Уоррен Мерфи - В объятиях Кали Страница 15

Завернув билет в один из старых румалов с изображением Кали, из тех, которые нигде уже не найдешь по приемлемой цене, он пошел в ашрам и вложил румал в одну из рук Кали. Ученики поймут, что делать.

Через три дня румал вернулся. В нем лежало четыре тысячи триста восемьдесят три доллара. И драгоценности. Настоящие драгоценности. Так Бен Сар Дин постиг закон экономического процветания: чтобы получать деньги, надо сначала их во что-то вложить.

Никаких больше дешевых рейсов. Только первым классом.

Позвонив в “Джаст Фолкс”, он отменил заказанный им предварительно абонемент, дающий право на посещение без дополнительной платы туалетной комнаты, и сказал, куда перевести остаток денег.

Номер 109.

Комедийная актриса Беатриса Биксби познакомилась с человеком, который на самом деле считал ее очень забавной. Он был ее соседом в салоне первого класса авиалайнера, летевшего в Стокгольм. Его не интересовало ее тело, или ее слава, или ее деньги. Он дарил Беатрисе то, чего она всегда искала на сцене, – одобрение. Все, что она ни говорила, новый знакомый находил восхитительным или потрясающе смешным.

– Я вовсе не так уж и забавна, – говорила она, хотя думала совсем обратное.

Она была просто в ударе, всю жизнь мечтала она быть именно такой, как сейчас. Когда молодой человек пригласил ее заехать по пути в один ресторанчик, а затем увел в тихое местечко, где попросил о маленьком одолжении – накинуть ей на шею желтый платок, она ответила:

– Пожалуйста. И если уж он обовьется вокруг моей шеи, было бы неплохо положить в него бриллианты.

Она сделала паузу, ожидая взрыва хохота. Но молодой человек больше не смеялся. А скоро, очень скоро, не смеялась и она.

Глава седьмая

Доктор Харолд В. Смит получил от Римо ответ, который всегда боялся от него услышать. Одно слово из трех букв и звучало оно: “нет”.

Смит позвонил ему по секретной телефонной связи из штаб-квартиры КЮРЕ, скрывавшейся за высокими кирпичными стенами санатория “Фолкрофт” в местечке Рай, Нью-Йорк. Прошло много лет с того дня, когда Римо привезли в этот санаторий прямо из тюремного морга, вернули жизнь и здоровье, а затем нашли новое занятие. Смит выбрал Римо из многих, потому что все тесты показывали, что в его характере заложены такие качества, которые не дадут ему предать Родину.

И вот Харолд Смит, позвонив Римо и попросив того о помощи, получил отказ.

– Дело принимает международный оборот, – сказал Смит.

– Прекрасно. Значит, Америка будет в безопасности.

– Мы не можем допустить, чтобы такие вещи в принципе имели место.

– Но мы же допускаем, разве не так?

– Что происходит, Римо?

– Много чего.

– Может, поделитесь со мной? – спросил Смит, стараясь, чтобы его голос звучал как можно теплее. Казалось, ледяные кубики звякают в теплой воде.

– Нет, – ответил Римо.

– Почему?

– Думаю, вы не поймете.

– Надеюсь, пойму, – сказал Смит.

– А я вот так не считаю.

– Значит, нет?

– Нет, – повторил Римо.

– Римо, вы нужны нам, – произнес Смит.

– Не будем об этом говорить, – отрезал Римо.

Впервые за все время службы Римо в организации Смиту пришлось обращаться за разъяснениями к Чиуну. Нельзя сказать, чтобы Смит был в восторге от такой перспективы: он редко понимал, что хочет сказать старый азиат. Единственное, в чем он был всегда уверен: Чиун хочет, чтобы Смит посылал как можно больше денег в его деревню на побережье Северной Кореи. Римо рассказывал, что жители деревушки очень бедны и уже много столетий живут на заработки очередного Мастера Синанджу, самого могущественного наемного убийцы в мире.

Случалось, наступали тяжелые времена, рассказывал Римо, и тогда жители деревни вынуждены были “отдавать детей морю”. То есть они бросали их в волны, предпочитая, чтобы те утонули, а не умерли с голода. Сам Римо считал, что это объясняет неимоверные денежные аппетиты Чиуна, требования все больших гонораров, частых платежей и обязательно в золоте; лично ему эта история представлялась очень трогательной.

Смиту же, напротив, она казалась исключительно глупой. Чтобы не голодать, жителям нужно было всего лишь найти работу и самим зарабатывать себе на пропитание. Римо посоветовал ему никогда не делиться этими соображениями с Чиуном, и Смит послушался его. Редкие свидания Чиуна и Смита сводились к тому, что Чиун восхвалил Смита, называя того императором Америки, а сам делал все по-своему.

Но теперь он поговорит с Чиуном по-другому, думал Смит. Надо во что бы то ни стало узнать, что стряслось с Римо. Свидание с Чиуном должно состояться как можно скорее, но где? Где можно встретиться с человеком в кимоно, не привлекая всеобщего внимания? С тем, кто по необъяснимой причуде дал объявление в Бостонскую газету вместе со своей фотографией?

Немного поразмыслив, Смит решил сам лететь в Денвер. В аэропорту он взял напрокат автомобиль, захватив по дороге Чиуна, ожидавшего его в гостинице, и поехал с ним вместе в Роки-Маунтинз – пригород Денвера. Лучшего он придумать так и не смог. Смит чувствовал себя очень уставшим. “К чему все его усилия, – задавал он себе вопрос. – Может, прав Римо?”

Глядя на присыпанные снегом вершины гор, Смит думал, что, возможно, все его старания, борьба и даже сама организация чем-то похожи на эти горы. Проблемы есть сегодня и будут завтра, как и эти горы. Пока он ни в чем не проиграл, но выиграл ли? Уже двадцать лет возглавляет он КЮРЕ, за это время постарел и устал. Кто займет его место? И сумеет ли тот человек что-нибудь изменить? Может ли вообще что-нибудь измениться?

Внезапно он увидел перед собой длинные ногти Чиуна – тот как будто поправил на его груди пуговицу.

– Вы дышите так, будто у вас в горле застряла дыня, – сказал Чиун. – Нужно всего лишь пропустить воздух глубже в живот. Ну-ка...

Смит, не понимая, зачем он это делает, глубоко вздохнул, и вдруг все вокруг него изменилось. Мир стал как-то светлее. Проблемы выглянули уже не такими безнадежными. Эта перемена внесла беспокойство в душу Смита. Он привык всегда ставить во главу угла интеллект и не хотел верить, что его взгляд на мир зависит от того, сколько он вдохнул кислорода. Однако сам мир не изменился. Смит ни о чем не забыл, все проблемы и тревоги остались с ним по-прежнему. Просто он чувствовал себя сильнее, ему казалось, что он может с ними справиться, и еще он был не таким уставшим.

– Чиун, вы великолепно подготовили Римо.

– Все это меркнет в лучах вашей славы, о, император!

– Как вы знаете, мы сейчас проводим одну операцию, которую следует довести до конца, – сказал Смит.

– Очень мудро с вашей стороны, – отозвался Чиун и вежливо кивнул, отчего его бороденка еще некоторое время тряслась, хотя в автомобиле не было сквозняка.

Он не был уверен, что правильно понял слова Смита. Смит вроде бы сказал, что они над чем-то работают, но полной уверенности, как всегда в разговоре, с шефом, у него не было. Чиун никогда толком его не понимал, поэтому кивал почти непрерывно.

– У Римо, видимо, неприятности, – сказал Смит. – Вам известно, в чем они заключаются?

– Я знаю, что он, как и я, жизнь отдаст за то, чтобы исполнить все ваши желания и прославить ваше имя, о, величайший из императоров.

– Да, да. Конечно. Но вы заметили, что на душе у него неспокойно?

– Конечно. Признаюсь, заметил. Но вам, славнейшему из славнейших, незачем беспокоиться по этому поводу.

– И тем не менее, я беспокоюсь, – сказал Смит.

– Как благородно с вашей стороны! Ваше великодушие не знает границ.

– Что его беспокоит?

– Как вам известно, – начал Чиун, – ежегодно в Синанджу доставляют определенную сумму, как было оговорено в контракте. Подводная лодка выгружает на берег семнадцать мер серебра, пять мер золота и бесценные благовония.

– Да, таков контракт, – подтвердил Смит с некоторым подозрением. – С тех пор, как вы в очередной раз его пересмотрели. Но какое отношение к этому имеет Римо?

– Римо настолько боготворит вас, император, что никогда не станет посвящать вас в свои внутренние проблемы. Он сказал мне: “Славный Мастер, учитель Синанджу, верный слуга нашего великого императора, Харолда В. Смита, как я могу чувствовать себя спокойно, если только пять мер золота идет из моей страны в Синанджу? Я чувствую себя униженным как представитель расы и как представитель народа из-за того, что мы посылаем туда всего только жалких пять мер золота и ничтожных семнадцать мер серебра”.

“Уйми свой пыл, – сказал я ему. – Разве император Смит за все эти годы не определил сам должные размеры вознаграждения? И разве не мы сами согласились на эти условия? Разве это не соответствует контракту?”

“Ты прав, досточтимый учитель, верный слуга императора Смита, – согласился со мной Римо, – все делается точно по контракту, и мне следует унять свой пыл”.

– Он так и сделал, – продолжал Чиун. – Но грусть не покинула его сердце. Я рассказываю все это только потому, что полностью доверяю вам.