Джанрико Карофильо - Прошлое — чужая земля Страница 10

— Я возьму ключи, — бросал я, выходя из дома. Прояви они чуть больше сообразительности, заподозрили бы неладное: я предупреждал о том, что беру машину, хотя раньше просто брал ее и все.

Они не обратили внимания. Да и с чего им было, с другой стороны?

С Джулией дела шли все хуже и хуже. Наша история неизбежно катилась к эпилогу с грацией бильярдного шара, тихо скользящего в лунку после легкого, но фатального удара.

Ссоры следовали одна за другой. Ее непонимание, обида и грусть мешались в них с моими ложью и нетерпением.

Я все меньше времени проводил с ней, но не в этом дело.

Я больше не хотел проводить с ней время. Когда мы встречались или шли куда-нибудь вместе, я скучал, вел себя рассеянно и замечал только банальности, которые она говорила или делала. Только ее недостатки.

Уже после разрыва она снова попыталась связаться со мной. Через несколько недель, примерно так. Но в конце концов поняла, что это бесполезно.

Не знаю, страдала ли она из-за меня и, если страдала, насколько сильно и как долго. Я больше никогда не разговаривал с ней, если не считать пары-тройки холодных приветствий на улице при случайной встрече.

Когда мы расстались, я не испытал ничего, кроме облегчения. Да и его я быстро забыл. Меня ждала масса дел.

И я торопился ничего не упустить.

Часть вторая

Глава 1

Лейтенант Кити вошел в свой кабинет. Стоял май, но за окном шел дождь, и было холодно.

Он переехал в Бари несколько месяцев назад, убежденный, что в этом городе на смену жаркому лету приходит мягкая осень, а за ней, в свою очередь, следует теплая весна. Но чтобы в мае настала зима — этого он никак не ожидал.

Он также не ожидал, что в округе, который в восьмидесятые годы считался спокойным, окажется завален работой. Здесь обычно долго не засиживались, рассматривая свое назначение сюда как ступеньку на карьерной лестнице, ведущую к получению чина капитана и выше.

Выше.

Теперь все изменилось.

Среди текущих дел фигурировали квартирные кражи, уличное воровство, грабежи — в городе и по области, вымогательство, взрывы. И убийства.

В городе орудовала мафиозная организация. На первый взгляд ее действия были незаметны. Но сквозь поверхность повседневности просвечивало что-то темное, как под тонкой скорлупой яйца рептилии угадывается хрупкое, но чудовищное создание.

И потом эти изнасилования! Однотипные, явно совершенные одним и тем же неведомым преступником, которого отчаянно и безрезультатно пытались поймать карабинеры и полиция, как всегда, больше мешая друг другу, чем помогая.

В эту ночь произошло еще одно. Пятое, насколько они знали. То есть пятое заявленное — жертвы такого рода преступлений, стыдясь, не всегда находят в себе смелость обратиться в полицию.

Он опустился на стул у письменного стола, закурил и начал просматривать черновики отчетов своих подчиненных.

Распечатка радиопереговоров, краткие показания жертвы, показания двух свидетелей. Но что это за свидетели? Двое видели, как девушка выбирается из парадного. Они подобрали ее и позвонили в службу спасения. О преступнике опять ни слова. Проклятое привидение, призрак — как еще его назвать?

Никто никогда его не видел, кроме жертв, да и они тоже толком ничего не видели. Он приказывал им не оборачиваться, грозя убить, если ослушаются. Ни одна не осмелилась.

Кити собирался прочитать отчеты, перед тем как передать дело в прокуратуру, когда дверь отворилась и за ней возникло лицо ефрейтора Ловашо.

— Кофе, господин лейтенант? — начал он со своей обычной фразы.

Кити кивнул, и ефрейтор исчез.

Первое время он отказывался, убеждал, что не нужно ради него беспокоиться, и сам ходил варить себе кофе. Он имел в виду беспокойство именно этого рода, поскольку не любил, когда ему прислуживали. А потом понял, что его отказы обижают ефрейтора. У Ловашо в голове не укладывалось, что лейтенанта тяготит его услужливость, — он решил, что начальник его недолюбливает. Стоило Кити это понять, как он пересмотрел свое отношение к любезности ефрейтора.

Лейтенант вернулся к отчетам. Он знал, что найдет в них все мыслимые грамматические ошибки, от самых распространенных до самых невероятных. Он также знал, что почти ничего не станет исправлять и подпишет то, что есть. В этом он тоже изменился. Поначалу он правил все: синтаксис и стиль, пунктуацию и орфографию. Пока не понял, что дальше так продолжаться не может. Подчиненные обижались, он часами переписывал совершенно неудобочитаемые отчеты, а в результате никто из начальства — ни в прокуратуре, ни где бы то ни было — не замечал никакой разницы. В итоге он приспособился. Кое-что зачеркивал, вставлял какую-нибудь фразу, в общем, показывал, что читал. Приспособился.

У него всегда хорошо получалось приспосабливаться.

Глава 2

В кабинете лейтенанта снова возник Ловашо. В этот раз он пришел не из-за кофе.

— Господин лейтенант, с вами хочет поговорить господин полковник Роберти. Он просит вас явиться немедленно.

Кити погасил сигарету и закрыл папку. Полковник — тут не могло быть сомнений — спешил узнать, нет ли чего-нибудь новенького в деле об изнасилованиях. Оно, похоже, начинало выходить из-под контроля, и начальство занервничало. Отсутствие новостей никак не способствовало его успокоению.

Лейтенант шел коридорами построенного в эпоху фашизма здания, в котором располагалось отделение. Он отнюдь не горел желанием беседовать с полковником. И охотно уступил бы эту честь своему непосредственному начальнику капитану Малапарте, но тот отбыл в военную школу, куда его вызвали в связи с повышением в звании до майора, свалив на двадцатишестилетнего Кити всю работу.

Он постучал и, услышав из-за двери тонкий голос полковника, вошел. На расстоянии трех метров от стола вытянулся по стойке «смирно» и замер, пока Роберти, убедившись, что воинский церемониал соблюден,[6] жестом не пригласил его сесть.

— Ну что, Кити, какие новости в деле об изнасилованиях? — Ответ он знал и так.

— Честно говоря, господин полковник, мы пытаемся привести к общему знаменателю всю имеющуюся в нашем распоряжении разрозненную информацию. Естественно, нам приходится сопоставлять ее с данными, которыми располагает полиция. Три заявления из пяти получили мы, два — они. Как вы понимаете, не всегда легко работать вместе…

— Иначе говоря, новостей нет.

Кити провел рукой по подбородку и щеке, ощутив колкость щетины. Прежде чем заговорить, он кивнул головой, словно признаваясь.

— Вы правы, господин полковник. Пока ничего нового.

— Мне трахает мозги прокурор! Мне трахает мозги префект! Журналисты не дают мне проходу — и все из-за этой истории! Что я должен всем им говорить, этим мудакам? Чего нам удалось добиться?

Роберти славился любовью к сквернословию. Возможно, он полагал, что грязная ругань придает ему мужественности. На самом деле, произносимая визгливым голосом, она производила обратный эффект, но он оставался относительно этого в полном неведении.

— Мы топчемся на месте. Заявление о первом изнасиловании поступило как минимум спустя три часа после нападения. Девушка вернулась домой, рассказала все родителям, а они привезли ее в участок. Мы направили на место преступления патруль, но, естественно, к тому времени оно опустело. Вторым и третьим изнасилованиями занимается полиция, потому что девушки сразу обратились в «скорую помощь», при которой всегда дежурит полицейский. Копии заявлений мы получили. Схема примерно одна и та же. Место преступления — подъезд дома в бедном квартале, который не запирается даже на ночь. Последними двумя случаями занимаемся мы. Одна из жертв пришла к нам сама. Другую — это последний случай — увидели двое прохожих: девушка стояла и плакала возле подъезда, где на нее напал насильник. Они позвонили в службу спасения.

— Хорошо, с этим понятно. Но что конкретно мы делаем? У нас есть подозреваемый? Мы кого-нибудь разрабатываем? Что говорят осведомители?

«Кого мы можем разрабатывать, если у нас нет ни одной улики? И что нам должны сообщить осведомители? Это же маньяк, а не наркодилер и не скупщик краденого».

Вслух он этого не сказал.

— Честно говоря, господин полковник, требовать у прокуратуры ордер на арест мы пока не можем — за отсутствием улик. Разумеется, мы надавили на осведомителей, но ничего от них не узнали. Что естественно — ведь орудует не обычный преступник, а маньяк.

— Кити, ты меня не понял. Мы обязаны хоть как-то отреагировать. Хоть кого-нибудь арестовать. Что вы будете для этого делать, меня не волнует. На будущий год я уезжаю из Бари и не могу позволить, чтобы это дело так и осталось висеть.

Он замолчал. Выдержал паузу и добавил: