Тана Френч - Ночь длиною в жизнь Страница 15

— И не спрашивали про подробности? Что она собирается делать, когда, связано ли это со мной?

— Господи, еще как! Устроили допрос с пристрастием: я за руку ее щипала, Имельда колотила подушкой, чтобы призналась, — но Рози так уперлась, что мы сдались и пошли собираться. Она была… Господи… — Мэнди рассмеялась тихо, словно захваченная внезапной мыслью; пальцы, перебиравшие белье, замерли. — Мы сидели там, в моей комнате. Только у меня одной была своя комната; мы там и встречались всегда. Мы с Имельдой делали укладку с начесом — Господи, только подумать! — а бирюзовые тени, помнишь? Мы считали себя «Бэнглс», Синди Лопер и «Бананарамой» в одном флаконе.

— Вы были красавицы, — сказал я искренне. — Все три. Я в жизни не встречал никого красивее.

— Лестью ты ничего не добьешься… — Мэнди сморщила носик, но глаза ее были где-то далеко. — Мы подначивали Рози, мол, не записалась ли она в монашки, хихикали, что ей пойдет монашеский наряд, и спрашивали, не влюбилась ли она в отца Макграта… Рози лежала на моей кровати, смотрела в потолок и грызла ноготь — ну, ты помнишь? Всегда один и тот же ноготь.

На правом указательном пальце; она грызла его, когда о чем-то всерьез задумывалась. Последние пару месяцев, пока мы строили планы, она пару раз догрызла до крови.

— Помню, — сказал я.

— Я наблюдала за ней в зеркало на туалетном столике. Мы знали друг друга с младенчества, но Рози вдруг показалась кем-то другим, как будто стала старше нас, как будто уже наполовину где-то в другом месте. Мне даже захотелось ей что-то подарить — прощальную открытку или медальон святого Христофора, для удачного путешествия…

— Ты кому-нибудь рассказывала об этом? — спросил я.

— Да ты что! — быстро ответила Мэнди, как отрезала. — Я в жизни не стучала на нее, сам знаешь.

Она выпрямилась, начиная ощетиниваться.

— Знаю, крошка, — сказал я, улыбнувшись ей. — Я просто перепроверяю, по привычке. Не обращай внимания.

— Мы с Имельдой решили, что вы хотите сбежать вдвоем. Ужасно романтично… Ну, подростки, сам понимаешь… Только я никому не говорила, даже потом. Мы были на вашей стороне, Фрэнсис, желали вам счастья.

На долю секунды мне показалось, что в соседней комнате по-прежнему щебечут три неугомонные подружки, сверкающие бирюзовыми тенями, полные жизни и радостного ожидания.

— Спасибо, милая, — сказал я. — Я очень тебе благодарен.

— Понятия не имею, почему она передумала. Я бы сказала тебе. Вы оба были созданы друг для друга; я и не сомневалась… — Мэнди осеклась.

— Да, — сказал я. — И я тоже.

— Господи, Фрэнсис… — Она все еще держала школьную блузку, и в голосе слышалась непреодолимая грусть. — Господи, как же давно это было!

Улица затихла. Сверху слышалось монотонное бормотание — одна из девочек объясняла что-то другой. Порыв ветра сыпанул мелким дождиком по окнам.

— Давно, — сказал я. — Даже не знаю, как такое получилось.

Я ничего не рассказал Мэнди — пусть лучше ма насладится от души. В дверях мы обнялись на прощание, я поцеловал ее в щеку и пообещал скоро перезвонить. От Мэнди пахло сладким, успокаивающим запахом детства: мылом «Пирс», печеньем и дешевыми духами.

5

Кевин прилип к перилам нашего крыльца, обиженно надувшись, словно в детстве, когда мы его, совсем еще мальца, не брали с собой; он с впечатляющей скоростью набирал текст в мобильнике.

— Подружка? — кивнул я на телефон.

Кевин пожал плечами:

— Ну, вроде того. Не то чтобы… Я еще не определился.

— Значит, у тебя их несколько на подхвате? Ах, Кевин, грязный пес!

Он улыбнулся:

— И что? Они все в курсе. Они и сами еще не определились; мы просто развлекаемся. Ничего дурного тут нет.

— Ровным счетом ничего, — согласился я. — Только я-то полагал, что ты ради меня сражаешься с ма, а не играешь шаловливыми пальчиками с очередной подружкой. Что случилось?

— Я сражаюсь отсюда. Ма мне уже мозги вынесла. Если бы она пошла через дорогу к Дейли, я бы ее перехватил.

— Я не хочу, чтобы она раззвонила все по миру и окрестностям.

— Она никому не будет трезвонить, пока не доберется до миссис Дейли и не вытянет все подробности. Сейчас она посуду моет и убирается. Я пытался помочь, и она устроила скандал, потому что я положил вилку в сушку не тем концом, кто-нибудь упадет и глаз себе выколет… Короче, я свалил. Ты где был? Говорил с Мэнди Брофи?

— Вот допустим, тебе нужно добраться из номера третьего до верхнего конца улицы, — сказал я, — но из парадной двери ты выйти не можешь. Что будешь делать?

— Задняя дверь, — не раздумывая ответил Кевин и вернулся к мобильнику. — Через стены по садам. Тысячи раз так делал.

— Я тоже… — Я провел пальцем через строй домов — от номера третьего до пятнадцатого в верхнем конце. — Шесть садов.

Считая сад Дейли — семь. И Рози, возможно, все еще ждет меня в одном из них.

— Погоди. — Кевин поднял глаза от кнопок. — Ты имеешь в виду сейчас или тогда?

— А какая разница?

— Чертов пес Хэлли, вот какая разница. Помнишь Рэмбо? Он мне однажды чуть задницу не откусил.

— Господи, я и забыл про засранца! Я ему однажды пинка дал.

Рэмбо, помесь терьера с дворнягой, весил всего фунтов пять — вместе с ошейником. Кличка вызвала у него комплекс Наполеона и непомерные территориальные притязания.

— Сейчас, когда в пятом идиотины с телепузиками, я бы пошел, как ты показал. — Кевин повторил за мной воображаемый маршрут. — А тогда, зная, что Рэмбо поджидает случая оторвать мне кусок задницы… He-а, я пошел бы так.

Я следил за его пальцем: мимо номера первого, вдоль высокой стены в нижнем конце Фейтфул-плейс, обратно по садам четной стороны — и через стену номера шестнадцатого к фонарному столбу.

— А почему бы не перебраться через стену в нижнем конце и не пройти по улице? — спросил я. — Зачем скакать по дворам на нашей стороне?

Кевин улыбнулся.

— Ты чего, вообще, такой фигни не знаешь?! Никогда не бросал камешки Рози в окошко?

— Там мистер Дейли сидел в соседней комнате, а мне мои яйца не надоели.

— Лет в шестнадцать мы с Линдой Дуайер гуляли — помнишь Дуайеров, в номере первом? Встречались по вечерам, у нее во дворе, чтобы я не распускал особо руки. Эта стена… — он показал в нижний конец улицы, — с той стороны совсем гладкая. Ни единого выступа. Перелезть можно только на углах — если упираться во вторую стену. Ну а потом уже дворами.

— Ты просто кладезь знаний, — сказал я. — Удалось хоть разок забраться к Линде Дуайер в лифчик?

Кевин со вздохом принялся объяснять сложные взаимоотношения Линды с «Легионом Марии», но я думал о своем. Никак не вырисовывался случайный псих-убийца или сексуальный маньяк, болтающийся субботним вечером по задним дворам в отчаянной надежде, что жертва пройдет мимо. Тот, кто набросился на Рози, знал, что она придет, и у него был план — хотя бы в общих чертах.

За тупиковой стеной проходила Коппер-лейн, похожая на Фейтфул-плейс, только побольше и оживленнее. Если бы я хотел организовать на пути, указанном Кевином, свидание, или засаду, или что душе угодно, особенно если таковое мероприятие включало в себя потасовку и последующее избавление от трупа, я использовал бы номер шестнадцать.

Вспомнились звуки, услышанные во время долгого ожидания под фонарным столбом: приглушенные стоны, возня, размеренное уханье. Влюбленный юнец — это сплошные гормоны и розовые очки: тогда я видел любовь повсюду. Мне казалось, что наше с Рози взаимное влечение разлито в воздухе, словно мерцающее зелье; в такую манящую ночь оно кружило по Либертис и переносило в сказку любого, кто вдохнет его: усталые трудяги с фабрики тянулись друг к другу во сне, подростки на углу внезапно впивались поцелуем друг в друга, словно в последний раз, старики и старухи, выплюнув вставные челюсти, срывали друг с друга фланелевые ночнушки. Заслышав звуки в ночи, я ни на секунду не усомнился, что парочка занимается делом. Похоже, ошибочка вышла.

Мне чуть башку не снесло: Рози все-таки шла ко мне. Если так, то записка означает, что Рози направилась к номеру шестнадцатому тем маршрутом, который показал Кевин. Чемоданчик означает, что она не дошла.

— Пошли, — сказал я Кевину, который продолжал щелкать («…понимаешь, у нее самые большие буфера в…»). — Поиграем там, где мама запрещает.

Номер шестнадцатый оказался в совершенно плачевном состоянии: на ступеньках крыльца глубокие борозды — рабочие вытаскивали камины; кованые перила кто-то уволок, или Король Недвижимости их тоже продал. Гигантская вывеска «Строительные работы П. Дж. Лавери» рухнула вниз, к подвальным окнам; никто не почесался вернуть ее на место.

— Что будем делать? — поинтересовался Кевин.

— Сориентируемся на месте, — неопределенно ответил я. Мы шли по следу Рози, пытаясь понять, куда он нас приведет. — Там разберемся, да?