Сара Лотц - Три Страница 14

Мы проехали мимо палатки, забитой трупами. Я старалась не смотреть на это. Я видела, как люди внутри перекладывают мертвые тела — большинство из них были в голубых пластиковых мешках. И я еще истовее начала молиться, чтобы в этих пакетах не оказалось тел Бузи и Сьюзен.

Нас привезли в зал коммуны Мью Уэй. Предполагалось, что нужно записаться на входе, но я протиснулась мимо стоявших там служащих и вбежала внутрь.

Даже снаружи был слышен чей-то плач. Внутри же зала царил всеобщий хаос. В центре группками расположились люди в саже и в бинтах. Некоторые плакали, другие, казалось, пребывали в глубоком шоке, глядя невидящим взглядом в никуда, как та женщина в фургончике. Я принялась проталкиваться сквозь толпу. Как я вообще могла разыскать Бузи и Сьюзен в такой массе людей? Я заметила Нолисву, нашу соседку, которая иногда присматривала за Сьюзен. На ее лице, выпачканном черной грязью, запеклась кровь. Она тихо раскачивалась вперед-назад, а когда я попыталась расспросить о Бузи и Сьюзен, только посмотрела на меня пустым, безучастным взглядом. Позже я узнала, что два ее внука были в яслях, когда в церковь врезался самолет.

А потом я услышала, как меня кто-то окликнул:

— Энджи?

Я медленно обернулась и увидела Бузи, которая стояла со Сьюзен на руках.

Я закричала:

— Нифилиле! Вы живы!

И повторяла это вновь и вновь.

Не знаю, сколько времени мы стояли и молча обнимали друг друга. Сьюзен уже начала извиваться, потому что я слишком крепко прижимала ее к себе. Я до последнего не теряла надежды, но то чувство облегчения, что с моими близкими все хорошо… Мне уже никогда в жизни не испытать таких сильных эмоций. Когда мы немного успокоились и перестали плакать, Бузи рассказала, что произошло. Она забрала Сьюзен из яслей пораньше и, вместо того чтобы пойти прямо домой, решила зайти в частную лавку за сахаром. Она сказала, что звук удара был просто невообразимым, все сначала подумали, что это упала бомба. Тогда она просто схватила Сьюзен и что было сил побежала в сторону, противоположную этому грохоту, подальше от взрывов. Если бы она пошла сразу домой, они бы неминуемо погибли.

Потому что нашего дома больше не существовало. Все наше имущество сгорело дотла.

Мы оставались в зале, ожидая, пока нас устроят на ночлег. Некоторые устанавливали ширмы, натягивая простыни и одеяла, чтобы отделить себе импровизированные комнатки. Свои жилища потеряло очень много народу, но больше всего мне было жаль деток. Тех, кто потерял родителей, бабушек или дедушек. Таких было много, в том числе там были амагвейя, дети беженцев, которые и так уже пострадали от атак ксенофобов четыре года назад. Глаза этих детей видели слишком многое.

Мне особенно запомнился один мальчик. В свою первую ночь там я не могла заснуть. Адреналин все еще бурлил в крови — думаю, это были последствия того, что мне пришлось пережить в тот день. Я встала, чтобы размяться, и тут почувствовала на себе чей-то взгляд. На одеяле рядом с тем местом, где расположились мы с Бузи и Сьюзен, сидел мальчик. Раньше я его не замечала — была слишком занята тем, что суетилась вокруг Сьюзен и стояла в очередях за пищей и водой. Даже в полумраке я рассмотрела боль и одиночество в его глазах. На одеяле он сидел совсем один, родителей или других родственников видно не было. Я еще удивилась, почему работники социальных служб не забрали его в сектор для детей, которые остались одни.

Я спросила, где его мама. Он никак не отреагировал. Тогда я села рядом с ним и взяла его за руки. Он прижался ко мне, и, хотя он не плакал и не всхлипывал, тело его казалось каким-то неживым. Когда я решила, что он заснул, я уложила его, а сама отползла на свое одеяло.

На следующий день сообщили, что нас переводят в гостиницу, предоставившую свои номера тем, кто лишился крова. Я оглянулась по сторонам в поисках того мальчика — у меня появилась мысль взять его с собой, — но его нигде не было видно.

В гостинице мы прожили две недели, а потом моей сестре предложили работу в большой пекарне неподалеку от Масифумеле, и я пошла туда вместе с ней. И снова мне повезло. Это было намного лучше, чем работать домработницей. В пекарне были свои ясли, и я каждое утро могла брать Сьюзен с собой.

Уже потом, когда в Южную Африку приехали американцы, которые искали того, четвертого ребенка, нас с Бузи нашел один следователь — мужчина народности коса, а не какой-то там «охотник за головами» из-за моря — и стал расспрашивать, не видели ли мы в том зале, куда нас поместили, необычного мальчика. По описанию он очень походил на парнишку, которого я видела в первую ночь, но я не сказала, что видела его. Сама не знаю, почему я это сделала. Думаю, где-то в глубине души я догадывалась, что ему будет лучше, если его не найдут. Я видела, что следователь понимал, что я от него что-то скрываю, однако я все равно послушалась внутреннего голоса, подсказавшего мне, чтобы я держала язык за зубами.

К тому же… это мог быть и не тот мальчик, которого они искали. Там было много интандане, детей-сирот, а тот мальчик не сказал мне, как его зовут.

Рядовой первого класса Сэмюель «Сэмми» Хокемейер из 3-го экспедиционного корпуса морской пехоты, базирующегося в Кэмп-Кортни на острове Окинава, после своего возвращения в США в июне 2012 года согласился побеседовать со мной по скайпу.

Я познакомился с Джейком, когда нас обоих в 2011-м перевели на Окинаву. Сам я из Фэрфакса, штат Вирджиния, а он, как оказалось, вырос в Аннандейле, так что мы с ним подружились практически сразу. Выяснилось даже, что в средней школе я пару раз играл в американский футбол против его брата. До того как мы с ним пошли в тот лес, он был обычным парнем, ничего особенного, хотя немного более молчаливым, чем остальные, и со специфическим чувством юмора, которое могло оттолкнуть, если обращать на него внимание. Улыбчивый, пять фунтов восемь дюймов, ну, может быть, девять — на всех этих фотографиях в Интернете он выглядит более крупным, чем был на самом деле. Более крупным и более неприятным. Когда мы служили там, мы с ним увлекались компьютерными играми, можно сказать, даже «подсели» на них — с этим делом на нашей базе был полный порядок. И это самое худшее, что я могу о нем сказать, — я имею в виду, до того как у него на фиг снесло крышу.

Мы оба записались в подразделение гуманитарной помощи 3-го ЭКМП и в начале января узнали, что наш батальон направляют в лагерь возле горы Фудзи, где он будет развернут для учений, — полное воссоздание условий катастрофы. Услышав об этом, мы с Джейком очень обрадовались. Оттуда только что вернулись несколько морских пехотинцев из антитеррористического подразделения, против которых мы пару раз сражались в компьютерной игре. Они рассказывали, что Катемба, один из близлежащих городков, — это крутое место, где можно классно провести время; там есть одно заведение, где за три тысячи иен можно есть и пить сколько влезет. Мы также рассчитывали, что там у нас появится шанс съездить в Токио и познакомиться с японской культурой. На Окинаве этого особо не увидишь, поскольку расположена она в семистах километрах от остальной Японии. Вид на океан из Кортни открывается, конечно, потрясающий, но, если смотреть на него изо дня в день, очень скоро от всего этого начинает тошнить, тем более что большинство местных жителей не в восторге от нашей морской пехоты. Частично это объясняется инцидентом с Джирардом — парнем, который случайно застрелил местную женщину, которая собирала на стрельбище металлолом, — да еще групповым изнасилованием еще в девяностые годы. Я бы не сказал, что местные жители настроены так уж враждебно, однако абсолютно точно, что очень многие из них хотели бы, чтобы нас там не было.

Сам лагерь Фудзи — нормальное место. Небольшой, но тренировочная зона просто класс. Нужно сказать, что, когда мы приехали туда, было жутко холодно. Все время туман, тонны дождя с неба — нам еще повезло, что не выпал снег. Наш командир сказал, что первые несколько дней мы будем готовить снаряжение, чтобы развернуться в зоне маневрирования на северном склоне Фудзи, но не успели мы еще толком расположиться в казармах, как начала просачиваться информация о «черном четверге». Сначала мы узнали о крушении самолета во Флориде. Пара наших парней были родом из тех мест, так что родственники и подружки сбросили им последние новости по электронной почте. Потом пришло сообщение о самолете из Великобритании и еще об одном, откуда-то из Африки, — в общем, слухи просто роились в воздухе. Многие из наших считали, что это террористы, может быть, какие-то репрессии со стороны арабов, и все мы были уверены, что нас перебросят обратно на Окинаву. Учитывая, где мы находились, казалось даже ироничным, что в последнюю очередь мы узнали о катастрофе борта компании «Сан Эйр», — никто из нас просто поверить не мог, что это произошло так близко отсюда. Как и все остальные, мы с Джейком всю ту ночь просидели в Интернете. Именно тогда мы и узнали об этих выживших — стюардессе и ребенке. Некоторое время связь была плохая, но нам все же удалось загрузить из YouTube ролик, как того мальчишку поднимали лебедкой на вертолет. Нас всех ошарашило известие, что один из спасшихся умер по пути в больницу. Странно сейчас вспоминать такое, но, помню, я тогда сказал Джейку: