Эрик Ластбадер - Кайсё Страница 13

Наконец он поднялся и так же тихо, как и пришел сюда, отправился домой. Его путь лежал через лес и поляну, через сады и каменистые тропинки, проложенные много веков тому назад. Очутившись у себя на кухне, он долго смотрел в окно, разглядывая криптомерии и карликовые клены, чьи веточки плавно колыхались на ветру.

Отойдя от окна, он подошел к столику, достал чашку, отмерил порцию зеленого чая матя.

Вертя в руках бамбуковую мешалку[3], он ждал, когда закипит вода.

Харли Гаунт пребывал в состоянии кризиса, масштабы которого могла сравниться разве что с масштабами кризиса, охватившего Бробдингнег[4]. Плохо уже то, что компания «Томкин-Сато индастриз» весла убытки из-за уступчивости демократов, поддерживающих пагубную изоляционистскую экономику, наряду с ревностными христианами-неофитами; сейчас же положение совсем усложнилось — штаб-квартира компании, расположенная в Манхэттене, в буквальном смысле слова была осаждена обывателями, введенными в заблуждение развешанными по улицам плакатами, возвещавшими о «примирении неприятелей».

Да падет проклятие на голову проклинающего, подумал Гаунт, мрачно глядя из окна своего офиса на собирающихся демонстрантов. Подобно горному орлу, наблюдал он со своей высоты за тем, как передвижная телестанция компании Си-эн-эн медленно въезжала в расступающуюся толпу. Спустя несколько минут подъехали машины и местных телевизионщиков. Самыми последними, как обычно, подтянулись радиорепортеры.

Господи, подумал он, как мне не хватает Николаса. Объединение с компанией «Сато интернэшнл» занесло их так высоко, что падение с этой вершины представлялось Гаунту немыслимой катастрофой.

Неожиданно раздался мелодичный гудок интеркома.

— Сьюзи, это мистер Линнер? — вежливо спросил он секретаршу.

— Боюсь, что нет, мистер Гаунт. Но у вас была назначена встреча на десять часов.

— Что за встреча?

— Ну как же, этот человек звонил вам вчера вечером. Перед уходом я еще доложила вам, что занесла эту информацию в ваш компьютер.

— Я не...

Гаунт оторвал свой живот от подоконника и взглянул на дисплей.

— Кто такой, черт побери, этот Эдвард Минтон?

— Он из Вашингтона, — ответила Сьюзи так, как будто это могло ему что-то объяснить. — Он прилетел первым утренним рейсом, чтобы увидеться с вами.

Гаунт почувствовал, как у него похолодело в животе. Он никогда не любил подобного рода ощущений. Эти демократы просто зациклились на японской тематике. Судя по их высказываниям, экономическая война готова была вот-вот разразиться, и вся Америка жила якобы только надеждами на благотворительную помощь демократической партии — единственной силы, способной защитить страну от неслыханного унижения, замышлявшегося в тайных покоях Императорского дворца в Токио.

Он вспомнил, что в последнее время уже неоднократно замечал символ Японии — восходящее солнце, перечеркнутый диагональной красной полосой...

В этой мечте работников рекламы, способных свести самые сложные проблемы к примитиву, он видел всего лишь признак морального банкротства собственной державы.

На секунду Гаунт прикрыл глаза. Он был крупным мужчиной, в котором жира было ничуть не меньше, чем мускулов. Выйдя из колледжа, он пришел к довольно распространенному мнению, что, раз обретя хорошую спортивную форму, ее вовсе нет нужды поддерживать постоянными упражнениями. Появляясь на бейсбольной площадке, он в свое время наводил ужас на соперников, и только травма плеча не позволила ему сделать карьеру в профессиональном спорте.

К счастью для него, даже несмотря на то что кошелек его становился все более пухлым, он не потерял способности здраво мыслить. В своей сфере деятельности Гаунт обладал редкостным профессиональным нюхом. Он умел вникнуть в суть дела и мастерски подобрать необходимых сотрудников. Именно этими своими качествами он обратил на себя внимание Николаса Линнера, и тот выдвинул его на должность директора-распорядителя филиала компании «Томкин-Сато индастриз» в США.

Теперь эта же интуиция подсказывала ему, что десятичасовая встреча не сулит ничего хорошего. Он поднес руку ко лбу, прикрыл на мгновение глаза, как бы пытаясь силой своей воли заставить Эдварда Минтона исчезнуть из приемной.

— Мистер Гаунт?

— Да, Сьюзи?

— Уже четверть одиннадцатого.

— В таком случае пригласите мистера Минтона, — вздохнул Гаунт.

Хотя его тело и несколько оплыло, лицо Гаунта осталось тем же, что было в колледже. Волевой подбородок, никаких складок под щеками, которые он замечал у своих бывших однокашников, густые каштановые волосы, слегка тронутые сединой, гармонирующие с карим цветом: его глаз. Любой скульптор почел бы для себя за честь вылепить это лицо, исполненное силы и одухотворенности.

Вошедший в его кабинет Эдвард Минтон являл собою полную ему противоположность. Его высокая и худощавая фигура была сутуловатой, что довольно часто встречается у людей, которые в молодые годы стеснялись своего роста. Кожа у него была нездорово бледной, и этот оттенок подтвердил худшие опасения Гаунта: Минтон оказался чиновником, а в данный момент это было столь же несчастливым предзнаменованием, как черная кошка, перебежавшая дорогу.

Одет он был в костюм-тройку, ткань на локтях блестела, обшлага потерты, а цвет материала и его качество не поддавались определению. Он был похож на отставного пожарного. Тонкие губы, на прямом носу очки в металлической оправе. Глаза, скрывавшиеся за их стеклами, могли бы принадлежать какому-нибудь хищному животному. Гаунт нисколько не удивился при виде свисающего из жилетного кармана на золотой цепочке брелока с греческой монограммой Фи-Бета-Каппа[5]. Все политики чем-то похожи на собак, подумал про себя Гаунт. К чужой породе они привыкли относиться свысока.

— Мистер Минтон, — сказал он, скривив губы в улыбке, — не угодно ли присесть? Чем могу быть полезен?

Минтон, обдав его волной какого-то затхлого воздуха, уселся в кожаное кресло, стоявшее рядом с отделанным под красное дерево столом Гаунта.

— А у вас внизу собралась целая толпа, — заметил Минтон тоном заботливой мамаши.

— Все преходяще, — ответил Гаунт. — Завтра днем их больше всего будет волновать война в Югославии.

— Ну это вряд ли.

Минтон поигрывал своим брелоком с тем таинственным видом, который напускает на себя мужчина в обществе женщины, с которой намерен провести ночь.

— Для Штатов сейчас наступили сложные времена, люда чувствуют себя не в своей тарелке.

Он слегка повернул голову, стекла очков при этом блеснули. А он неплохо владеет тактикой запугивания, подумал Гаунт, раскусив его маневр.

— Такое впечатление, что стоишь на рельсах перед несущимся на тебя поездом, — продолжил Минтон, подбрасывая на ладони брелок.

Тешься, тешься своей игрушкой, подумал Гаунт, тебе, ублюдок, наверняка известно, что я-то колледжа не закончил.

— И мне становится очень жаль человека — или компанию, которая стоит между рельсами.

Гаунт сглотнул, но ничего не ответил. У него было такое ощущение, что на него вот-вот обрушится нож гильотины. Он вспомнил Марию Антуанетту.

— У себя на Капитолийском холме мы заботимся об интересах Америки и ее граждан.

— Но более всего о своих, конечно, — выдохнул Гаунт.

— Что? — напрягшись, подался вперед Минтон, как охотничья собака, почуявшая дичь. — Что вы сказали?

— Я всего лишь прочистил горло.

Минтон застыл.

— Американский народ хочет одного — чтобы японские компании убрались из их страны. И это стремление народа является для конгресса законом.

С этими словами он выложил на стол лист бумаги.

«Я, в качестве прокурора министерства юстиции, по поручению Сената США, сообщаю вам, Харли Гаунту, директору-распорядителю компании „Томкин-Сато индастриз“, что вы и некий Николас Линнер, сопрезидент вышеозначенной компании, настоящей повесткой вызываетесь на сенатское слушание. Вы также уведомляетесь о том, что против вашей компании сенатской Комиссией по экономическому надзору в соответствии с запросом сенатора Рэнса Бэйна возбуждено расследование. Настоящим вы обязываетесь явиться в комиссию для дачи показаний в следующий четверг ровно в десять часов утра».

Сенатор Рэнс Бэйн, повторил про себя Гаунт. Сосредоточившись на этом имени, дальнейших слов Минтона Гаунт уже не слышал.

Вэйн, демократ от штата Техас, в мечтах видел себя хозяином Белого дома. Вне зависимости от того, кто сидел в президентском кресле — демократы или республиканцы, государственный долг страны на протяжении десятилетий ничуть не уменьшался. На это его и не волновало.

Рэнс Бэйн привык держать нос по ветру. Он был выходцем с юго-запада, из самого сердца Америки, из штата, который не только обошли серьезные экономические потрясения, но который олицетворял собой ковбойский дух свободомыслия и предпринимательства.