Лиз Дженсен - Девятая жизнь Луи Дракса Страница 10

– Алекс Фурньер, – говорит он.

– Пьер Дракс, – говорит Папá.

Мне интересно, почему это у китаянок родители не китайцы.

– Так вы и есть тот самый знаменитый Пьер Дракс.

Папá вовсе не нравится быть знаменитым Пьером Драксом.

– Папá, я и не знал, что ты знаменитый.

– Это просто шутка, – быстро говорит Папá.

Дяденька долго смотрит на Папá, потом на тетеньку и кивает, как будто сильно думает, как будто ему достался сложный кусок «Лего». А потом говорит:

– Я очень о вас наслышан, Пьер.

Тетенька берет своего Алекса за руку и говорит:

– А это наши детишки. – Она улыбается, радостная такая, только это неправда. – Это Мей, это Лола, а мальчика зовут Жером. Ему год и один месяц.

– Поздравляю, – говорит Папá.

– А как твои дела? – спрашивает тетенька. – У вас появились еще дети?

– Нет, у нас только Луи, – говорит Папá. Они с тетенькой долго смотрят друг на друга, а потом дяденька откашливается, вроде как хочет что-то сказать, но молчит.

– Как поживает мама Луи? – спрашивает тетенька.

– Натали поживает прекрасно, спасибо, – отвечает Папá. – Она не смогла с нами выбраться.

– Потому что от нас у нее болит голова, – встреваю я. – Иногда женщины устают от мужчин.

– Печально это слышать, – говорит тетенька и смотрит на Папá очень пристально, а он велит мне надеть перчатки, чтобы руки не замерзли, а я спрашиваю, почему у них дети китайские? А Папá говорит: не груби. А тетенька говорит: он не грубит, он просто спросил. А девочки родились в далекой стране Китае, и это их приемные дочери, ты знаешь, Луи, что такое приемный ребенок? Маман с Папá, наверное, объяснили мне, что такое приемный ребенок? Но я говорю, не знаю, что такое приемный ребенок, а китаянки хихикают, им, наверное, смешно, что я не знаю, а тетенька смотрит на Папá, а потом на меня, и скороговоркой рассказывает, ну, в общем, они с Алексом привезли девочек из Китая два года назад, а вскоре случилась приятная неожиданность – родился Жером. – Это был просто подарок с неба, – говорит она и краснеет от счастья.

– Так что мы зря времени не теряли, – говорит дяденька, и он тоже счастлив. – Три ребенка за один год!

Дяденька очень этим гордится, как будто в лотерею выиграл. Как будто хочет сказать моему папе: видишь, у меня три ребенка, а у тебя только один, у меня две девочки-китаянки, а каждый знает, что девчаческие девочки-китаянки лучше, чем Дерганые Мальчики. И еще у нас есть смешной карапуз с толстыми румяными щеками: он сосет соску, а на голове у него шапка с ушами, как у зайца.

– Так что теперь нас пятеро, – говорит тетенька. – Квартира тесная, но надеюсь, мы скоро переедем – мне предложили работу в Реймсе, а вчера Алекса повысили до регионального менеджера и тоже переводят в Реймс. Поэтому мы сегодня гуляем.

– Я рад, что у тебя все сложилось, – говорит Папá. – Ты этого заслужила, Катрин.

Очень приятная тетенька, не понимаю, почему папе так нехорошо. Она все говорит и счастливо смеется, а Папá все мрачнее и мрачнее. Потом смотрит на часы, будто сейчас ужасно много времени.

– По-моему, mon petit loup, нам пора обратно, – говорит он мне.

Ну конечно, тра-ля-ля.

– А как же Дерево Семьи Робинзонов? – спрашиваю я. – Давай с ними поднимемся.

Китаянки все смотрят на меня и хихикают, но мне все равно, они просто глупые девчонки, да еще китаянки, и глаза у них продолговатые, как листья, и я не хочу с ними играть, потому что все девчонки дуры, и я знаю, что они смеются над моими перчатками, хоть я и засунул их в карман.

– Нет, слишком длинная очередь, – говорит Папá. – Давай сначала перекусим. А потом я куплю тебе сахарную вату, я запомнил, где ее продают. Приятно было повидаться, – говорит Папá тетеньке. – И рад, что у тебя все сложилось. Ну, пока.

На этот раз они обходятся без поцелуев, а просто жмут друг другу руки. Сначала он с ней, потом он с ним. Дяденька так смотрит на Папá, как будто Папá вор и сейчас у него что-нибудь упрет. А я хочу остаться и подняться на дерево с китаянками, хоть они и хихикают из-за моих дурацких перчаток и вообще дуры, но Папá тащит меня за собой, честное слово – тащит, и моей руке больно. Если у меня от этого будет вывих, я попаду в больницу, но лучше не надо, потому что я обещал Маман, что, если увижу опасность, то скажу взрослому, которому доверяю, так всегда нужно поступать, если чувствуешь опасность. Я оглядываюсь, и одна китаянка мне машет, а тетенька с дяденькой держатся за руки. Маман с Папá не держатся за руки и не целуются, потому что поцелуи – это глупо, и есть другие доказательства любви, например, ответственность и умение содержать семью, а не бросать ее на произвол судьбы. Но иногда мне хочется, чтобы они целовались.

Мы проходим мимо урны, и я потихоньку засовываю туда свои дурацкие перчатки, когда Папá не видит. В ресторане мы едим мексиканский фаст-фуд под названием такое. Такое пахнут картоном, они с pommes frites et ketchup.[34] У Папá странное лицо, и он все время заказывает пиво. Он берет меня за руку и говорит, что любит меня, а я говорю, что тоже его люблю, но все равно чувствую: что-то не так.

– Что это за люди? И что за тетенька?

– Просто мы были раньше знакомы, – говорит Папá. – Мы были… друзьями. Очень близкими друзьями. Вообще-то… – Он снова берет меня за руку. – Я тебе раньше этого не говорил. Твоя Маман считала, что тебе не нужно этого знать, но… не понимаю, почему бы тебе и не знать. Я был женат на этой тетеньке.

– Женат?

– Да. Три года. Но это было давно.

– Ух.

– Я не зря сказал? Ты не расстроился?

– Нет. Чего тут расстраиваться? Ты ведь теперь женат на Маман, поэтому родился я. А так бы у тебя были две дочки-китаянки и этот малышок с дурацкой соской и шапкой с заячьими ушами.

Он молчит и просто смотрит на меня, и лицо у него думательное.

– Да. Может, ты и прав. Никто не знает, как бы все сложилось. – И опять вздыхает. – Но давай не будет говорить Маман про Катрин.

– Да? Почему?

– Ну… – говорит Папá, цепляет вилкой pomme frite и кладет в рот. – Ты же знаешь Маман.

Что правда то правда. Маман становится очень странная, когда Папá с другими тетеньками. Она не любит, когда он с ними разговаривает. От этого сплошные неприятности. Мужчины всегда предают женщин. Постоянно. Они на это запрограммированы. Мы едим руками pommes frites, a потом я рассказываю, какую хочу модель аэроплана: я развожу руками, изображая метровый размах крыльев, и опрокидываю колу, и Папá так извилисто машет рукой, чтобы к нам подошли и протерли стол.

– А что такое приемные дети?

Стол нам протирает негр, только без полосок на щеках, как от Ритуальных Пыток, которые называются Инициацией, – я видел такого негра на Лионском рынке, он продавал ожерелья из ракушек. Негр протирает стол, а Папá объясняет, что приемные дети – это когда берешь чужого ребенка, потому что сам не можешь иметь детей. Настоящие родители не могут заботиться о детях, потому что бедные или не справляются, и поэтому отдают другим родителям, у которых не может быть детей. Катрин взяла себе девочек из Китая, поскольку думала, что сама не сможет родить. Но когда она и ее муж взяли китаянок, у них получился свой сын.

– Значит, Катрин не рожала не из-за того, что принимала таблетки от детей?

– Нет, она хотела иметь детей. А таблетки принимают только те, кто не хочет.

– Из-за этого Маман и принимает таблетки?

Он смотрит на меня и хмурится:

– Она их не принимает. Она принимает витамины и другие лекарства. Фолиевую кислоту, например. И так далее. Ты, наверное, видел витамины, а витамины – это совсем другое.

– А почему вы с Маман не хотите родить еще одного ребенка? Мне надоели эти хомячки. Мне надоело, что у нас такая маленькая семья, только ты, я и Маман. Почему вы не можете родить мне братика?

– Мы бы с радостью, – говорит Папá. – Мы были бы счастливы, поверь мне, mon petit loup. Мы стараемся.

Он говорит, а сам весь бледный и желтый, как китаец.

Опоздание поезда – это плохая примета. Поезд «ТЖВ» до Лиона ушел на четыре с половиной минуты позже. О плохом узнаешь, только когда оно случается.

– Обошлись без неприятностей! – Папá сидит в кухне и рассказывает Маман про «Диснейленд». Маман взбивает миксером тесто для пирожных, потому что если кто-то, напр. Люсиль, говорит, что Маман не умеет готовить, они все врут.

Маман сердито смотрит на Папá, потому что они не любят друг друга, как та тетенька с мужем и китайскими девочками. Может, мои родители друг друга даже ненавидят. Может, они вообще хотят развестись. Но этого они не могут. Из-за меня.

Они не могут развестись, потому что я им не позволю. Вот послушайте.

– Мы встретили в «Диснейленде» одну семью, – говорю я. – И Папá знал ту тетеньку.

Она пьет эти таблетки. Я видела, как она вытаскивала их из ящика с косметикой и запивала водой. У нее там целая куча всяких лекарств – донормил, ароматическое масло «Ночная Примула» и тра-ля-ля. Если мальчик будет пить такие лекарства, у него вырастет грудь, потому что Жирный Перес говорит, что в них содержится гормон, который называется женским. И у тебя будет изменение пола, про него показывают по телевизору. Я видел такую передачу: можно превратиться в девушку, и тогда не будешь насильником. Платишь пятьдесят тысяч евро, и тебе отрезают член.