Джек Хиггинс - Орел приземлился Страница 11

– Поразительно, господин полковник.

Радл кивнул.

– У меня возникла идея, Карл. Относительно маленькой проблемы, которая была у вас по поводу выживания «дорнье» или «юнкерса» над побережьем Норфолка. – Тут он заметил зеленую папку на столе. – Это что?

– Поручение, которое вы мне дали, господин полковник. Офицер, который мог бы сойти за англичанина. Скажу вам, пришлось покопаться, а вот рапорт о заседании военного трибунала, отчет о котором я запросил. Его должны доставить сегодня после полудня.

– Военный трибунал? – спросил Радл. – Мне это не нравится. – Он открыл папку. – Кто этот человек, скажите на милость?

– Его фамилия Штайнер. Подполковник Курт Штайнер, – ответил Хофер. – Я вас оставлю, чтобы вы могли о нем почитать. Интересная история.

История не просто интересная. Захватывающая. Штайнер был единственным сыном генерал-майора Карла Штайнера, командующего округом в Бретани. Он родился в 1916 г., когда отец был майором артиллерии. Мать была американкой, дочерью богатого торговца шерстью из Бостона, который переехал в Лондон из деловых соображений. В тот месяц, когда родился ее сын, ее единственный брат погиб на Сомме в чине капитана Йоркширского пехотного полка.

Мальчик получил образование в Лондоне, бегло говорил по-английски. Он провел пять лет в школе Святого Павла, пока его отец служил военным атташе при германском посольстве. После трагической смерти матери в автомобильной катастрофе в 1931 г. юный Штайнер возвратился в Германию с отцом, но продолжал регулярно посещать родственников в Йоркшире до 1938 г.

Какое-то время он занимался искусством в Париже, находясь на содержании у отца и договорившись с ним, что, если от его занятий толку не будет, он вступит в армию. Именно так и случилось. Недолго он прослужил младшим лейтенантом в артиллерии, а в 1936 г. в ответ на призыв поступил добровольцем в парашютную школу в Штендхале больше для того, чтобы избавиться от скуки военной жизни.

С первого же дня стало ясно, что у него талант к такого рода флибустьерской солдатской службе. Он участвовал в наземных боях в Польше, прыгал над Нарвиком во время норвежской кампании. В чине лейтенанта на планере потерпел аварию с группой, которая в 1940 г. захватила канал Альберта во время наступления на Бельгию, и был ранен в руку.

Следующей была Греция – Коринфский канал, а затем новый ад. В мае 1941 г., уже капитаном, он принял участие в крупном парашютном десанте на Крите, был тяжело ранен в жестоких боях за аэродром Малем.

Затем Зимняя кампания. Радл почувствовал холод до костей от одного только названия. Господи, неужели мы никогда не забудем Россию, – спросил он себя, – те из нас, кто был тогда там?

Исполняя обязанности майора, Штайнер руководил особой диверсионной группой из трехсот добровольцев, сброшенной ночью, чтобы найти две дивизии, отрезанные во время битвы под Ленинградом, и вывести их. Он вышел из этой операции с пулей в правой ноге, которая оставила его на всю жизнь прихрамывающим, с «Рыцарским крестом» и репутацией человека, который может выводить из окружения.

Он руководил еще двумя операциями подобного характера и ко времени Сталинграда получил звание подполковника. В Сталинграде он потерял половину своего десанта, но за несколько недель до конца операции, когда еще летали самолеты, получил приказ вылететь из Сталинграда. В январе он и сто шестьдесят семь человек, оставшихся в живых из его диверсионной группы, были сброшены в районе Киева, для того чтобы снова найти и вывести две отрезанные пехотные дивизии. Это кончилось отступлением с боями на триста залитых кровью миль, и когда в последнюю неделю апреля Курт Штайнер вышел к своим, с ним было только тридцать человек из его диверсионного десанта.

Он был немедленно награжден «Дубовыми листьями» к «Рыцарскому кресту» и вместе со своей группой срочно отправлен в Германию поездом. Варшаву он проезжал утром 1 мая. А покидал ее вместе со своими людьми в тот же вечер под усиленным конвоем по приказанию бригадефюрера СС и генерал-майора полиции Юргена Штроопа.

На следующей неделе состоялось заседание военного трибунала. Штайнера и его людей приговорили к службе в качестве штрафного подразделения в операции «Рыба-меч» на острове Олдерни, одном из оккупированных немцами Нормандских островов.

Некоторое время Радл сидел, глядя на папку, затем закрыл ее и нажал кнопку звонка, вызывая Хофера.

– Господин полковник?

– Что произошло в Варшаве?

– Точно не знаю, господин полковник. Надеюсь получить протокол заседания суда военного трибунала несколько позже.

– Ладно, – сказал Радл. – А что они делают на Нормандских островах?

– Насколько я смог узнать, операция «Рыба-меч» – это самоубийственная операция, господин полковник. Ее цель-уничтожение кораблей союзников в Ла-Манше.

– А как это делается?

– Видимо, оператор сидит на торпеде с вынутым зарядом и под стеклянным куполом, который его немного защищает. Боевая торпеда крепится под первой, и во время атаки предполагается, что оператор выпускает ее, а сам в последний момент поворачивает от нее прочь.

– Господи боже мой, – в ужасе сказал Радл. – Неудивительно, что на это ставится штрафное подразделение.

Некоторое время он сидел молча, глядя на папку. Хофер кашлянул и осторожно спросил:

– Думаете, его можно было бы использовать?

– Почему бы и нет, – сказал Радл. – Представляю, что любое предложение покажется ему благом по сравнению с тем, что он сейчас делает. Вы не знаете, адмирал у себя?

– Сейчас узнаю, господин полковник.

– Если он у себя, постарайтесь записать меня на прием к нему на сегодня. Пора сказать ему, как далеко мы зашли. Подготовьте мне план – хороший и краткий, одну страницу, отпечатайте сами. Я не хочу, чтобы кто-нибудь прослышал об этом деле, даже в отделе.

В этот момент полковник Курт Штайнер пребывал по пояс в ледяной воде Ла-Манша; в такой ледяной воде ему не приходилось быть никогда в жизни, она была холодней даже, чем в России, холод въедался в мозг, когда Штайнер сидел, сжавшись в комок под стеклянным куполом на своей торпеде.

Он находился почти в двух милях от северо-восточного края острова Олдерни и к северу от еще меньшего прибрежного острова. Вокруг стоял такой плотный туман, что порой Штайнеру казалось, он на краю света. Но он был не один. По обе стороны от него в воду уходили пеньковые канаты, соединяющие его, подобно пуповине, с унтер-офицером Отто Лемке слева и лейтенантом Риттером Нойманном справа.

Штайнер был поражен, когда его в этот день вызвали к начальству. Еще более удивительными были показания радара, указывающие, что вблизи берега находится судно, – ведь основной путь по каналу лежал гораздо севернее. Как оказалось позже, судно это, «Джозеф Джонсон», типа «Либерти», водоизмещением в восемь тысяч тонн, шедшее из Бостона в Плимут с грузом взрывчатых веществ, во время сильного шторма три дня назад получило повреждение руля. Трудности, связанные с этим происшествием, и сильный туман сбили его с курса.

Штайнер замедлил ход и подергал за канаты, чтобы предупредить своих товарищей. Через некоторое время они выплыли из тумана и присоединились к нему. Лицо Риттера Нойманна в черном капюшоне резинового костюма посинело от холода.

– Мы близко, господин полковник, – сказал он. – Уверен, что слышу их.

Унтер-офицер Лемке подплыл к ним. Курчавую черную бороду, которой он очень гордился, он отрастил по особому разрешению Штайнера в связи с тем, что подбородок Лемке был сильно изуродован русской пулей. Лемке был очень возбужден, глаза сверкали, и, по всей видимости, он считал все это большим приключением.

– И я слышу, господин полковник.

Штайнер поднял руку, призывая его помолчать, и прислушался. Приглушенная пульсация слышалась совсем близко, потому что «Джозеф Джонсон» шел ровно.

– С ним легко справиться, господин полковник, – Лемке улыбнулся, несмотря на то что зубы у него стучали от холода.

– Самая легкая цель из всех, что у нас были. На судне даже не догадаются, что с ними произошло.

– Говори за себя, Лемке, – сказал Риттер Нойманн. – Единственное, что я усвоил за свою короткую и несчастную жизнь, это не ожидать чего-то эдакого и относиться с большим подозрением к тому, что вроде бы подается на тарелочке.

Как бы в доказательство его слов неожиданный порыв ветра разорвал завесу тумана. Взору открылся серо-зеленый Олдерни. Как гранитный палец выступал на тысячу ярдов старый волнорез адмиралтейства, и ясно были видны военно-морские фортификации форта Альберта времен королевы Виктории.

Не более чем в ста пятидесяти ярдах от Штайнера и его людей с постоянной скоростью в восемь-десять узлов в северо-западном направлении двигался к выходу в открытый Ла-Манш «Джозеф Джонсон». Их могли заметить в любую секунду. Штайнер действовал мгновенно.