Иван Жагель - Кто убьет любимую?

Иван Жагель

Кто убьет любимую?

Но и она печальна тоже,

Мне приказавшая любовь,

И под ее атласной кожей

Бежит отравленная кровь.

Пролог

— Учти, ты мне обещал, что убивать ее буду я!

Григорьев сказал это с капризными интонациями самого младшего в семье ребенка, оговаривающего право первым поиграть с новой игрушкой. Но никто и не собирался это право у него оспаривать.

Дмитрий Есехин лишь равнодушно пожал плечами. Он так устал от событий последних недель, что ему хотелось поскорее закончить этот разговор.

— Лучше, к-к-конечно, ее задушить?! Р-р-ремнем?! — то ли спросил совета, то ли предложил Григорьев, от волнения заметно заикаясь, и тут же поспешил добавить, словно не хотел окончательным решением портить себе предвкушение намеченного аутодафе. — Но я еще подумаю… П-п-положись на меня. Все сделаю по высшему классу.

Между ними бесцеремонно проскочила молодая парочка. Дмитрий непроизвольно сделал шаг назад, однако его тут же кто-то толкнул в спину, сопроводив свою нечаянную грубость невнятными извинениями — в этот вечерний час на Пушкинской площади было многолюдно. Впрочем, поток служащих, спешивших после работы в метро, уже начал иссякать, но снизу все больше и больше поднималось молодых людей, приезжавших сюда со всех концов огромного города. У памятника Пушкину традиционно назначали свидания, здесь до поздней ночи тусовались те, кто хотел в шумной толпе избавиться от одиночества, с кем-то познакомиться, снять проститутку или купить наркотиков.

Внезапно Григорьев насторожился. Как всякий психически неуравновешенный человек, он был очень подозрительным.

— Может быть, ты передумал? — спросил он.

— Нет, — покачал головой Дмитрий.

Вялое отрицание не очень убедило Григорьева, и он, видимо, решил еще раз укрепить Есехина в своей вере:

— П-п-пойми, убить ее — это лучшее, что мы можем сделать. Иначе т-т-ты никогда не избавишься от этой женщины. К ней нельзя относиться равнодушно. Даже если тебе удастся ее разлюбить, ты сразу же начнешь ее ненавидеть! Н-н-ненавидеть так, что не сможешь спать по ночам. Это чувство будет выматывать тебя не меньше, чем любовь. Оно будет сидеть в твоей башке каждую минуту, каждую секунду! Из-за этого т-т-ты потеряешь работу, деньги, семью, друзей, в общем, все! Даже жизнь! Она — как неизлечимая болезнь. И единственный у нас с тобой шанс спастись — это уничтожить ее, стереть с лица земли!

Григорьев замолчал, и его горящие глаза, так резко контрастировавшие с бледным, изможденным лицом и тощей фигурой, медленно потухли, словно лампочки, отключенные с помощью реостата.

— Она разорила меня, — добавил он уже совершенно равнодушным, бесцветным голосом. — Я стал м-м-моральным и физическим уродом. Во мне уже не осталось никаких человеческих желаний, к-к-кроме одного — убить ее…

— Я же тебе сказал, что не передумал! — раздражаясь, перебил его Дмитрий.

— Ну, хорошо, не сердись. Не хватало еще нам поругаться. В-в-ведь мы же союзники. Верно? Значит, завтра ты заберешь меня в этом же месте, в это же время?

— Да.

— Не опаздывай…

Он повернулся и, не прощаясь, стал спускаться в метро. В этот теплый сентябрьский вечер Григорьев довольно странно смотрелся в своем сером, мятом плаще среди пестрой, еще по-летнему одетой толпы. Он и в самом деле очень мало походил на нормального человека, состоящего из плоти, крови и желаний, а, скорее, напоминал тень, которая если и слоняется еще по земле, то только для того, чтобы исполнить какую-то важную миссию…

Глава I

Впервые Дмитрий Есехин увидел ее на теннисном корте одного симпатичного турецкого отеля близ Фетии. И произошло это, как и большинство самых важных, определяющих судьбу любого человека событий, из-за стечения множества случайных обстоятельств.

В Турцию Есехин прилетел на отдых со всей своей небольшой семьей — женой Ольгой и тринадцатилетним сыном Сашей. Причем вырвался он сюда всего на неделю, так как на больший срок не отпускали дела. Но и уехать из раскаленной Москвы хотя бы ненадолго ему очень хотелось.

Был июль 1997-го. За последние месяцы финансовая компания «Ист-Вест-инвест», которую Дмитрий создал вместе с двумя своими друзьями, заработала на операциях с ценными бумагами целую кучу денег. Да и вообще в тот год все складывалось для него очень удачно.

Во всем мире фондовые рынки находились на подъеме, а в России купля-продажа акций наиболее крупных предприятий давала баснословные прибыли. Котировки ценных бумаг росли даже летом, когда деловая активность традиционно замирает. А прогнозы на осень вообще выглядели сказочно.

Именно перспектива напряженной работы до конца года, а может, и дольше, заставила Есехина дать небольшой отдых себе и другим. Он разогнал в отпуска половину сотрудников «Ист-Вест-инвеста», оставил на хозяйстве своих замов и совладельцев компании Илью Бершадского и Максима Прядко и улетел к морю с твердым намерением вдоволь поплавать и поиграть в теннис, на что в Москве у него вечно не хватало времени.

Организацией поездки занималась жена Дмитрия. И на Турции настояла именно она. Свой выбор Ольга объясняла сразу несколькими причинами. Главным, конечно, было то, что в отпуск они собрались буквально за три дня, а для поездки в эту страну не надо было заранее получать визу. Ее давали прямо на месте, в аэропорту прибытия.

Кроме того, полет из Москвы на юг Турции занимал всего два с половиной часа. Это означало, что, выйдя рано утром из своего дома на Большой Грузинской улице, они к обеду уже оказывались на пляже. А для короткого отпуска выигрыш даже в полдня был весьма существенным.

Наконец, не много мест в других странах могли сравниться с турецким Средиземноморьем: лазурное чистейшее море, живописные горы, стройные с золотистыми стволами сосны, источающие в зной одурманивающий хвойный аромат. И если не выбираться из отеля в соседние поселки, где назойливые хозяева лавчонок и кафе чуть ли не хватают тебя за руку, и если не связываться с местными турфирмами, которые, организуя экскурсии на какие-нибудь греческие или римские развалины, обязательно затаскивают ничего не подозревающих людей в магазины ювелирных изделий или кожаной одежды, видимо, получая потом комиссионные за каждую купленную туристами вещь, так вот, если предусмотрительно избегать всего этого, то отдохнуть в Турции можно было просто великолепно.

Очень приличной оказалась и выбранная Ольгой гостиница. Рекламный проспект не обманул: окна всех номеров выходили на море, кухня была отличная, а на склоне горы, что Есехины особо уточняли через турфирму еще в Москве, террасами располагались шесть кортов.

Но когда в день приезда Есехины, поплескавшись в море и повалявшись на пляже, собрались перед ужином поиграть в теннис, дежурный администратор — молодой, вежливый турок, английский которого был гораздо хуже распространенного в этих краях среди обслуживающего персонала немецкого, — с сожалением сообщил, что три из шести кортов в настоящее время реконструируются, а остальные на сегодня уже зарезервированы. Так как немецкий Дмитрия был вообще никакой, то говорить им пришлось все же на английском. И значительные пробелы в знании этого языка администратор компенсировал трагическим закатыванием глаз и тяжелыми вздохами, словно он присутствовал на похоронах.

В свое оправдание вежливый турок показал разлинованный листок бумаги. Сверху были проставлены номера кортов, а сбоку — время. И во все клетки этой таблички были вписаны какие-то фамилии — разными почерками и на разных языках.

Администратору было неловко за этот казус с ремонтом, затеянным в разгар сезона и, желая хоть чем-то помочь гостям, он сказал, что только что на первый корт ушла супружеская пара из России. Учитывая сложившуюся ситуацию, вполне допустимо, на его взгляд, присоединиться к ним и поиграть два на два.

Ольга тут же заявила, что это — неудобно: мол, люди заранее бронировали корт, возможно, хотели как следует размяться, а теперь им будут мешать. Однако Дмитрий, очень раздраженный возникшими трудностями в самом начале короткого отпуска, все же настоял, чтобы пойти и посмотреть на соотечественников.

За последние годы Есехин вообще привык, что ему все удается, что он может решить любой вопрос или купить то, что нравится, в том числе теннисный корт, и эта небольшая проблема явно задела его самолюбие. Деньги очень меняют человека, тем более, когда их много.

На самой ближней к отелю площадке играли стройная крашеная блондинка лет тридцати пяти и спортивного вида мужчина, которому, как и Дмитрию, было около сорока. А на скамейке сидела маленькая девочка в белой майке и красной бейсболке. Она бурно и зачастую невпопад реагировала на удары родителей, а когда неподалеку от нее падал мячик, срывалась с места, чтобы подать его.