Карлос Бальмаседа - Кулинарная книга каннибала Страница 14

Итальянский консул по причинам, которые не требуют особых объяснений, с усердным тщанием пономаря берег след Цезаря Ломброзо: больше двух лет тот находился в детском приюте, унылом здании в форме буквы U, имевшем двухэтажные корпуса и застекленные галереи, выходящие в засаженный высокими деревьями парк, выложенные камнем дорожки, клумбы с розами и гортензиями. Стены здания столь толсты, что кажутся неприступными, высокие двускатные крыши покрыты французской черепицей. Портик, что скрывает вход толстыми колоннами, поддерживающими каменный балкон, выходит на северную сторону. Совсем рядом с приютом, чтобы защитить его обитателей от козней дьявола, расположена часовня Сан-Карлос-де-Борромео: на вершине колокольни на белом резном камне торчит крест, который бдит за душами невинных дитятей, проживающих в этом месте.

Там и находился Цезарь Ломброзо, когда за ним пришли родственники в сопровождении консула, уладившего все сложности с законом и оформившего все необходимые документы, чтобы сирота начал новую жизнь в «Альмасене».

13

Но обратим наш взор на ту часть истории, которая слишком быстро проскочила перед нашими глазами: почему Беттина Ферри вдруг стала «ближайшим» родственником Цезаря Ломброзо? Нам даже неизвестно, кто отец ребенка и где он находится, поскольку он до сих пор не появлялся в нашем фрагментарном повествовании, неизвестно и что было с «Альмасеном Буэнос-Айрес», а также у нас нет сведений о том предмете, который продолжает питать наш интерес, — что случилось с рукописным оригиналом великолепной «Поваренной книги южных морей»?

Лучше пока разрешить старые загадки, прежде чем биться с новыми. Давайте возьмем некоторые основные факты в качестве верстовых отметин, и это позволит нам достаточно точно отыскать едва различимые следы, которое оставило нам время.

Два очень важных события известны нам с иезуитской точностью.

Первое: 8 декабря 1941 года в полдень Мария Чанкальини и ее единственный сын Федерико вновь открыли «Альмасен».

Второе: 21 сентября 1982 года вечером Беттина Ферри и ее муж Рафаэль Гарофало тоже открывают «Альмасен Буэнос-Айрес».

Посмотрим, что произошло за этот сорок один год.

Федерико Ломброзо исполнилось 14 лет 8 октября 1941 года. И ровно два месяца спустя, ни днем раньше, ни днем позже — вот как работает непостижимая арифметика жизни, — его мать открыла для посетителей «Альмасен» с блаженным восторгом мореплавателей, видящих на горизонте землю. Почему женщина возродилась из политого слезами пепла? Что за мощная сила заставила Марию, раздавленную беспрерывной тоской, охватившей ее после того, как у нее на руках умер Ренцо, распрямиться и толкнула ее вперед? Возможно, одного-единственного образа оказалось достаточно, чтобы вернуться из ада, и разве нельзя, даже еще не зная, предчувствовать, что в жилах Федерико текло невидимое чудо отцовской крови? Чудо, составленное из экзотических запахов, вкусов, ароматов и восхитительных фактур. Приятно вспомнить, что в тот день, когда крестили Федерико в соборе Святого Петра и Сесилии накануне Рождества в конце того же года, когда он родился, священник осенил лоб младенца крестным знамением, после чего Федерико одним из своих крошечных пальчиков коснулся святой воды — взмах крыла готового броситься на жертву сокола, вонзающееся со скоростью молнии жало осы — и поднес капельку ко рту, чтобы попробовать воду на вкус. И никто, кроме Марии, не обратил внимания на этот быстрый, словно луч света, жест. Но рано высказывать смелые предположения и строить неясные прогнозы в тот миг, когда ее сын получал Святые Таинства. Не следует удивляться прочному терпению матери: женщина, которая девять месяцев ждет, чтобы произвести на свет чудо жизни, может подождать того момента, когда карты лягут так, как нужно.

Федерико Ломброзо вместе с матерью внимательно изучил — страницу за страницей — чудесную «Поваренную книгу южных морей», и огромная и тихая кухня «Альмасена», который оставался закрытым для посетителей, превратилась в место излюбленных игр. Маленький ученик походил на алхимика в поиске тайных законов и методик, на чародея, выуживающего древние знания в священной книге богов, запахи и ароматы трав и специй полнили его сны экзотическими картинами, кулинарные рецепты, собранные и придуманные его дядьями, бурлили в его голове и волновали точно так же, как и Марию, видевшую в сыне живой образ мужа и свекра. Образ Федерико на кухне: маленькие ручки летают из стороны в сторону, словно птицы с пятью крылами, с одержимостью алхимика смешивая и взбивая, заправляя, перча, нарезая, замешивая, чистя, жаря. Этот образ, повторяемый изо дня в день, не был ли он тем же самым образом, что месяцами яростно являлся во снах женщине, а она не понимала, что он предвещает? Так и должно было случиться: бессловесная сцена превратилась в могущественный тотем, тысячекратно повторенную молитву, страстную мольбу, и однажды весенней ночью, когда рокот моря оглушал город, Мария почувствовала, как ее кожа отделяется от тела, она подскочила на кровати с первородным испугом, застрявшим у нее в глотке. И в тот же самый миг, вырванная сдавленным криком из сна, она узрела перед глазами пылающий фиолетовый огонь грядущего. И ее заворожила эта вспышка-предсказание, ее загипнотизировал этот безупречный блеск, как если бы за всю свою жизнь Мария не видела ничего так предельно ясно: то был образ ее сына Федерико, одетого в тот же самый поварской фартук, который иногда носила она сама, который носили Ренцо, Массимо, Лучано и Людовико.

«Альмасен Буэнос-Айрес» вернул себе большую часть былой славы, когда Мария Чанкальини твердой рукой повела его через бурлящие воды эпохи. Федерико стал искусным толкователем мудрости, сокрытой в «Поваренной книге…», которую тридцать лет назад написали его дядья, и хотя его очаровали все тысячи законов создания совершенного вкуса, найденные им на страницах книги, ничто его так не привлекало, как блюда из рыбы и морепродуктов. Постепенно таверна заполнилась морскими ароматами: камбала и креветки с французским эстрагоном; филе куньей акулы с семенами кунжута, молотым кориандром и малибом; мерлан с ямайским перцем и белой горчицей; треска с перцем, луком-батуном и зубчиками чеснока; крабы с луковой солью. Времени хватит едва ли только на то, чтобы лишь упомянуть о немногих блюдах обширного меню, но не на то, чтобы рассказать о палтусе, приготовленном в судке с кубиками сельдерея и черным перцем, о филе форели, закопченной в соусе из острой редьки, о мидиях, закопченных в соусе из спаржи, или креветках в соусе карри. Уже только эти упоминания могут помочь понять магию, которой овладел остроумный кулинарный гений Федерико.

Осенью 1945 года, когда закончилась Вторая мировая война, Федерико оставалось три месяца до восемнадцатилетия, а он уже слыл на атлантическом побережье изумительным поваром. Мария оставила кухню и занялась управлением таверной: она заботилась о финансах, отбирала продукты, обсуждала цены с поставщиками, обучала персонал, строгим взором горящих, словно фонари, глаз следила за тем, чтобы каждый посетитель «Альмасена» остался доволен. А тем временем Федерико, в вихре своей гастрономической горячки, создавал неповторимые кулинарные изыски, и о его блюдах люди сообщали друг другу, в курортном городке рассказы о его умениях гастронома передавались из уст в уста, они разлетались быстрее слухов и сплетен. Туристы, которые впервые оказывались в ресторане, приходили, уже заранее держа в голове заказ, или же выуживали из кармана сложенную вдвое или втрое бумажку, на которой было записано название блюда; путешественники, которые приезжали в Мар-дель-Плату, по крайней мере хоть один раз заходили в таверну, чтобы попросить повара удивить их чем-нибудь новеньким; местные жители, охочие до кулинарных изысков таверны, имели обыкновение занимать столики перед полуночью, в час, в который — согласно легенде — молодому Ломброзо его вдохновение являло самые лучшие образцы кулинарного искусства.

Нацистская Германия капитулировала 8 мая 1945 года, но ужасы Третьего рейха оставались все еще незалеченными ранами, еще долго дававшими о себе знать даже на другом конце света.

В Южной Атлантике 27 марта 1945 года военное правительство, возглавляемое генералом Эдельмиро Фаррелем,[30] которому помогал харизматичный полковник Перон, назначенный вице-президентом, объявило войну немцам и японцам.

Однако 10 июля в Мар-дель-Плате затянутое тучами небо едва скрывает в прибрежных водах силуэт немецкой подводной лодки. Возвращавшиеся в порт на своих желтых баркасах рыбаки замечают субмарину. И вскоре по радио звучит сообщение, которое пугает местных жителей.

К 10 июля Вторая мировая война уже закончилась, тысячи жителей Мар-дель-Платы, высыпавшие на пляж, удивленно взирали на темный подводный корабль и задавались вопросом: что делает немецкая подводная лодка у берегов Южной Атлантики, в такой дали от своей базы в Балтийском море? Быть может, экипаж субмарины убежал от страшной послевоенной действительности, ожидавших его тюрьмы или голода? Не прошло и полдня, как еще одна субмарина всплыла рядом с первой; это были две лишенные аппетита акулы, застывшие на водной глади, черные металлические плавники выступали из холодной зимней воды. Еще только вчера злейшие враги вдруг неожиданно стали желанными гостями. Экипажи субмарин U-530 и U-977 (так назывались эти стоящие на якоре перед Мар-дель-Платой черные акулы) попросили убежища, как просят милостыню нищие, совершенно без всякого стеснения. Просьба немцев, тешащих себя мыслью о жизни в Южной Америке, была положительно рассмотрена тем же самым правительством, которое ста днями ранее объявило войну их стране. Неделю спустя часть экипажа U-530 сошла на берег, немногие матросы и офицеры остались жить в городе, большинство уехало в неизвестном направлении, возможно, куда-то в горные районы Кордобы, долину Рио-Негро или в густую сельву Чако.