Таити Ямада - Лето с чужими Страница 15

– Простите, я передумал, поезжайте в Акасака. – И я назвал таксисту гостиницу.

На сегодня избавлю себя от необходимости врать Кей, а заодно встречусь завтра в гостинице с Сигэки, пообедаем вместе, дам ему больше, чем обычно, карманных денег.

Хотя уверенности в том, как сын отреагирует на своевольную выходку отца, у меня не было.

– Квартира Имамура, – раздался на другом конце провода голос бывшей жены. Вернула себе девичью фамилию.

– Это я.

Повисла короткая пауза.

– Сигэки, ты? – спросила Аяко.

– Да нет же, я.

– Ах, ты… – Голос стал ехидным. – То-то я думаю, кто еще может сказать «это я».

– А как мне прикажешь называться? – усмехнулся я в свою очередь. После развода я звонил впервые.

– Только голосами и похожи, так, что не отличишь.

– Извини.

Я настраивался услышать колкости, но сквозило напряжение, и разговор явно не клеился.

– Что, его нет?

– Он сейчас в Штатах. Его друг уехал на год на стажировку в Аризону, вот он и решил слетать к нему на каникулы.

– В Аризоне, кажется, жарко.

– Ничего, молодой.

– Выдворила?

– В каком смысле?

– Уже знает… про него?

– Про кого него?

– Про Мамию.

– Ребенку об этом говорить пока рано.

– Встречаетесь?

– Я не обязана.

– Что не обязана?

– Отвечать тебе.

– Точно, не обязана. Но хоть поздороваться с тобой можно? Мы с ним долго работали вместе, теперь все кончено.

– А что вам мешает? Личная жизнь тут ни при чем.

– Так, да не так.

– Ах, вот ты о чем. Ты же сам хотел развода. Надеюсь, не будешь ревновать меня к Мамии.

– Вот еще.

– Тогда в чем дело? С какой стати ты вмешиваешься?

– Резонно. Вот только с ним непросто иметь дело, верно?

– Верно. Но я, кажется, не занимаюсь прелюбодеянием. Что тебя так беспокоит? Развелась, и теперь могу делать, что захочу.

– Или делала еще до развода?

– Ты что такое говоришь?

– Не слишком ли рано? Еще и месяца не прошло, а уже того…

– Ну что ты за человек, а? Если хочешь знать, я все это время ничего к тебе не испытывала. Был бы любимый человек, все получится хоть сразу после развода.

– Неужели сойдетесь?

– Я же говорила, что не обязана тебе отвечать.

– Сигэки – и мой сын тоже. Уж переживать, как это на нем отразится, мне никто не запретит.

– Ловко ты впутываешь ребенка. А сам хоть бы капельку о нем побеспокоился.

– Я позвонил, потому что хотел с ним встретиться.

– Ну ты и мерзавец. Я кладу трубку. Больше не хочу с тобой говорить.

Раздались гудки.

Если удалось сбежать от такого мерзавца, могла бы хоть спасибо сказать. Не брось она трубку, я б не вытерпел и сказал: верни хоть часть тех денег, что у меня оттяпала. Пожалуй, она права – действительно я мерзавец. Так и выходит. Поговоришь с ней – так и выходит. Да и она мегера, стоит лишь с ней заговорить. И все так неожиданно.

Из окна одноместного номера на девятом этаже виднелись огни другой высотной гостиницы и поток машин на улице Аояма.

Встреча не удалась, но Сигэки тут не виноват. Однако всматриваясь в беспрерывный поток фар, я осознал, что отчаяние – мое привычное состояние, когда дело доходит до сына. Оно преследовало меня еще с тех пор, как он пошел в среднюю школу.[16] Пожалуй, мои отцовские чувства и надежды были направлены совсем не в ту сторону.

И в отчаянии этом по большей части Сигэки не виноват. Детское «я» формируется не только с удобной взрослым стороны. Это я понимал, но все равно злился, если он меня игнорировал или противился по пустякам.

Но как бы я ни злился, результата, который меня бы устраивал, я не добивался. Только расстраивался, а когда он перешел в старшие классы, просто смирился. С тех пор при каждой встрече с Сигэки я готовил себя к очередному легкому разочарованию. И наоборот, предлагая, скажем, вместе выпить кофе, я приходил в замешательство, слыша в ответ простодушное «угу».

Конечно, виноват в этом только родитель. Я – такой же плохой отец, как и муж. Все плохо. Сам я так не считал, но за разглядыванием ночных огней, очернив себя с ног и до головы, мне стало легче.

Утром, в начале одиннадцатого, я уходил из гостиницы.

Оплатив счет, я уже направлялся к дверям, когда увидел входящего Мамию.

Менять направление внезапно было бы странно. Я остановился в отдалении и смотрел, как он проходит в автоматическую дверь. А сам при этом думал: хорошо, если он меня не заметит.

Мамия вошел, коротко окинул взглядом холл и направился было в кафе, но вдруг ошеломленно оглянулся на меня.

Я улыбнулся и кивнул. Вспомнил прошлое, и на душе стало хорошо. Даже подумал: «Аяко права – личная жизнь тут ни при чем».

– А-а, – приоткрыл рот Мамия, и как обернулся, так и замер.

Такой взгляд, будто увидел перед собой пришельца. С чего бы? Но стоило мне приблизиться, как ужас на его лице сменился улыбкой и он поздоровался.

– Ты чего… в такую рань?

Для телевизионщиков десять утра – очень рано.

– Меня ждут. – Мамия повел глазами на кафе.

Там какой-то человек вдруг поднял руку. Ба, да это мой лучше оплачиваемый коллега.

Мамия тоже махнул ему рукой. Я слегка поклонился. Он показал жестом: мол, не торопитесь, – и опустился на стул.

Но в таком месте говорить нам было не о чем. Не будь встреча случайной, всегда бы нашлась дежурная фраза, но легкомысленным «А что, если нам вместе…» сейчас не отделаешься.

– Что с тобой? – спросил Мамия.

– Ничего. Вот, переночевал в гостинице.

– В смысле, с телом… Так резко…

– С телом?

– Мы же вот только с тобой виделись. Так сильно похудел.

– Что, заметно?

– Если честно, то на удивление…

– Осунулся?

– Не то чтобы очень. Что с тобой?

– Да, одна нелепость.

– Это ты зря.

– Когда один, тормоза не держат.

– Ходил к врачу?

– Нет. У меня нигде не болит. Я смотрелся в зеркало и не заметил ничего такого.

– Сходи обязательно.

– Да ты не пугай меня так.

– Сходи-сходи, эта худоба неспроста.

– Ладно, схожу. Ну, пока… – Я изобразил рукой некий жест и направился к выходу.

– Ты куда?

– Домой.

Я повернулся спиной к открывшему было рот Мамии и вышел на улицу.

Как и предполагал – после вчерашней встречи с родителями окружающим я казался еще более худым.

Я подошел к стоянке такси.

При этом поймал себя на мысли: «Что поделаешь, если я, так и не осознав этого, однажды умру».

У человека, повстречавшего своих мертвых родителей, особого выбора нет.

Дом, словно сопротивляясь потоку окутавших его выхлопных газов и реву моторов, по-прежнему доносившихся с восьмой кольцевой дороги, стоял с наглухо закрытыми окнами.

Окно Кей не отличалось от прочих. Оно лишь отражало раскаленные лучи полуденного солнца и ничем не выдавало человеческого присутствия.

Открыв замок, я надавил на толстое стекло внутренней двери и вошел в холл.

В мрачном углу громоздились семь-восемь новых коробок одинаковой формы, а рядом стоял, будто охраняя их, высокий парень. Я окинул его взглядом, но он, похоже, витал в облаках и никак не отреагировал.

Я вошел в открытые двери лифта. Нажал кнопку седьмого этажа. Пока двери закрывались, я еще раз взглянул на того парня. Теперь он смотрел на меня со странным блеском в глазах. Когда наши взгляды встретились, он тут же отвернулся, но я понял, что это – от любопытства. Видимо, я настолько исхудал, что привлекаю к себе внимание. Вот только почему я сам это не вижу? Выходит, таков замысел отца и матери?

Вдруг лифт остановился. Для седьмого еще рано. Поднял глаза на табло – третий. Кей. Открылась дверь. Действительно, она.

– О! – вырвалось у меня. – Сегодня у тебя что – выходной?

Она молча смотрела на меня. Одета в длинное платье до пят, белое, без рукавов, чем-то похожее на неглиже. Но внутрь Кей не вошла.

Я нажал на кнопку открытия дверей и улыбнулся:

– Ну, ты как?

По ее серьезному лицу проскользнуло такое выражение, будто она видит нечто жалкое.

– Где ты был? – неподвижно спросила она.

– Поработал в гостинице. Хотел немного сменить обстановку.

– Опять врешь, – сказала она низким, но сильным голосом.

Не спуская с меня глаз, вошла в лифт. Приблизилась ко мне так, будто собиралась поцеловать.

– Опять врешь, – проворчала она.

Приторно запахло духами. Двери лифта закрылись.

– Впервые, да? – тоже не сводя с Кей глаз, мягко спросил я и прижал ее к себе. Кей напряглась. – Этот запах духов впервые, верно?

– Я смотрела в окно. Все это время смотрела в окно. Наконец ты вернулся.

Кей говорила медленно, словно читала книгу. Похоже, сердилась.

– На работу не пошла?

Прежде чем она успела ответить, двери лифта разъехались.