Уоррен Мерфи - Небо падает Страница 13

– Это контролируемая безопасная проверка воздействия солнечных лучей, не защищенных озоновым слоем, на окружающую среду. А могу ли я спросить, кого вы представляете?

– Их, – сказал Римо, указывая на машину, забитую сотрудниками органов безопасности.

– Они, безусловно, производят впечатление, но что это за люди?

– Представители ваших органов безопасности.

– Есть ли у них какие-либо удостоверения? Извините, но я должен с ними ознакомиться.

Римо пожал плечами, пошел к машине и попросил сдать ему удостоверения. Один из пассажиров, будучи еще не вполне в себе, протянул ему бумажник.

– Это не ограбление, – сказал Римо.

– А я и не понял, – сказал полуживой сотрудник сверхсекретной службы.

– Нет, – ответил Римо и, присовокупив свое удостоверение к другим удостоверениям и пластиковым значкам с фотографиями, отнес всю кипу лаборанту. Лаборант взглянул на них, и у него перехватило дыхание.

– Боже, среди вас офицер такого ранга!

– Один из них, – сказал Римо. – Здесь еще парень из разведки.

– Да. Понял. Вижу, – сказал лаборант, возвращая удостоверения. Римо сунул их в карман – вдруг снова понадобятся. – Что вам угодно? – спросил лаборант.

– Кто вы сам?

– Я лаборант лондонской лаборатории Помфритт.

– Что вы здесь делаете? Поподробнее, пожалуйста. Что здесь происходит?

Лаборант пустился в пространные объяснения – про флюорокарбоны, энергию солнца, воздействие прямых солнечных лучей и про контролируемый, он это подчеркнул, контролируемый опыт, цель которого – выяснить, что может делать человечество с поступающей в полном объеме энергией солнца.

– Сгореть до тла, – сказал Римо, который понял примерно половину из того, о чем говорил лаборант. – Хорошо, а чем это делается, и где оно?

– Это управляемый генератор флюорокарбоновых лучей.

– Так, – сказал Римо. – И где эта флюорокарбоновая... штука?

– На базе.

– Понял. И где база?

– Я не знаю, сэр, но, как вы видите, проведен эксперимент безукоризненно.

Он слегка стукнул по часам, чтобы проверить, не пойдут ли они. Часы не пошли.

– Почему вы не знаете? – спросил Римо.

– Потому что это не наша установка. Мы только проводим эксперимент.

– Отлично. И для кого?

Лаборант сообщил Римо название и адрес фирмы. Фирма была американской. Это подтверждало некоторые из фактов, полученных им от парней из машины. Он вернулся к машине и взял в руки телефон.

Раздался звонок. Римо держал телефон, подсоединенный к машине, стоя снаружи у окна шофера. Услышав скрипучее “да” Смита, Римо сказал:

– Я все еще на открытой линии.

– Продолжайте, – сказал Смит. – Что у вас?

– Я нашел, где та штука, которая дырявит озоновый слой.

– Хорошо. Где?

Римо дал ему название и адрес американской фирмы.

– Вы хотите, чтобы я вернулся и с ними разобрался? Или сами это сделаете? Вы ведь в Америке.

– Не вешайте трубку, – сказал Смит.

Римо улыбнулся группе людей на заднем сидении. Полковник улыбнулся в ответ. Офицер разведки мрачно смотрел перед собой. Лаборанты на поле рассматривали свои часы. Римо, насвистывая, ждал указаний Смита.

– Хорошо, – сказал Смит.

– Вы хотите, чтобы я вел дело здесь, или у нас хватит времени подождать, пока я вернусь обратно, чтобы заняться проблемами на месте?

– Я хочу, чтобы вы продолжали присматриваться, Римо. Не только не существует компании “Санорама” в Буттсвилле, Арканзас, но и самого Буттсвиля, Арканзас не существует.

Римо вернулся к лаборанту и предложил починить его часы, пропустив их ему через ухо и вытащив через нос, если он не скажет правды.

– Нам дали именно это название. Мы участвуем в эксперименте для доктора О’Доннел. Это ее компания. Она и сообщила такое название. Правда.

Римо был склонен поверить этому человеку. Большинство людей говорило правду, когда им зажимали нерв спинного мозга.

– Отлично, – сказал Римо. – Где доктор О’Доннел?

– Она уехала с парнем, который говорил по-русски, – сказал лаборант.

В этот момент Римо заметил, что на поле нет ни одного полицейского, никакой охраны, которую англичане хотели бы скрыть от представителя Америки. Кто же на чьей стороне, и что это за русский?

Глава четвертая

По старинке, на листочке бумаге Харолд В. Смит подсчитал, что кривая сообщений о новых ракетных установках в Советском Союзе ползет вверх. Кроме того, увеличилась вероятность появления в озоновом щите такой пробоины, которая скоро не затянется.

Игра наперегонки – что их быстрее уничтожит. А Смит мог играть только на одном поле – кроме Римо у него никого не было.

Был бы у него Чиун, он послал бы старичка-убийцу в Россию, там ему самое место. Непонятно почему, но Чиун отлично предвидел все ходы русских. И Чиун умел разговаривать с кем угодно, наверное, представителю дома наемных убийц с тысячелетней историей так и положено.

По секретной договоренности Смиту не только было позволено отправлять золото на подводной лодке, но он также мог поддерживать связь с Пхеньяном. Теперь и это переменилось.

У Смита мелькнула мысль, не связано ли это с нынешней позицией русских. Несмотря на то, что Северная Корея была ближайшим союзником России, Россия ей не доверяла. Смотрела на Корею, как на бедного родственника, чье сомнительное положение на мировой арене она вынуждена терпеть. Большого секрета в этом не было. Все контрразведки мира постоянно перехватывали униженные просьбы корейцев, искавших поддержки русских.

Об этом не знал почти никто, не знал и Смит, сидевший в своей штаб-квартире в ожидании конца света, но пожизненный президент Северной Кореи покинул страну в тот самый момент, когда туда прибыл Мастер Синанджу. Он сделал это, поскольку его заверили, что лучше ему быть за ее пределами, когда Мастер Синанджу узнает о том, что произошло в его деревне.

Полковник, шедший в двадцати шагах позади Мастера Синанджу, тоже не знал, что задумало его начальство. Ему велели лишь не беспокоить Мастера Синанджу. Никто не смел обращаться к Мастеру, пока тот сам не заговорит.

Мастер сошел с самолета, прошел сквозь строй почетного караула и оказался прямо у поджидавшего его лимузина. Он был незамедлительно доставлен в деревню Синанджу. Ни полковник, ни остальные офицеры службы безопасности не могли последовать за ним. Эта деревня была единственным местом в северной Корее, где сохранились старые обычаи. Ее жители не платили налогов, а раз в год приплывала американская подводная лодка, привозившая некий груз. Полковник знал лишь, что это не шпионаж, и вмешиваться в происходящее не имел права. Ему сказали, что это касается только Синанджу, а Пхеньян не имеет к этому никакого отношения. Мастер Синанджу сам следит за своей деревней. А теперь эта живая легенда. Мастер Синанджу, сам прибыл в Корею, потому что то, что случилось, было не просто позором. Произошла трагедия.

Полковнику было приказано выполнять все желания этого тщедушного старичка. Его начальник, генерал Токса, велел полковнику докладывать об этих желаниях ему лично, а он в свою очередь должен был сообщать о них самому Пожизненному президенту, Ким Ир Сену. При мысли о такой ответственности полковника пробирала дрожь.

Но не все относились к происходившему должным образом. Когда они шествовали по аэропорту, кое-кто из молодых хихикал, глядя на странное кимоно Мастера Синанджу. Рассмеялся даже офицер государственной безопасности.

И тут Мастер Синанджу впервые заговорил, произнеся слово, запрещенное сорок лет назад:

– Жополизы японские, – бросил он.

Это выражение пошло со времен японской оккупации. Сохранилось множество слухов о корейцах, прислуживавших ненавистным японцам. Когда полковнику была поручена северо-западная провинция, в которую входила и Синанджу, он узнал о том, что японцы не посмели войти в Синанджу, а раньше, когда Корея была оккупирована Китаем, китайцы тоже Синанджу не трогали. Но ходили рассказы о том, что в стародавние времена наместники трона Белой Хризантемы и правители всех китайских династий посылали дань в крохотную деревушку на берегу Западно-Корейского залива. А в саму деревушку они никогда не входили. Не бывал там и полковник. Но теперь, после того, что случилось, он мог увидеть наконец, какие тайны хранит эта деревня. Ему было приказано не распространяться о том, что произошло в Синанджу, но он должен был следить за каждой реакцией Мастера Синанджу. Следовало фиксировать любое его слово. Ни один его шаг не должен был остаться незамеченным. Но полковник имел право только наблюдать.

Поэтому молча и стараясь сохранять достоинство, выслушивал он обвинения, на которые не скупился Мастер Синанджу.

Чиун сказал, что новая униформа подошла бы лучше скоту, нежели людям. Он сказал, что чует, что в солдатах Ким Ир Сена не осталось отваги, лишь разврат и грязь, и это верный знак того, что они так и остались японскими жополизами. Он сказал, что плакат Третьего мира, висевший на стене в аэропорту, был признанием Кореи в собственной отсталости, поскольку для всего мира “Третий мир” давно стал синонимом недоразвитости и слабости. А Корея никогда не была хуже, она всегда была лучше. Беда в том, что сами корейцы так и не научились этого ценить.