Джорджо Фалетти - Я убиваю Страница 12

Здесь же была иная борьба – человек боролся со своими собственными демонами, пожиравшими его мозг, подобно тому, как ржавчина разъедает железо. Никто лучше Фрэнка не мог понять этого.

Он почувствовал, что ему не хватает воздуха, и вышел. Юло подождал немного и продолжил рассказ.

– В порту Фонтвьей, где швартовалась яхта, нам сказали, что Йохан Вельдер и Эриджейн Паркер вышли в море вчера утром. Они не вернулись, и там решили, что яхта стала на якорь у побережья, где-то поблизости, если учесть, что у них было мало топлива. Как произошло убийство, еще до конца неясно, но вот одна из наиболее вероятных гипотез. Мы нашли на палубе халат. Наверное, девушка вышла подышать воздухом. Может быть, купалась. Убийца, очевидно, добрался сюда с суши вплавь. Так или иначе, он застал ее врасплох, сбросил в воду и утопил. На ее теле не было ран. Потом он напал на Йохана, здесь, на палубе, и зарезал. Перетащил тела в каюту и спокойно проделал… свою работу, да поразит его господь. Потом отвел яхту в порт, заблокировал руль так, чтобы она двигалась прямо к причалу, и ушел так же, как пришел.

Фрэнк молчал. Несмотря на полумрак, он не снимал очки. Стоя с опущенной головой, он, казалось, рассматривал кровавый след на полу, который протянулся между ними, словно рельсовый путь.

– Что скажешь?

– Что человек, который проделал все это так, как ты говоришь, должен обладать удивительным хладнокровием.

Фрэнку хотелось уйти отсюда, хотелось вернуться домой. Он не хотел видеть то, что увидел, не хотел говорить то, что сказал. Ему хотелось вернуться на набережную и спокойно продолжить свою прогулку в никуда. Хотелось дышать, не замечая, что дышишь. И все же он закончил свою мысль.

– Если он добрался сюда с суши, значит, совершил это не в припадке безумия, а тщательно продумал все и заранее старательно подготовил. Он знал, где находятся двое, и по всей вероятности, намеревался убить именно их.

Юло кивнул, как бы подтверждая, что разделяет соображения друга.

– Но это не все, Фрэнк. Он оставил некое пояснение к сделанному.

Юло посторонился, чтобы виднее стал деревянный стол с безумной надписью, которая, казалось, начертана самим Сатаной.

Я убиваю…

Фрэнк снял очки, будто в каюте недоставало света, чтобы понять смысл этих слов.

– Если все обстояло так, то надпись означает только одно, Никола. Это не просто пояснение к сделанному. Это значит, что он будет убивать и дальше.

Третий карнавал

Он закрывает за собой тяжелую герметичную дверь.

Створка прислоняется тихо, вплотную стыкуясь с металлическим косяком и превращаясь в единое целое со стеной. Запорный штурвал, подобный тому, что установлен в рубках подлодок, легко поворачивается в его руках. Он силен, но очевидно, что механизм часто смазывают, и тот в отличном состоянии. Он очень скрупулезен и дотошен во всем, что делает. Здесь, где он находится, царят идеальный порядок и чистота.

Он тут один, замкнувшийся в своем тайном укрытии, откуда изгнаны люди, дневной свет и жизнь. В его повадках сочетаются вороватая спешка животного, возвращающегося в свою берлогу, и спокойная сосредоточенность хищника, настигшего свою жертву.

Помещение довольно просторное, прямоугольной формы. Вдоль стены слева тянется стеллаж, заставленный электронной аппаратурой. Здесь полный набор звукозаписывающих устройств: два восьмидорожечных «алесиса», подключенные к компьютеру «макинтош». Установка дополнена пультами для обработки звука, которые смонтированы один над другим на стене справа. Еще имеются компрессоры, фильтры «фокусрайт» и «про-тулс», синтезаторы «корг» и «роланд». Есть также тюнер, с помощью которого можно слушать радио на всех частотах, в том числе и на полицейской.

Ему нравится слушать голоса из эфира. Они звучат повсюду в пространстве, принадлежат людям, не имеющим лиц и тел, будоражат фантазию и дают свободу воображению, как и его собственный голос – тот, что на магнитной ленте, и тот, что звучит в его голове.

Он поднимает герметичную коробку, которую поставил на пол, запирая дверь. Справа, напротив металлической стены, находится деревянный стол на козлах. Он кладет на него коробку. Садится на стул с колесиками, позволяющий легко переместиться к противоположной стене, где размещена звукозаписывающая аппаратура. Зажигает настольную лампу в дополнение к неоновому освещению, льющемуся с потолка.

Он чувствует, как нарастает волнение, как все сильнее бьется сердце по мере того, как одно за другим открывает шарнирные соединения коробки.

Ночь прошла не зря. Он улыбается. За пределами этой комнаты в этот день, похожий на тысячи других, люди разыскивают его.

Плюшевые собаки со стеклянными глазами, неподвижные в блестящей витрине своего мира. Голоса в эфире пересекаются совершенно напрасно, как тщетны и все их усилия.

Тут, в благодатном полумраке, дом снова становится домом, справедливость обретает свою сущность, шаги – свое эхо. Зеркало, не разлетевшееся на куски, отражает напрасно брошенный камень. Он улыбается все шире, глаза его сияют, словно звезды, возвещающие об исполнении древнего пророчества. Когда он медленно, в полнейшей тишине открывает крышку коробки, в его сознании звучит торжественная музыка.

В тесноте его тайного убежища возникает запах крови и моря. Он ощущает, как тревога судорогой сводит желудок. Ликующее биение сердца внезапно превращается в удары колокола, несущего скорбную весть.

Он быстро поднимается, запускает руки в коробку и осторожно, словно коллекционер, старающийся не повредить драгоценный раритет, извлекает из нее то, что осталось от лица Йохана Вельдера. На стол капают кровь и морская вода. Контейнер оказался не герметичным, соленая вода проникла внутрь. Осматривая скальп, поворачивая его в руках, он выясняет, насколько сильно повредила его влага. Там, куда она проникла, кожа словно скукожилась и пошла белыми пятнами. Безжизненные волосы сделались жесткими и спутанными.

Он роняет свой трофей в коробку так, будто только в эту минуту почувствовал к нему отвращение. Падает в кресло и сжимает голову обеими руками, испачканными кровью и морской солью. Сам того не замечая, запускает их в волосы, и голова его сникает на грудь от горечи поражения.

Все напрасно. Он чувствует, как издали подступает гнев – словно шелест высокой травы, когда по ней бегут, запыхавшись; словно раскаты грома над крышей.

Он взрывается гневом. Вскакивает, хватает контейнер и, высоко подняв его, со злостью швыряет в металлическую стену. Стена отвечает звоном в той же тональности, что и мрачный колокол, звучащий в его сознании. Коробка отскакивает от стены и летит на середину комнаты, подскакивает несколько раз и падает на бок с полуоторванной от сильного удара крышкой. Жалкие останки Йохана Вельдера и Эриджейн Паркер вываливаются на пол. Он смотрит на них с презрением, как смотрят на случайно опрокинутое мусорное ведро.

Злость длится недолго. Постепенно его дыхание становится ровным. Сердце успокаивается. Руки безвольно повисают вдоль туловища. Взгляд вновь становится подобен взору священника, внимающего в тишине пророческим голосам, которые дано услышать только ему.

Будет другая ночь. И еще много других ночей. И тысячи лиц, стереть улыбку с которых так же просто, как погасить свечу, горящую в дурацкой пустой тыкве.

Он опускается на стул и перемещается к стеллажу, заставленному электронным оборудованием. Роется в шкафу с виниловыми пластинками и компакт-дисками. Выбрав, торопливо ставит запись на проигрыватель, включает его, и из динамиков звучит скрипичная музыка.

Это печальная мелодия, напоминающая о холодном осеннем ветре, что стелется по земле, заставляя кружиться в легком танце опавшие листья.

Он откидывается на спинку стула. Опять улыбается. Неудача уже забыта, сглажена нежностью музыки.

Будет другая ночь. И еще много других ночей.

Ласковый, подобно воздуху, витающему в комнате, голос долетает вместе с музыкой.

Это ты, Вибо?

8

– Черт подери!

Никола Юло швырнул газету на кучу других, которыми был завален его стол. Все они, французские и итальянские, сообщали на первых полосах о двойном убийстве. Как ни старались удержать некоторую информацию, она все же просочилась. Одни только обстоятельства убийства становились лакомым куском, способным пробудить алчность репортеров – этих пираний, с жадностью набрасывающихся на кинутый им кусок бычьей туши. А тот факт, что жертвы были известными личностями, превратил газетные заголовки в апофеоз изобретательности. Чемпион мира в «Формуле-1» и его девушка, которая, надо же, оказалась прославленной шахматисткой.

Короче, золотая жила, и каждый журналист готов был копать ее голыми руками.

Кое-кто особо талантливый сумел воспроизвести последовательность событий, очевидно, благодаря щедро вознагражденному матросу, обнаружившему тела. По поводу надписи, оставленной на столе, фантазия хроникеров буйствовала, как никогда. Каждый давал ей собственное толкование, умело оставляя простор и для воображения читателя.