Л. Хартли - Смертельный номер: Рассказы Страница 13

И вот в тридцать девять лет на него обрушилось весьма солидное наследство — удружил дальний родственник, — к чему он оказался совершенно не готовым ни социально, ни эмоционально, ни психологически. Морально — еще куда ни шло; его сильно развитое чувство долга сработало незамедлительно: нашлись всевозможные люди, всевозможные дела, которые требовалось охватить благотворительностью. Материальный аспект своего нового положения он постиг лишь через некоторое время; ему не сразу втолковали, что в его распоряжении столько денег, что он вполне может купить партнерство в фирме, и когда он все-таки решился на это, фирма приняла его с большим энтузиазмом, потому что их привели в восторг не только его деньги, но и он сам — скромный, преданный делу, надежный, трудолюбивый человек, который будет добросовестно вкалывать и не доставит никаких неприятностей. Можно смело сказать, что никто не возненавидел его лютой ненавистью за то, что ему так подфартило, что на него обрушилось такое состояние, а вместе с ним и немалые привилегии — во-первых, появилось больше возможностей развлечься, во-вторых, заметно выросли связи в обществе.

Неудивительно, что его стали принимать в кругах, дотоле ему неизвестных. Человек он был воспитанный, можно сказать, недурен собой и, несомненно, был выгодной партией; и если ему не всегда удавалось настроиться на волну общества, в котором он находился, не удавалось говорить с этими людьми на одном языке или улавливать полутона, эти недостатки социального свойства ему с готовностью прощались. Скорее они даже приветствовались, превращая его в любимца публики, в эдакого добродушного зверька, не очень натасканного. Несколько женщин, фотография одной из которых, кстати говоря, еще недавно украшала стену его комнаты, взялись за его воспитание и пускались на любые ухищрения, чтобы возвысить его в собственных глазах. Нельзя сказать, что у них не было личной заинтересованности, ибо они прекрасно понимали: если человек невысокого мнения о себе, ему не стать тем, кем они хотели бы его видеть. Но чем больше они старались, чем усерднее оплетали его шелковистой паутиной, тем сильнее развивалось в нем чувство долга и отстраненности. Чем отплатить за эту всеобъемлющую доброту? Он одаривал их мелкими подарками, цветами и безделушками, но подаркам этим порой придавалось чрезмерное значение; хотя эти знаки внимания принимались с восторгом, его мучило ощущение, будто от него ждут большего. Этих знаков было явно недостаточно! Взять, к примеру, миссис де Соль, для близких друзей Делис; проведя вечер в ее гостиной за приятной беседой и даже слегка пофлиртовав, он чувствовал себя в неоплатном долгу. Ну чем ей отплатить? Несколько миль тащить за ней тяжеленные чемоданы?

Оказалось, лихо тратить деньги ему не удается, от привычки считать каждый грош так просто не избавишься. Он был уверен, что должен тратить не больше, чем зарабатывает, а сама мысль спустить весь капитал была чуждой и пугающей. Со временем он оценил свои финансовые возможности более реально и перебрался из небольшого домика на окраине в комфортабельную квартиру в Южном Кенсингтоне. Но в том, что такой переезд ему по карману, он убедил себя лишь через несколько месяцев, а на первую вечеринку вообще отважился через полгода.

Вечеринка, однако, прошла успешно — присутствующие сделали для этого все возможное, и когда за последним гостем закрылась дверь, Джордж почувствовал — наконец кому-то и от него есть польза.

Мужчины из окружения Джорджа его потенциальные возможности оценивали несколько иначе, нежели дамы. Их отношение к нему было не столь восторженным. Само собой разумеется, они не носились с ним как с писаной торбой, но все же пристально за ним наблюдали — неизвестная величина, темная лошадка. Они, конечно, не жаждали, чтобы он надел на себя хомут супружеской жизни, но в их планах на его счет женщинам отводилась своя роль. В женщине самое главное — деньги, а уж потом прочие добродетели. Во всяком случае, кое-кто рассуждал именно так. Большинство новых друзей Джорджа обожали говорить о деньгах, деньги были для них всем; он этих друзей не выбирал, они выбрали его сами. В этом новом для себя мире он блуждал как слепой котенок, и когда кто-то проявлял интерес к его персоне, он был и удивлен, и польщен. Женщины, к которым его тянуло, были нежнее и утонченнее своих мужей, и общение с Джорджем приятно разнообразило их жизнь. Зато мужчины, существа более объективные и непредубежденные, пожалуй, более трезво оценивали его положение в обществе.

— Тебе нужно завести собаку, Джордж, — сказал один доброжелатель, из числа наиболее проницательных.

— Собаку?

— Да, эдакую псину, ты приходишь домой, а она машет тебе хвостом, лижет в щеку.

Джордж на миг задумался.

— Но ведь ее придется прогуливать.

— Не целыми же днями. Прежде всего думаешь об обязанностях. А ты представь, как она на тебя смотрит, глаза огромные, умоляющие, а ты ее гладишь, чешешь за ушами. Собака ведь на ласку куда податливей, чем человек.

— Ты думаешь, я ласковый? — спросил Джордж.

— Я бы сказал, что чересчур. Женщины, с которыми ты общаешься, тебе не пара, ты их даже боишься. Нет, я ничего против них не имею, по-своему они великолепны, но не для тебя. Уж слишком они утонченные, тебе надо что-то попроще, поестественнее. А вот собака…

— Что собака?

— Она будет к тебе подлизываться, а ты ее — по морде!

— Фу, какая мерзость!

— Ну, можно наоборот: ты к ней подлизываешься, а она тебя — цап!

— И никак иначе?

— В твоем случае — никак. Тебе нужна псина, с которой тебя будут связывать сильные эмоции. Не такая дружба, какая у тебя с миссис Хейк, или Хейлибат, или как ее там. Стоит только на тебя посмотреть — и ты уже растаял.

— О ком ты говоришь?

— О стареющей хищнице, которая усаживает тебя на диван и перебирает твои сердечные струны лакированными коготками!

— Делис де Соль! Она истинный ангел.

— Вот именно. Тебе нужно что-то более плотское. Женщина, способная раскрепоститься и раскрепостить тебя. Мы созовем для тебя вечеринку.

Так Джордж познакомился с Дейдри. На вечере были еще две девушки, схожие с ней и решительно не схожие с женщинами, составлявшими круг общения Джорджа. Обстановка была самая дружеская. Шампанское развязало языки, Джордж не испытывал никакой скованности. Он без стеснения участвовал в разговорах, а разговоры так и вились вокруг него — трудолюбивый муравей, который вполне заслужил выпавший на его долю подарок судьбы, человек, который правит бал, счастливчик, чьим именем пестрят первые страницы газет. Многое из того, что говорилось, не соответствовало истине, но так льстило, так пьянило — сильней вина! Под восхищенными взглядами, которые украдкой бросали на него дамы, Джордж и вправду начал чувствовать себя баловнем судьбы!

Вскоре одна из пар поднялась, и мужчина, извинившись, сказал, что их ждут в другом месте.

— Очень жаль, если из-за нас все разойдутся, — добавил он.

— Ничего страшного, — успокоил его хозяин. — Меня и Анет тоже ждут в новом клубе «Поздняя встреча». Вернемся мы оттуда не скоро. Но выпивки в доме хватает. Может, ты, Джордж, останешься вместе с Дейдри, проведете остаток вечера вместе? Сейчас только одиннадцать. Если, конечно, у вас нет других дел.

Джордж и Дейдри переглянулись.

— Как вы на это смотрите, Дейдри? — спросил он. Фамилии ее он не знал.

— Я с удовольствием останусь, — заявила она.

— Что ж, — сказал хозяин, поднимаясь и беря Анет за руку, — нам, право, неловко, как-то все вышло нескладно. Ради бога, будьте как дома, хорошо? Где тут у нас и что, вы знаете, — он сделал неопределенный жест рукой, — уж Дейдри, во всяком случае, знает. До свидания, дети мои, не слишком озорничайте, — и вместе со своей спутницей он исчез, не успели Джордж и Дейдри поблагодарить хозяев за приятно проведенный вечер.

Это был первый из нескольких подобных вечеров, иногда их устраивал сам Джордж, который помаленьку привыкал тратить деньги и даже делал это с бесшабашностью бывалого гуляки. Делить Дейдри с другими гостями — это было Джорджу не по нутру; зато после вечеринки она принадлежала ему одному. И он обретал себя, становился собою только в объятьях Дейдри.

Впрочем, нет, не только. Что бы он ни делал для нее — дарил ли подарок, чем-то угощал, исполнял ее желание, высказанное вслух или им угаданное, — всякий раз он, пусть и в меньшей степени, испытывал то же чувство гармонии и согласия с самим собой. Весь вид его говорил: я горжусь тем, что я мужчина. Он шел по Пикадилли, засунув руки в карманы, с таким видом, будто вся улица принадлежит ему. Стоило лишь подумать о ней — и он вдвое вырастал в собственных глазах. Это чувство воспарения давала ему только она, с другими женщинами, попавшими в список его знакомых раньше, он и сейчас был робким и застенчивым, жаждущим угодить, и порой не без успеха, но никогда не играл первую скрипку, а только подыгрывал. Постепенно он стал навещать их все реже — они держали его возле себя на шелковых нитях. Дейдри же привязала Джорджа толстым канатом.