Бернард Корнуэлл - Свинцовый шторм Страница 11

На экране опять был Беннистер, теперь уже у себя в студии. «Этим летом я также собираюсь снять еще один, весьма необычный фильм, — говорил он. — Фильм о мужестве и выздоровлении. Фильм о человеке, который со свойственной ему скромностью отказался извлечь какую-либо выгоду из своей славы, доставшейся ему так трудно». Теперь я понял, почему Анжела советовала мне посмотреть эту передачу, и съежился на диване.

«Действительно, — продолжал Беннистер, — человек, который до сих пор старался держаться в тени, наконец согласился поведать нам свою историю, чтобы воодушевить всех тех, кто также испытывает на себе превратности судьбы. — На экране появилась моя фотография. Я сидел в инвалидном кресле, одетый в военную форму. Снимок был сделан, по всей видимости, в тот день, когда я получал орден. — Осенью мы представим вам подлинную историю самого скромного британского героя войны на Фолклендах, капитана Николаса Сендмена, награжденного Крестом Виктории». Аудитория зааплодировала.

Боль пронзила мне спину, когда я рывком вскочил с дивана, чтобы выключить телевизор. Задыхаясь от гнева, в гнетущей тишине я вновь повалился на диван. О Господи, ну зачем я только согласился участвовать в этом треклятом фильме?! Ну конечно, только из-за «Сикоракс». Но каким же дураком я себя при этом чувствовал! С реки донесся звук фалов и отозвался во мне чувством страха и одиночества. Черт побери! Я открыл бутылку виски.

Неожиданно зазвонил телефон. Мне пришлось бросить бутылку и снять трубку.

— Так вот почему ты это сделал? — Это был инспектор Гарри Эббот, и в его голосе звучала насмешка.

Я зажмурился от тупой и непроходящей боли в позвоночнике.

— Почему сделал что, Гарри?

— Я тебе говорил, что Беннистер заботится о своих друзьях, а ты теперь друг этого великого человека. Будешь телезвездой, ведь так? Но вспомни при этом о тайной вечере, Ник.

— Что же я сделал, Гарри?

Он немного помолчал, очевидно оценивая мою наивность.

— Ты забрал свои обвинения против Мульдера, Ник, вот что.

— Но я не делал этого.

— Тогда почему же адвокат компании звонил нам в участок?

— И что он сказал?

— Что ты, естественно, снимаешь свои обвинения. Он направил к нам этих писак. Он утверждает, что у него есть твоя подпись. Но, я вижу, ты первый раз об этом слышишь?

— Черт побери, — прошептал я, вспомнив те страницы, на которых я расписался, даже не прочитав их. — Теперь я все понял.

— Слишком поздно, парень, слишком поздно, — вздохнул Гарри. — Твоя медаль все еще у него?

— Да.

— К твоему сведению, Ник, этот тип скрывается в доме Беннистера в Лондоне. Скорее всего, он был там с самого начала.

— Если ты знал об этом, — сказал я с ненавистью, — то почему никто не арестовал этого ублюдка?

Эббот помолчал.

— Я говорил тебе, Ник, я больше не занимаюсь криминальными делами.

— А чем, Гарри?

— Спокойной ночи, Ник.

Я положил трубку. Затем отыскал свой экземпляр контракта и, конечно же, обнаружил там статью, гласящую, что я полностью отказываюсь от любых требований, исков или процессуальных действий, находящихся в судопроизводстве, в адрес любого члена компании, выпускающей телефильм. Я перелистнул несколько страниц и узнал, что Френсис Мульдер состоит в компании на должности капитана катера и отвечает за своевременное предоставление и исправное состояние всех плавучих средств, участвующих в съемках фильма.

И все это время Беннистер утверждал, что не знает, где Мульдер. Все время.

Хромая, я подошел к окну, стараясь при этом максимально опираться на правую ногу, одновременно убеждая себя, что она не подогнется. Таким образом я пытался доказать себе, что у меня достаточно сил для одиночного плавания в никуда. Стоя у окна, я смотрел в темноту и размышлял об искусстве втягивать в драку людей, желающих этого менее всего. Вы заманиваете их, посулив легкую победу, а затем избиваете со всей злостью, которая была скрыта в вас.

И вот сейчас меня избили.

Узнать лондонский адрес Беннистера не составляло труда — достаточно было просмотреть бумаги в его кабинете. Я хотел позвонить ему, но передумал, ибо предупрежденный враг — это враг во всеоружии.

Утром я сел на первый лондонский поезд, но все равно доехал до Ричмонд-Грин только к одиннадцати, а в двенадцать уже должен был забрать детей у черного входа в дом Мелиссы в Кенсингтоне. Времени было в обрез, и я торопился. Спина по-прежнему болела, но не так сильно, как вчера, может быть, сказывалась погода: стоял чудесный весенний день, теплый, напоенный ароматами цветения. Весь сад перед домом Беннистера устилали лепестки вишни. Дом был дорогой, о чем свидетельствовала сигнализация, установленная по его внушительному фасаду. Окна первого этажа были наглухо закрыты ставнями.

Я поднялся по ступенькам и позвонил. Молоко и газеты все еще лежали на площадке. Я еще раз надавил кнопку звонка и не отпускал ее до тех пор, пока не услышал грохот отодвигаемых засовов и цепочки. Мне отворил худой лысеющий мужчина в черных брюках и жилетке. С оскорбленным видом он открыл было рот, но я не дал ему времени на возмущение.

— Господин Беннистер дома? — резко спросил я.

Прежде чем ответить, он оглядел меня с ног до головы. Мой вид не производил должного впечатления: на мне были старые джинсы, дырявые туфли и поношенная охотничья куртка.

— Господин Беннистер еще не проснулся, сэр.

Он говорил с надменной сдержанностью хорошо вышколенного слуги, и, хотя и обратился ко мне «сэр», рука его потянулась к потайной кнопке, оповещающей полицию о том, что незваный гость, обманув его доверие, проник в дом через парадную дверь.

— Я — капитан Николас Сендмен, кавалер ордена Крест Виктории. — Говоря всю эту чушь, я придал голосу самый блестящий акцент, и это сработало — дворецкий убрал руку с кнопки. — Вообще-то я хотел бы увидеть Фанни Мульдера.

— К господину Мульдеру можно пройти через гараж.

— Но ведь я уже здесь, — возразил я, — так что пришлите его сюда. Где я могу подождать?

— Конечно, сэр. — Он проводил меня в комнату с высоким потолком, раздвинул занавески на окнах и распахнул ставни. — Я думаю, господин Мульдер тоже еще спит, сэр. Вам придется немного подождать. Кофе?

— Большую чашку, пожалуйста, с молоком и без сахара.

— Я сообщу господину Мульдеру, что вы здесь, сэр. — Изобразив намек на поклон, дворецкий удалился.

Я осмотрелся. Комната была великолепно обставлена. Над камином висела чудесная картина какого-то импрессиониста, а противоположную стену сплошь покрывали акварели. На столике стояла прелестная фотография Надежны, а за ней — всякая электроника, вроде той, что я видел у Беннистера в Девоне. Перед камином расположился дорогой кофейный столик со стеклянной крышкой размером не меньше двенадцати футов. Стекло было дымчатым, с очень изящной фаской по краям. В ожидании кофе я просмотрел вчерашнюю газету, лежавшую на столике. Уже месяц длилась забастовка горняков, и полиция вступила в решающую схватку с забастовщиками у коксохранилищ и шахт.

— Ваш кофе, сэр. — Слуга поставил на стол большой серебряный кувшин-термос. — Я сообщил господину Мульдеру о вашем приходе, сэр, и он скоро выйдет к вам. Не хотите ли сегодняшнюю газету?

— Нет. А у вас здесь есть задняя калитка?

Он заколебался, но все же отрицательно покачал головой. Значит, если Мульдер захочет избежать нашей встречи, ему придется воспользоваться передней калиткой и я непременно увижу его. В этом случае я позвоню в полицию.

Но Мульдер не пытался сбежать. Он заставил меня ждать десять минут и наконец явился, одетый в джинсы и спортивный свитер с крупной надписью «Уайлдтрек». Он навис надо мной, мрачный и огромный, как скала. Руки его напоминали мельничные жернова, а лицо было обветрено морскими ветрами и обожжено солнцем. Он держался уверенно, под стать своим гигантским габаритам.

— В чем дело? — отрывисто поинтересовался он.

— Ты слышал, Фанни, что я забрал свой иск против тебя?

— Да, — подозрительно ответил он.

— Но ты должен извиниться передо мной.

На его лице промелькнуло чувство ущемленного самолюбия, затем он слегка пожал плечами.

— Я не знал, что ты калека, парень.

Очевидно, с его точки зрения, это и было извинение. Наверное, если бы он знал, что я калека, я отделался бы только одним ребром. Я улыбнулся.

— И то, что мне нужно, все еще у тебя, Фанни.

Он ничего не ответил и заинтересованно уставился на дверной проем.

— Ты слышал, Фанни, у тебя осталось кое-что, нужное мне. Или ты уже нашел покупателя на орден?

Фанни сделал попытку нагло все отрицать:

— Какой орден?

Я пересек комнату, подошел к стеклянному столику, поднял серебряный термос-кувшин и сильно ударил им по крышке. Дымчатое стекло оказалось к тому же и закаленным, и на нем осталась лишь трещина, зато кувшин весь покрылся зазубринами. Я размахнулся посильнее и еще раз хватил им по столу. На этот раз дорогое стекло разлетелось вдребезги, и все журналы, засушенные цветы и пепельницы оказались в одной куче с осколками. Я снова лучезарно улыбнулся Фанни.