Николай Асанов - Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море Страница 75

Большой Джон назвал ее Норой, представил Казимира, выразительно шепнув Лидумсу, что Нора — личный секретарь начальника отдела разведки Маккибина. Нора шутливо прервала его шепот:

— Не сплетничайте, Джон! Я сама расскажу нашему гостю о себе.

Лидумс почтительно склонился к ее руке, призывая на помощь все свое знание английского. Ему очень хотелось понравиться Норе, он понимал, что от ее доклада своему хозяину будет зависеть многое. Кажется, его заявление о том, что он испытывает настоящее наслаждение оттого, что ему наконец-то представилась счастливая возможность встретить настоящую английскую леди, было вполне уместным. Нора немедленно завладела гостем, и теперь все присутствующие разговаривали как бы через нее. Впрочем, она и не давала говорить, засыпав гостя вопросами, на которые он не всегда находил ответы, так они были неожиданны.

— Чем они питаются в своих лесах? Как они могут жить без женщин? Что такое «бункер»? Вешают ли они пойманных «синих» или просто расстреливают? — кажется, ей очень хотелось, чтоб вешали!

Но когда Лидумс, разгоряченный и шампанским, и повышенным интересом Норы и других гостей к его личной жизни, начал рассказывать, как прощался с женой перед уходом к лесным братьям, как жена не хотела отпускать его, а потом смирилась и благословила на борьбу, он вдруг увидел, что из зеленых глаз Норы покатились крупные слезы. Такого эффекта он никак не ожидал и растерянно умолк, но Нора только нетерпеливо воскликнула:

— Продолжайте! Да продолжайте же!

И Лидумсу пришлось рассказать, как они — «лесные люди» — по восемь-десять месяцев не видят своих близких, как только по разрешению командира могут иногда появиться на тайной явке, где едва-едва удается поцеловать жену, боясь, что ее выследят и отправят в страшную Сибирь, и Нора все продолжала плакать, не пряча своих слез. Эта странная чувствительность, как и приметная чувственность, были так неподходящи для разведчицы, что он даже заподозрил, не разыгрывают ли его. Но тут он мельком взглянул на Силайса и поразился тому, какой злобный вид был у этого человека. Можно было подумать, что Силайс ненавидит Нору больше даже, чем тех людей, что вышвырнули его из Латвии. В чем же столкнулись интересы этих двух людей? Может быть, Нора — осведомитель самого полковника Маккибина — не очень лестно отзывается о Силайсе при начальнике? Или они не поделили какой-нибудь гонорар?

Он не так уж плохо знал «свободный мир». Ведь совсем еще недавно вся Латвия жила по этим же законам. Но такой волчьей злобы по отношению к единомышленнику и коллеге Лидумс еще не видывал.

Впрочем, Нора уже вытерла глаза, они опять засияли зеленым светом в сторону Лидумса, и Силайс тотчас же напустил на свое желчное худое лицо улыбку самого дружелюбного человека.

Нора похвастала своей новой машиной и пообещала Лидумсу покатать его, «показать город». Вилкс тихонько шепнул:

— Не соглашайтесь! Она — любовница Маккибина, а полковник не терпит, когда Нора кем-нибудь интересуется…

В глазах Вилкса был такой явственный страх, что Лидумс с усмешкой подумал: «Кажется, эта Нора не похожа на ибсеновскую!»

— О, я еще не в форме! — уклончиво сказал он.

— Ну, мы быстро приведем вас в европейский вид! — пообещала Нора.

Кто-то напомнил, что время позднее, гостям следует отдохнуть. Силайс пошел проводить их в комнату.

Там Лидумс достал из своего рюкзака письменный прибор и передал Силайсу. Тот был так растроган подарком, что снова расцеловал посланца с родины.

— Кто из вас подумал обо мне? — спросил он.

— Это подарок Будриса! — скромно ответил Лидумс.

— Вы давно знаете Будриса? — с любопытством спросил Силайс.

— К сожалению, с Будрисом я познакомился только после войны. Сам он жил уже легально, но продолжал поддерживать связь с единомышленниками. Настоящее его имя и местожительство я не знаю. Но не беспокойтесь, когда наша война кончится победой, все имена будут названы… А вы, может быть, увидите нашего командира и раньше. Он говорил, что вы изъявляли желание принять участие в наших операциях…

— Да… но… Маккибин считает, что мне следует оставаться в Лондоне.

Лидумс сделал вид, что не заметил смущения собеседника. Он простодушно заметил:

— А знаете, полковник прав! То, что здесь есть человек, отлично знающий условия нашей борьбы, очень полезно для нас. Будрис тоже говорил об этом. Он особенно просил передать вам его благодарность за переброску денег. Хотя мы в наших операциях и не брезгуем этими «трофеями», но нам, вероятно, пришлось бы распылять силы, отвлекаться на совершение экспроприационных актов, а это в конце концов опасно, наше движение не может перерастать в примитивный бандитизм…

Лидумс высказывал эти свои мысли горячо, даже страстно, как давно продуманные, наболевшие, но в то же время видел, как проходит смущение Силайса, как он словно бы наливается гордостью и начинает пыжиться, топорщиться, вот-вот запоет, как петух на насесте. В конце концов это естественно! Посланец далекой, полузабытой родины не только не зовет Силайса на подвиг, но еще и доказывает, что именно без помощи Силайса их дела там, на далекой родине, шли бы, наверно, хуже. И Силайс, уже гордо, с видом начальника спросил:

— Как широко распространяется влияние Будриса?

Лидумс помолчал, задумавшись, потом ответил:

— На последнем нашем совещании были представители и из Латгалии и из Видземе… Но они живут легально…

Силайс был как будто не очень доволен, но сдержался. Только медленно произнес:

— Надо надеяться, что негласных единомышленников у вас много больше, только они еще не нащупали настоящие методы борьбы с большевиками или не связались с вами… — Он вздохнул: — Да, подпольная борьба всегда начинается с единиц! Но уж зато это такие единицы, из которых обязательно вырастают вожди…

— Если их не пристрелят по дороге к славе, — проворчал Лидумс.

— Зачем так грустно! — Силайс опять обрел свою обычную живость. — Но вот что я хотел сказать вам, дорогой Казимир… — он замялся, пожевал губами, прислушался, как за стеной в ванной комнате, куда ушел Вилкс, шелестит вода, тихо сказал: — Не следует говорить англичанам о количестве ваших бойцов. Во-первых, это постоянно меняющаяся кривая. Например, на зиму, как сообщает Будрис, многих приходится распускать по хуторам в целях сохранения. Во-вторых, мы имеем в виду так называемые активные штыки… Но ведь есть же еще сочувствующие, готовые принять участие в борьбе, колеблющиеся, выжидающие первого реального успеха… И, наконец, сотни тысяч, которые поднимутся по первому знаку, как только начнется подлинная освободительная война и союзники выбросят первые десанты на нашей священной земле… Вот эта перспектива и должна стоять перед вами, когда англичане попросят вас сделать им доклад. Ну и, само собой, перед членами нашего правительства тоже следует показать перспективу…

Лидумс молчал.

Конечно, он понимал, что Силайс постарается выдать воображаемое за действительное. Еще когда они с Будрисом готовились к будущему отчету, Будрис предупреждал, что в цифрах стесняться не следует, кое-что можно округлить, некоторые операции описать приблизительно, другие развернуть в подробностях. В таком деле, как подпольная война, всегда лучше обрадовать начальство, чем огорчить. За огорчение взыщут с нас, решат, что это мы плохо работаем, а радость разделят вместе с нами… Но то, что предлагает Силайс…

Силайс выжидательно смотрел на своего подопечного.

Лидумс осторожно сказал:

— Радиопередачи вел Вилкс, и телеграммы поступали непосредственно Маккибину. Я не знаю, как он группировал цифровые данные…

— О, я читал все радиограммы в тот же день. Вилкс не дурак. И потом он человек Маккибина, он получает жалованье и знает, за что получает его. Не станет же он огорчать своего начальника!.. Поэтому информация вполне благоприятна для вас.

— Ну что же, если вы так думаете, — нехотя согласился Лидумс. — Но я постараюсь избежать арифметики, — он усмехнулся, — я ведь художник, а искусство скорее сродни психологии, нежели точным наукам.

— Вот именно, именно! — обрадовался шутке Силайс. — Психологический экскурс заинтересует англичан даже больше! Им важно знать настроения народа, отдельных групп, экономику, расположение военных объектов противника, ну и, наконец, состав будущего правительства, которое должно заявить о своем существовании в первый же час войны. Вот главные вопросы, которые мы должны решить за то время, пока вы будете находиться здесь…

— Ну что же, отлично, — Лидумс несколько повеселел. Силайс уже вполне добродушно улыбался.

— Простите, я вас задержал, а ведь мы условились, что вы должны отдохнуть! Завтра я весь день буду в вашем распоряжении. С утра займемся вашей экипировкой, не бродить же по городу в вашем партизанском одеянии! А сейчас отдыхайте, отдыхайте!