Робин Кук - Мутант

Робин Кук

Мутант

С благодарностью Джин, которая давала мне пищу, – в прямом и переносном смысле

Бабушкам и дедушкам

Мэй и Эду, которых я хотел бы знать лучше.

Эстер и Джону в чьей семье меня тепло приняли.

Луизе и Биллу, которые усыновили меня из чистого благородства.

Как смеешь ты шутить над жизнью так!

Энергия билась в миллионах нейронов, образовавшихся шесть месяцев назад. Они нагревались электрической энергией, упорно подбираясь к гальваническому порогу. Образование древовидного рисунка дендритов нервных клеток и окружающих клеток микроглии нарастало по экспоненте, и каждый час возникали сотни тысяч синопсических соединений. Это было похоже на ядерную реакцию в критической точке.

И вот свершилось! Порог достигнут и преодолен. Электрические микроразряды пожаром охватили переплетение синопсических соединений, заряжая всю массу. Внутриклеточные везикулы выделяли нейротрансмиттеры и нейромодуляторы, поднимая уровень возбуждения до новой критической точки.

Из сложной микроскопической клеточной деятельности родилась одна из загадок Вселенной: разум. Опять разум был порожден материей.

Разум привел к появлению памяти и знания. Но и ужаса и страха. Разум принес осознание конечности существования. Но пока сотворенный разум не обладал знанием. Знание было следующим, уже близким шагом.

Пролог

11 октября 1978 года

– Боже мой! – стонала Мэри Миллман, хватаясь обеими руками за простыни. В нижней части живота опять начиналась схватка, потоком расплавленного металла проникая в спину. – Дайте что-нибудь от боли! Пожалуйста! Я больше не могу терпеть! – кричала она.

– Мэри, все идет прекрасно, – спокойно сказал доктор Стедмэн. – Постарайся дышать глубже.

Он надевал резиновые перчатки, тщательно натягивая их на пальцы.

– Я больше не могу, – хрипло вскрикнула Мэри. Она вертелась на постели, пытаясь найти удобное положение, но это не приносило облегчения. Боль нарастала с каждой минутой. Она задержала дыхание и инстинктивно напрягла мускулы:

– Мэри, – доктор Стедмэн взял ее за руку, – не напрягайся. Это все равно не поможет, пока не открыта шейка матки. И кроме того, это может повредить ребенку!

Мэри открыла глаза и попыталась расслабить тело. Ее дыхание было похоже на судорожный стон.

– Я больше не могу, – проскулила она. – Пожалуйста, помогите мне! – ее голос перешел в пронзительный крик.

Двадцатидвухлетняя Мэри Миллман работала секретарем в универсальном магазине в центре Детройта. Когда она увидела рекламное объявление с предложением стать суррогатной матерью, это было как подарок свыше. Отличный способ покончить с бесконечными долгами, появившимися после длительной болезни ее матери. Она никогда не была беременной, не видела, как протекают роды, разве что в кино, и не имела ни малейшего представления, как все это будет происходить. Сейчас она уже не думала о тридцати тысячах долларов, которые получит, когда все это кончится. Сумма значительно более крупная, чем та, которую обычно выплачивали в штате Мичиган за вынашивание имплантированного эмбриона. Это был единственный штат, где ребенок мог быть усыновлен еще до рождения. Ей казалось, что она сейчас умрет.

Боль достигла предела, затем стала постепенно ослабевать. Мэри смогла сделать несколько неглубоких вдохов.

– Мне нужен обезболивающий укол, – выдавила она. Во рту у нее пересохло.

– Тебе уже сделали его два раза, – сказал доктор Стедмэн. Он снимал резиновый перчатки, которые уже были нестерильны из-за прикосновения к ней, чтобы заменить их на новые.

– Они не действуют, – простонала Мэри.

– Может быть, не действуют в момент схватки, но, во всяком случае, еще несколько минут назад ты спала.

– Неужели? – Мэри искала подтверждения во взгляде Маши Фрэнк, приемной матери ребенка, которая вытирала ее лоб прохладной влажной салфеткой. Маша кивнула. У нее была добрая, сочувственная улыбка. Маша нравилась Мэри. Мэри была благодарна ей, что она настояла на том, чтобы присутствовать при родах. Фрэнки сделали это одним из условий соглашения. Однако присутствие будущего отца не вызывало у Мэри энтузиазма. Он постоянно командовал.

– Помни, ребенок получает те же лекарства, которые принимаешь ты, – говорил он сейчас резко. – Мы не можем подвергать его опасности только из-за того, чтобы облегчить твою боль.

Доктор Стедмэн быстро взглянул на Виктора Фрэнка, который начинал уже действовать ему на нервы. По мнению Стедмэна, Фрэнк был самым плохим будущим отцом из тех, которым когда-либо доктор разрешал присутствовать в предродовой палате. Что более всего удивляло – Фрэнк сам был врачом и, до того как заняться наукой, прошел курс акушерства. Если он и обладал каким-то опытом родовспоможения, это никак не проявлялось в его манере поведения у постели роженицы. Долгий вздох Мэри переключил внимание Стедмэна на нее.

Выражение боли, исказившее лицо Мэри, потихоньку сходило. Схватка закончилась.

– Ладно, – сказал доктор Стедмэн, делая знак сестре поднять простыню, прикрывавшую ноги Мэри. – Посмотрим, что тут происходит. – Он нагнулся над Мэри, раздвигая ее ноги.

– Может быть, сделать ультразвуковое исследование? – предложил Виктор. – Мне кажется, дела не движутся.

Доктор Стедмэн выпрямился.

– Доктор Фрэнк! Если вы не возражаете... – он не закончил фразу, надеясь, что интонация достаточно точно передает его раздражение.

Виктор Фрэнк взглянул на Стедмэна, и доктор вдруг осознал, что Виктор охвачен страхом. Его лицо было фарфорово-бледным, на лбу выступили капли пота. Видимо, использование имплантанта было тяжелым испытанием даже для врача.

– Ox! – вскрикнула Мэри. Струя жидкости брызнула на постель, переключая внимание доктора на его пациентку. На минуту он забыл о Фрэнке.

– Это разорвался околоплодный пузырь, – абсолютно нормальная вещь, как я уже говорил, – сказал доктор. – Посмотрим, как там ребенок.

Мэри закрыла глаза. Она чувствовала пальцы доктора в своем теле. Лежа на простынях, залитых вытекшей из нее жидкостью, она ощущала себя слабой и униженной. Раньше она твердила себе, что делает это не только из-за денег, но и для того, чтобы принести счастье паре, которая больше не могла иметь детей. Маша была так мила, так убеждала ее. Теперь Мэри сомневалась, правильно ли она поступила. Новая схватка буквально пронзила ее тело.

– Так-так, – сказал Стедмэн. – Очень хорошо, Мэри, просто замечательно. – Он сдернул резиновые перчатки и отбросил их в сторону. – Головка ребенка уже прорезалась, и шейка матки почти полностью раскрылась. Молодец, девочка! – Он повернулся к сестре. – Давайте-ка передвигаться в родильную палату.

– А теперь мне можно что-нибудь от боли? – спросила Мэри.

– Как только доберемся до родовой палаты, – бодро пообещал доктор. Он почувствовал облегчение.

Виктор взял его за руку.

– Вы уверены, что головка не слишком большая? – спросил он, увлекая Стедмэна в сторону.

Стедмэн чувствовал, как дрожит рука этого человека. Он отвел его пальцы от своей руки.

– Я же сказал, головка уже прорезалась. Это означает, что она прошла тазовое отверстие. Я уверен, вы и сами это помните.

– А вы уверены, что головка уже прорезалась?

Доктора охватило возмущение. Он уже готов был взорваться, но заметил, как Фрэнк дрожит от волнения. Пытаясь сохранять контроль над собой, доктор только повторил еще раз:

– Да, головка уже прорезалась. Я уверен. – Затем добавил: – Если это так на вас действует, может, вам лучше пойти в комнату ожидания?

– Нет, мне нужно видеть, как все это закончится, – резко сказал Виктор.

Стедмэн внимательно посмотрел на доктора Фрэнка. Уже первая их встреча оставила в нем какое-то странное чувство. Тогда он объяснил напряженность Фрэнка необычностью самой ситуации – имплантацией эмбриона. Однако сейчас он чувствовал, что за всем этим стоит нечто большее. Доктор Фрэнк вел себя не просто как взволнованный отец. «Мне нужно видеть, как все это закончится», – странное высказывание для будущего отца, даже если речь идет об имплантированном ребенке. Как будто он говорил о каком-то задании, а не о радостном событии, связанном с рождением человека.

Маша слабо осознавала странность поведения своего мужа. Она шла за кроватью Мэри через холл к родовой палате. Ее настолько поглотили роды, что она не обратила на это внимания. Как бы ей хотелось самой оказаться на этой кровати! Она радовалась бы этой боли, несмотря на то что во время первых родов, когда появился на свет их сын Дэвид, у нее началось такое сильное кровотечение, что врачу пришлось пойти на удаление матки, чтобы спасти ей жизнь. Они с Виктором так хотели второго ребенка! Она не могла больше рожать, и они решили подумать, что еще можно предпринять в такой ситуации. После некоторых колебаний они остановились на имплантации. Маша была счастлива: еще до рождения младенец по закону считался их ребенком. И все-таки она отдала бы многое, чтобы выносить самой это долгожданное дитя.