг. Влево уходила обсаженная кустами аллея, полого поднимавшаяся к гольф-клубу. Но даже если бы Анджело умирал у ворот, ему бы никто не открыл: он не являлся членом клуба.

Путешествие подходило к концу. По другую сторону перекрестка, у моря, его ждало спасение.

Анджело устало прислонился к стене какой-то полуразвалившейся хижины и окинул взглядом пустынный перекресток, казавшийся ему огромным вражеским плацдармом. В последние несколько дней страх сделался его постоянным спутником, и он уже не верил, что когда-нибудь обретет покой.

Однако на перекрестке стояло лишь несколько сонных негров, ожидавших автобус до поселка Аделаида, и они не обращали на Анджело ни малейшего внимания.

Мимо него на полной скорости проехало два длинных черных “кадиллака”, набитых туристами с какого-то корабля. Оставалось только удивляться, что еще находятся люди, готовые заплатить целых шестьсот пятьдесят долларов за недельный круиз по Карибскому морю.

Анджело набрался смелости и вышел на перекресток. Он ничего не видел вокруг себя: его глаза были устремлены на небольшую белую церковь, стоявшую посреди поля.

Добравшись туда, он будет спасен. Даже мафия не станет преследовать свою жертву в святом месте. А отец Торрио — такой же итальянец, как и он сам. Несколько дней назад священник из христианской добродетели и сочувствия к земляку-сицилийцу пообещал американцам приютить его, не задавая лишних вопросов.

Под каблуками Анджело громко хрустел гравий. Он нервно оглянулся, но дорога позади него была пуста.

Замирая от волнения, он повернул дверную ручку. Дверь с тихим скрипом отворилась. Анджело облегченно вздохнул. Значит, отец Торрио ждет. Обычно в будни церковь была заперта, чтобы мальчишки из соседних трущоб не вздумали воровать стулья, и чтобы влюбленные парочки не забирались в Божий храм и не оскверняли его неуместными деяниями.

Приятно удивленный царившей внутри прохладой, Анджело немного постоял посреди зала. Он испытывал невольное благоговение перед окружавшей его красотой, хотя уже около тридцати лет не переступал церковного порога.

Церковь была пуста. Анджело быстро оглядел два ряда скамеек, где негры из Аделаиды каждое воскресенье слушали мессу, и покосился на небольшую ухоженную исповедальню, стоявшую в левой части зала. Немного растерявшись, итальянец поставил свой чемоданчик, опустил пальцы в холодную воду кропильницы, перекрестился и встал на колени, наблюдая краем глаза за дверью. Его пиджак был расстегнут, из-за пояса торчала рукоятка кольта-”кобры”.

В течение пяти минут вокруг ничего не менялось. Анджело уже не знал, что ему делать. Затем на дорожке заскрипел гравий, и дверь зала открылась.

Увидев священника, Анджело испытал огромную радость. У того была добрая круглая физиономия с огромными рыжими усами и выпуклыми птичьими глазками. Фигурой отец Торрио напоминал скорее портового грузчика, нежели святого отца.

Торрио протянул руку:

— Извините за опоздание. Вы — Анджело Генна?

— Да, — ответил Анджело. — А вы — отец Торрио?

Священник кивнул.

Анджело едва не заплясал от радости.

— Вы один? — спросил отец Торрио. Анджело успокаивающе улыбнулся.

— Да, падре. Никто за мной не следил. Знаете, я вам чертовски благодарен. Вы меня так выручили...

Священник снисходительно кивнул головой.

— Помогать ближнему — мой долг. Но скажите, сын мой, как вы попали в столь... э-э... затруднительное положение? Понимаете, мне не хотелось бы участвовать в противозаконных деяниях...

— Я вам все объясню, — доверительно пообещал Анджело.

— Идемте-ка сюда, — предложил священник, указав на исповедальню. — Там удобнее беседовать. Лучше, чтобы вас поменьше видели у меня.

Анджело вошел в тесную кабинку и опустился на колени. Священник расположился по другую сторону перегородки.

— Успокойтесь, — сказал падре Торрио. — Здесь, в Божьем храме, вам ничто не угрожает. Знаете что, сын мой? Я хочу, чтобы ваше пребывание в этих стенах хоть немного очистило вас. И если я не могу вне этого храма обещать вам неприкосновенность вашей телесной оболочки, то позабочусь хотя бы о спасении вашей души...

Анджело больше устроило бы спасение и того, и другого, но он не стал возражать и покорно прикрыл лицо руками. Отец Торрио открыл маленькую деревянную дверцу, расположенную на уровне их голов.

— Слушаю вас, сын мой.

Анджело не заставил себя долго упрашивать и подробно рассказал обо всех событиях, которые привели его, в прошлом уважаемого крупье из Фрипорта, в эту церковную исповедальню.

Священник молча выслушал его и заключил:

— Итак, вы встречались с человеком, который, по вашим словам, работает на некую тайную службу? Анджело кивнул.

— Да, святой отец. Знаете, я вообще-то не люблю выдавать чужие тайны. Но те люди виноваты. Зачем было выгонять меня из казино?

— Понимаю, понимаю, — прервал его Торрио. — Это дело должны решать вы сами и ваша совесть. Сейчас я прочту за вас молитву, и мы перейдем в дом. Повторяйте за мной.

Анджело послушно прижался лицом к деревянной решетке. В почти полной темноте, царившей в исповедальне, он едва различал очертания священника.

Сначала он не слышал ничего. Затем тишину деревянной кабинки нарушил металлический щелчок. Анджело был в эту минуту так далек от бренного материального мира, что лишь в следующее мгновение сообразил: это взвели курок пистолета. Он с воплем отскочил назад, подняв руку, чтобы прикрыть лицо, и первая пуля оторвала ему мизинец, прежде чем войти в левый глаз.

Второй кусок свинца раздробил ему челюсть и отбросил спиной на стенку кабины. Он уже не слышал грохота третьего выстрела. Отец Торрио выстрелил еще дважды — в грудь Анджело Генны. Исповедальня наполнилась едким запахом пороховых газов, а под сводами церкви еще металось громовое эхо.

Отец Торрио вышел из своего тесного укрытия и отряхнул пыль с сутаны. В его добрых выпуклых глазах читалось удовлетворение, смешанное, однако, с некоторой досадой. Пять пуль: за самоубийство это выдать уже не удастся. Этот болван дернулся слишком рано. А ведь какая была удачная идея — заманить его в исповедальню: там им никто не мог помешать, к тому же болван выболтал ему все, что знал.

Торрио начал быстро расстегивать сутану, под которой оказались хорошо скроенный светлый костюм и желтая шелковая рубашка с запонками из топаза, огромными, как голубиное яйцо. Затем он пододвинул к себе скамью и сел напротив входной двери, перезаряжая пистолет. В случае, если кто-нибудь прибежит на шум выстрелов, его придется убрать немедленно. Он презирал глушители, мешавшие как следует прицелиться, а с ними и всех убийц нового поколения, боявшихся наделать шума.

Перезарядив оружие, он положил его в карман и встал. Похоже, никто ничего не слышал. Все произошло как нельзя лучше.

Торрио скомкал сутану и бросил ее вместо савана на труп итальянца. По плиточному полу перед исповедальней уже растекалась большая лужа крови. Убийца быстро обыскал карманы покойника и забрал все бумаги до единой, чтобы позднее изучить их.

Он вытащил ключ из внутренней замочной скважины, вставил его в наружную, а затем вышел, запер дверь и зашагал по тропе. Отец Торрио больше не существовал.

Человека, который только что спокойно перешагнул порог церкви, звали Джим О’Брайен. Сегодня у него состоялась вторая “встреча” с Богом. А первая произошла еще в юности, в Чикаго, когда он присутствовал на мессе святого отца О’Баннона, которого в городе прозвали “инквизитором с северной окраины”. В то время Джим еще голодал и в тот памятный день, подкрепившись просфорой, пропитанной церковным вином, нашел в себе силы совершить свое первое ограбление.

Беспечно насвистывая, Джим О’Брайен направился к своей машине, стоявшей в трехстах метрах от церкви. Настоящий отец Торрио, оглушенный рукояткой револьвера и лежавший связанным в своей комнате, сможет очнуться не скоро.

О’Брайен всегда имел при себе три револьвера: один — в правом кармане брюк, второй — в кобуре под левым плечом и третий — в левом кармане пиджака. Он одинаково метко стрелял как с правой руки, так и с левой.

О’Брайен убивал хладнокровно, без ненависти и возбуждения. Он считался одним из лучших убийц в Америке, и заявку на его услуги нужно было подавать за несколько недель вперед.