Виталий Полищук - Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы! Страница 10

То есть мы помогали друг другу и вынужденно мирились с совместным существованием.

Почти не ссорясь.

А ведь как все начиналось…

Мне было 40, ей – 39 лет, нас познакомила общая знакомая, и мы быстро решили попробовать жить вместе. Ну, а чего тянуть – не подростки ведь – взрослые люди!

Первые годы я буквально обволакивал ее вниманием. Встречал после работы, мы ежемесячно отмечали дату нашего знакомства – я готовил праздничный ужин и покупал в этот день цветы (мы познакомились 23-го числа).

Когда ей захотелось зарегистрировать брак – мы это сделали через пару месяцев совместной жизни.

По выходным утром я обязательно готовил и подавал ей в постель кофе и бутерброды.

Я взял на себя постоянную заготовку продуктов и кухонные дела (готовил еду я, а не она).

Когда по выходным она долго спала, а я вставал раньше и готовил завтрак, я ходил на цыпочках, чтобы не разбудить ее.

Одним словом, когда-то я дал ей слово сделать ее счастливой, и старался слово сдержать. Обеспечивая такое счастье, каким, естественно, понимал его я сам…

Но я совершенно не учитывал главного – мы РАЗНЫЕ. Она – женщина, и этим все сказано.

Через два-три года я перестал организовывать ежемесячные праздники 23-го числа, а через пять лет как-то незаметно истаяла традиция подавать кофе в постель.

И знаете, что самое поразительное? По-моему, она даже не заметила всего этого.

Пытался ли я объяснять ей, воспитывать ее, у ч и т ь? Ведь я был женат неоднократно, а она впервые вышла замуж за меня.

Пытался! Но однажды во время проникновенного моего монолога о том, к а к о н а не права, моя жена вдруг заорала дурным голосом. Естественно, я замолчал, и до меня вдруг дошло, что это не она глупая, это я – д у р а к.

Бессмысленно учить того, кто просто не желает учиться, а считает, что он все знает и сам.

Я проанализировал ситуацию. Ну почему же все то, что я делаю для нее, ею не ценится? В лучшем случае – воспринимается, как должное! И понял.

Она жила до сорока лет одна, она давно «поставила на замужестве крест». У нее сложилась за много лет своя жизнь, свои предпочтения, пристрастия и порядок симпатий.

Она любит родственников. Она любит и не может не общаться с подругами. Она добросовестный работник, и по своему любит свою работу.

Так было до меня. Так ОСТАЛОСЬ И ПОСЛЕ ПОЯВЛЕНИЯ В ЕЕ ЖИЗНИ МЕНЯ.

Табель о рангах пристрастий моей женушки складывался так:

– любимые родственники;

– любимые подруги;

– работа;

– мои родственники (!?!?!), и потом уже – я.

Можно много говорить о своих обидах, но лучше вспомнить еще раз, что она – ж е н щ и н а. А значит – не виновата ни в чем.

Она просто другая. И поэтому к данному моменту мы скорее были не супругами, а просто добрыми соседями. То есть и супружеских обязанностей по отношению друг к другу мы уже несколько лет не выполняем.

Впрочем, опять же это я – фактически 35—40-летний мужчина (в силу особенностей организма, которые приобрел в ходе опасной десятилетней работы)! а она – женщина, чей возраст приближается к 60-ти, так что ей-то эта вся сексуальная лабуда – скорее всего, по барабану… Ну, вы понимаете.

А в принципе – я, наверное, л ю б я, ужился бы с умной, но слабого характера женщиной, которая, в свою очередь, очень бы меня любила.

И ценила бы все, что я для нее делаю.

Моя же Аня – вдобавок, по характеру строптива. На каждое мое слово она обязательно найдет противоположное слово, на мое мнение – высказывает собственное, а оно считается всегда правильным…

Ну, такой вот у человека женский характер…

Так что я не виню ее. Но иногда – срываюсь, начинаю ей что-то доказывать, в чем-то ее убеждать, а потом в глубине души понимаю про себя – вот и опять ты – дурак!

Ну, просто она тебя не любит и не уважает. И нельзя ее винить за это – в ее шкале ценностей ты не смог подняться хотя бы на один пункт выше. Так уж вышло…

Или тебе просто не повезло с женой…

Но, господа мои, я пришел! Словно бы «на автомате» я уже входил в помещение психиатрической и психологической консультации возле метро «Университет». Добрел незаметно, перебирая грустные мысли…

Консультация у детского психиатра стоила мне 3 тысячи, так как прием вел профессор, и я внес их в кассу.

Поясню, что я делал в этом учреждении. Меня интересовало, какие последствия может иметь мое возможное исчезновение из жизни пятилетнего мальчика. Который уже пережил потерю любимого отца и мог оказаться в ситуации повторной потери папы.

– Профессор, я задаю вам вопрос гипотетический… Я понимаю, что вам желательно увидеть конкретного мальчика, поговорить с ним и определить его психологические особенности, состояние его психики. Но этого – не будет! Я не могу вам объяснить – почему, но – нет!

Просто чисто по-человечески прошу оказать любезность – на гипотетический вопрос дать ответ о гипотетических негативных вариантах возможных последствий для мальчика – если он вновь потеряет отца.

Вот квитанция об оплате ваших услуг. Поэтому я прошу вас не просто с к а з а т ь, а обязательно написать ваше заключение (гипотетическое, не более!) на вполне реальном бланке вашей консультации.

– Это невозможно! – возмущенно заявил мне, тряся реденькой бородкой, еще вполне молодого возраста профессор.

– Да ну, невозможно… – спокойным ровным голосом парировал я, доставая пятитысячную купюру и подсовывая ее под журнал регистрации приема. – Возможно! Может быть, и не стоит регистрировать т а к о й прием посетителя в этом журнале, но бумажку-то написать и неразборчиво подписать… Чего же тут невозможного? Вот только писать на бумажке нужно правду и только правду!

Уже несколько минут я смотрел ему прямо в глаза и направлял свой биоэнергетический посыл.

Ну, а чего, черт возьми! Я же не просил у него изготовить мне фальшивку – ну не мог я мальчика с фамилией Кудрявцев «светить» у психиатра!

– Ну, хорошо! – сдался профессор, и, придвинув к себе стопку бланков консультации, потянулся за ручкой.

– Одно пожелание! – попросил я. – Научным языком, пожалуйста, и только возможные, я подчеркиваю, профессор, возможные! негативные последствия. Два-три варианта.

А мне – расшифруйте записи на словах простым русским крестьянским языком…

Что и было сделано через пятнадцать минут. А денежная бумажка как-то незаметно исчезла – ну, как испарилась, со стола.

Я же взял из стаканчика на столе ножницы и на глазах профессора аккуратно, но специально неровно на месте разделения отрезал верхушку бумаги, на которой был отпечатан логотип учреждения.

Для вящего профессорского спокойствия.

Отовариваться мне пришлось все-таки не в бутиках, а на Юго-западном вещевом рынке на проспекте Вернадского.

В соответствии с количеством оставшихся у меня денег.

Купил пару неплохих рубах, два галстука, которые гармонировали и с расцветкой рубах, и джинсовой курткой. Также купил в киоске гранат и направился «домой». И тут зазвонил телефон.

– Это я, – голос Евгении был ровен и я обрадовался. Наверное, никто не встретился ей из участников позавчерашнего сеанса.

– Я уже еду домой, – продолжала она. – Ничего не нужно купить?

– Нет. Я тоже иду домой. Ну, или в свое временное жилище. Обед будет готов в срок.

После этого я позвонил на квартиру и, услышав голос Любы, убедился, что они с Ваней дома и пока «на фронте все без перемен».

Но перемены неумолимо приближались – до появления Кудрявцева оставался один день…

Глава 7-я

Добраться к а к б ы домой – все-таки уж буду пока эту роскошь в Козицинском переулке называть домом, пусть, возможно, и на пару дней всего, зато приятно будет вспомнить) – я успел раньше Жени.

У дверей меня встретил визжащий от восторга к а к б ы сын, и я вручил ему «чупа-чупс» определенного сорта – узнал по телефону у Жени, что именно любит Ваня.

Раздевшись и сразу же пройдя на кухню, я включил плиту под теплым еще казаном и принялся доготавливать плов. Люба, держа на руках Ваню, стояла рядом – что называется, буквально дышала мне в затылок. Они внимательно наблюдали за моими манипуляциями – надо полагать, учились правильно готовить плов.

И Люба, и Ваня.

Я же очистил гранат, попробовал алое зернышко и удовлетворенно хмыкнул – гранат оказался сладким, как я и выбирал.

Затем я достал пустую кастрюлю и высыпал в нее рис. И начал промывать его, как учит восточная кулинария, «в семи водах». А проще говоря – семь раз.

Взял чайный бокал, налил в него горячей воды, насыпал соли и как следует размешал ложкой. Наконец, достал из холодильника сливочное масло.

Все было готово для закладки риса.

Я открыл казан, в котором кипело в жиру мясо, высыпал из кастрюли промытый рис, выравнял его в казане, затем вылил подсоленную воду. Засыпал сверху рис гранатовыми зернышками, отрезал и положил сверху кусок масла. Затем долил водой до образования слоя жидкости высотой примерно в два пальца.