Марк Олден - Демон Страница 13

Но Пенни считал, что должен предупредить сенатора о «Мудзин». Он сказал, что понимает азиатов: воевал на их стороне и против, работал с ними и против них — он знает, она, победив «Мудзин», совершила преступление против корпорации, только так может думать руководство. Для японцев, как и для всех азиатов, преступление и наказание неразделимы. Следует опасаться «Мудзин».

Сейчас Пенни сказал Аристотелю Белласу:

— Похоже, сейчас они ей отплатят. Карлайнер и «Мудзин» хотят погубить сенатора на следующих выборах. Ты это мне хочешь сказать.

Грек фыркнул.

— Это, друг мой, вы говорите мне. А я сказал только, что цель — не сенатор.

— Шикарно. Прослушивают ее телефоны, но цель — не она. Попробуй еще раз, у тебя получится, Грек.

— Она мелкий игрок, ничего больше. Карлайнеру нужна информация. Его интересует то, что она и еще некоторые знают об Уоррене Ганисе. Это и есть суть вкратце. Важно то, что знают эти люди об Уоррене Ганисе. И ничего больше.

Пенни бросил на Грека такой взгляд, что Софи, сразу напрягшаяся, подтвердила: отец говорит правду.

— Разве вы не видите, что мы оба сильно испуганы? — проговорила она. Тут Аристотель потрепал дочку по руке и заговорил негромко на греческом. Пенни делал единственное, что он мог делать: молчал, давая Софи время успокоиться.

Он сказал себе, что такой испуг для Грека не характерен. Аристотель Беллас все уже повидал, пережил друзей, врагов и знакомых. Не зря его звали Серым Лисом. Да и полиции он мог особо не бояться, так как полицейским иногда помогал. Почему же он боится?

Уоррен Ганис. Пенни с ним не был знаком, а имя знал. М-р Ганис — крупная фигура. И богат. Всерьез богат. Он владел коммуникационной империей с офисами в Нью-Йорке, которая занималась журналами, газетами, кабельными операциями, книгоизданием. Ганис жил замкнуто, никогда не давал интервью, но было известно, что он занимается сейчас сделкой, которая станет самой крупной в его жизни. Он вот-вот собирался приобрести контрольный пакет акций в соперничающей цепи газет, кабельных — и радиостанцией, стоимостью больше 400 миллионов долларов. Вместе с теми, что у него уже были, дополнительные девяносто четыре газеты дадут ему самую большую цепь в стране.

Не было секретом, что Ганис настроен очень прояпонски, особенно в отношении японской индустрии, чьи методы управления пропагандировались его публикациями. Он даже считал их ролевой моделью для Америки. А это автоматически делало его настроенным в пользу свободы торговли, резко на стороне японских корпораций, занимающихся бизнесом с Соединенными Штатами, самым большим рынком Японии — естественно поэтому, что в периодике Ганиса его взгляды высказывались часто. Несмотря на их разногласия по вопросам торговой политики, Фрэн Маклис и Уоррен Ганис были друзьями, хотя она и сказала Пенни, что яростная защита Ганисом права «Мудзин» на покупку вашингтонского банка могла бы запугать кого угодно, кроме нее.

— А кто эти другие люди, — спросил Пенни у Аристотеля Белласа, — которые что-то знают об Уоррене Ганисе?

Грек пожевал уголок рта, обдумывая вопрос. А Софи даже думать не пришлось. Она была испугана больше, чем отец.

— Чем скорее мы выберемся из этого дела с Карлайнером, тем лучше, — проговорила она. — Расскажи мистеру Пенни правду.

Грек закрыл глаза. Задумался. Потом открыл глаза и уставился на завязки своих аллигаторовых туфель.

— Ковидак. Английский друг вашего сенатора. Он знает. Об этом и есть его книга, та, с которой помогает ему сенатор. Мейер Уэкслер, он тоже знает.

— Уэкслер. Старый газетчик, у него листок политических скандалов?

Беллас кивнул.

— Ганис его разорил. Сделал бедняком, и сейчас Мейер хочет рассчитаться. Он вообще немного сумасшедший, этот Мейер. Бывает комплекс Бога, вроде ему надо мир спасать. Но он решительный человек. Мы проверяем еще двоих, кто может что-то знать о Ганисе. Дело в том, что эта информация может свалить большого человека. И устроить неприятности для «Мудзин» — тоже.

Пенни поднял руку, останавливая его.

— Не так быстро. Ну как может кто-нибудь из этих людей повредить Уоррену Ганису, не говоря уже о «Мудзин»? Ганис — мощная фигура. Деньги, власть, у него есть все. Ну, он оставил позади несколько тел, так и что? На вершину горы по трупам и поднимаются. И знаешь, что? Я думаю, публику это уже не волнует. А уж «Мудзин» — что бы на этого гиганта кто бы ни имел, гигант не почешется.

Белласа это задело. Он не привык, чтобы в его информации сомневались. Ткнув в Пенни пальцем, он заговорил из-под скривившейся губы.

— Сынок, если Грек говорит тебе о чем-нибудь, что это правда, можешь идти и ставить деньги, потому что ставишь ты на верную вещь. Я же человек с золотыми ушами, забыл? Знать что-то — вот в чем я хорош. Я в своем деле лучший, никогда не забывай. Предположим, только предположим, я скажу тебе, что Уоррен Ганис очень давно убивал людей.

Пенни с равнодушным видом взял свою чашку кофе.

— Некоторые из лучших семей в стране пролили немного крови, когда поднимались по лестнице. В этом ничего нового. Поезжай в любую страну, потряси лучшие семейные деревья, и обязательно несколько придурков свалятся. А хорошие люди часто не могут никуда пробиться. Они не так устроены.

Ухмыляясь, Беллас хлопнул в ладоши и наклонился вперед.

— Мистер Эдвард Пенни, вы меня слушаете, но не слышите. Я не говорил, что мистер Уоррен Ганис убил кого-то. Я сказал, что он убивал людей. В греческой школе сразу же поняли — это значит, немало людей. Так что я говорю вам о чем-то, что Уоррен Ганис и «Мудзин» сделали вместе и сделали много лет назад. И это нечто такое, что может погубить обоих. Ага, я вижу по вашему бородатому лицу, что вы мне не верите.

Пенни усмехнулся.

— Правильно видите, особенно если учесть, что вы раз в прошлом обращались с правдой очень вольно. — Тем не менее в отношении Пенни что-то изменилось, он говорил уже с учетом того, что Грек намного старше. — Скажем прямо, Грек, репутация у вас дерьмовая. Ну ладно, пока мы слишком не отвлеклись на Ганиса, скажите — кого вы подкупили в штате сенатора?

Грек откинулся назад, поглаживая у себя волосы на груди.

— Почему нет, друг мой. Я ведь проиграл. Это женщина, Дебби Превити. Вы ее знаете, конечно?

Эдвард Пенни ее знал. И она ему нравилась. Ей было тридцать с чем-нибудь — светловолосая, хорошо выглядела в замше, а работала административным ассистентом у Фрэн Маклис. Первый свой день на работе он провел с Дебби, она показывала ему вашингтонский офис, знакомила со многими из пятидесяти пяти человек, которые работали на сенатора, рассказывала о жизни в самом политическом городе на земле. Сенатору будет очень больно, когда она узнает, что предатель — Дебби.

— Мы прослушивали только городские дома, — продолжал Грек, — здесь и в Джорджтауне. Офисы не трогали. Мы подумали, если вы станете проверять, то начнете с офисов. И вообще нас политика не интересовала. Только Уоррен Ганис. Дебби впустила нас в дома, когда никого там не было, мы рассажали своих зверюшек, раз-два-три, вот и все.

— А Дебби еще носила на себе микрофон?

— Тут она замялась. Вначале не хотела на это идти. Сказала, совесть беспокоит, я возмутился — притом, сколько она от нас получала, совесть можно было убрать куда-нибудь. А если говорить о грязных фокусах, мистер Эдвард Пенни, то вы ведь меня обдурили, так? Сенатора сейчас нет в Нью-Йорке, правильно?

Пенни улыбнулся. И медленно кивнул. Сказал — сейчас ее нет. Она до утра в Вирджинии, у друзей. Пенни распространил историю в вашингтонском офисе, что сенатор решила слетать в Нью-Йорк на обед и посещение балета с лордом Ковидаком, который приезжает всего на один день. Пенни предпочел устроить ловушку в Нью-Йорке: меньше людей сенатора поблизости, значит, меньше шансов на какую-нибудь «накладку». Он сообщил только вашингтонским людям, и — это уже было глазировкой на торте — сделал так, что некоторые из его ньюйоркских друзей позвонили сюда и оставили сообщение для Ковидака. Это чтобы слухач не потерял интереса. В Вашингтоне приманку взяла Дебби Превити. В Нью-Йорке то же самое сделал Грек.

— Но почему сейчас? — спросил Пенни у Аристотеля Белласа. — Почему внезапный интерес к Уоррену Ганису после стольких лет?

Хмурясь, Беллас хлопнул ладонями по толстым бедрам.

— Почему сейчас? Потому что, друг мой, в Японии идет война, война за контроль над империей. Контроль над группой «Мудзин». Ясуда Гэннаи, президент компании, лежит на смертном одре, а вскоре поднимется по известным золотым ступенькам. А тем временем воюют за то, кому надеть его туфли — вот тут, друг мой, и появляется Уоррен Ганис. Кто-то в компании, не знаю кто, считает, что единственная возможность захватить «Мудзин» — это свалить Уоррена Ганиса. И этот кто-то может быть прав.

Он помолчал.

— Вот и позвольте спросить вас: на что можно пойти ради компании, которая делает сто миллиардов долларов в год?