Уоррен Мерфи - Седьмой камень Страница 15

– Тогда как ты надеешься сплотить семью, если будешь их убивать?

– Об этом мы позаботимся, – успокоил его Реджи.

– Ты хочешь сказать, что остальные с тобой? – спросил отец.

– Нет, – ответил Реджи. – Но мы обо всем позаботимся.

Повесив трубку, Реджи подумал, что, хотя на него работает множество людей, ни один из них не работает вместе с ним. Так обычно и бывает у принцев. Они всегда одиноки.

Семья Воков в Джакарте получила от перворожденного сына по прямой линии от принца Во особое серебряное блюдо, инкрустированное яшмой.

В середине его, укрытый тончайшими шелками, лежал особый подарок-сюрприз. И был он столь чуден, столь огромными казались драгоценные камни, укрытые шелком, что Реджинальд Воберн Третий обратился к семье с одной просьбой. Он хотел, чтобы все дети семьи присутствовали при том, как будут разворачивать подарок. Реджинальд искренне раскаивался и жалел о гибели одного из членов семьи, который служил ему, и, хотя никакими дарами не искупить утраченной жизни, они все же могут быть самым искренним свидетельством его, Реджинальда, чувств.

При сем последовало только одно предупреждение. Шелк нельзя срывать второпях, так как можно повредить тонкие лаковые краски и золотую нить. Его требуется разворачивать согласно точным указаниям, для чего семья должна была связаться с Реджинальдом по телефону. Поскольку драгоценные камни, украшавшие сверток извне, стоили каждый более ста тысяч долларов, семья Вок могла лишь отдаленно предполагать стоимость того, что находилось внутри.

– А дети тоже присутствуют? Я хочу, чтобы пришли все дети, как бы малы они ни были, – сказал Реджи. – Они должны запомнить этот день.

– Да, все тут.

– Все? – переспросил Реджи.

Последовала продолжительная пауза.

– Почему вы предполагаете, что здесь не все члены семьи?

– Мы подозреваем, что Ри Вок оказался нам неверен. И, поскольку он не явился, мы не желаем, чтобы он имел свою долю в этом сокровище, – сказал Реджи.

– Реджинальд, вы и в самом деле пронизываете взглядом моря и видите за тысячи миль. Тот, о ком вы говорите, отказался прийти. И как только вам удалось это увидеть?

– Начнем без него, – сказал Реджи, – ибо мы предвидим гораздо более великие деяния. Ибо мы читаем в ваших сердцах. Итак, блюдо стоит на полу?

– Да.

– Рядом нет никаких столов или стульев?

– Нет.

– Все встаньте вокруг, – велел Реджи. – А теперь посадите самого младшего ребенка прямо на шелковый сверток. Есть?

– Да, да. У меня уже руки устали держать его на весу.

– А вы опустите его вниз.

– Ногами вперед?

– Все равно, – сказал Реджи.

Вдруг в трубке раздался щелчок, потом послышался шум помех трансатлантической линии, треск – и телефон смолк окончательно.

– Алло! – позвал Реджи, но ему никто не ответил.

Через час позвонил Ри Вок, тот человек, который не присутствовал при съезде всей семьи.

– Благодарю вас, – сказал он. – Благодарю вас за мое спасение.

– Кому-нибудь еще удалось спастись? – спросил Реджи.

– Никому. Обвалился весь дом. Я слышал, что обломки находили за полмили от него.

– Ри Вок, мы объявляем вас главой клана Вок.

– Да, великий принц. Но ведь Воков больше не осталось.

– Женитесь, – бросил Реджи. – Мы так повелеваем.

– Слушаюсь, великий принц.

Вскоре после этого разговора позвонил отец, и Реджи пришлось объяснять ему, какие были веские причины сделать то, что сделано: за протекшие века семья слишком разболталась, а теперь, наконец, когда корейцы сгинут, настанет время вернуть ей полную славу.

– А они уже сгинули, эти корейцы?

– Вы даже не представляете себе, кто они на самом деле, – ответил Реджи глупому старику.

– Вы уже их убили?

– Мы это совершим, – ответствовал Реджи.

(История Синанджу, вышедшая из-под благодатного пера Чиуна, для тех, кто придет в будущем, дабы Дом Синанджу и далее жил и процветал в славе.)

И на протяжении многих лет Чиун не признавал никаких препятствий, хотя ученик его происходил не совсем из тех мест, которые ранее считались принадлежащими деревне. Как уже не раз упоминалось в хрониках, границы деревни часто менялись. Порой те, кто жил на запад от мельницы, считались принадлежащими Синанджу. Порой нет. Кто мог бы точно указать, в каких границах лежит деревня в одном веке и каковы ее пределы в другом? Как уже говорилось в предыдущих хрониках Чиуна, возможно найдутся и такие, кто поставит под сомнение, и не без основании, утверждение о том, что ученик Чиуна и в самом деле родился в надлежащих пределах деревни. Что ж, всегда найдутся люди, повсюду выискивающие одни недостатки.

Тем не менее, прошли годы, и Римо доказал, что Чиун может поднять его до таких высот мастерства, отрицать которые никто не посмеет. Он был бы истинным Синанджу, даже если в родился дальше южной деревни. Более того, даже если бы он происходил из Пекина или Токио, хотя это и не так.

На время отдыха Чиун взял Римо на остров в новом мире, открытом Чиуном. (Смотри: “Открытие Америки. Император, который не вполне соответствует”.)

И случилось так, что некий незнакомец встретился Чиуну и заметив, будто Римо отсутствует уже много дней и даже недель, сказал так:

– Куда уехал ваш сын?

– Сын? – ответил Чиун. – Почему вы так решили?

– Потому, – ответил сей простой, но весьма мудрый незнакомец, – что есть в нем нечто весьма вам близкое. Как могло бы быть у сына или даже брата.

И так из уст постороннего человека последовало свидетельство того, что Римо, ученик, определенно был Синанджу, даже если и родился он, по мнению некоторых, много западнее старой мельницы.

– Да, мистер президент, – произнес Смит в специальное устройство, которое шифровало его слова. И только телефон в Белом Доме мог снова превратить эти звуки в человеческий язык. – Он пробыл там целую неделю, сэр, – сказал Смит.

– Тогда почему он это не прекратил? – спросил президент.

– Не знаю, сэр.

– Может, я должен оставить Вашингтон?

– Не знаю.

– Черт подери, Смит, что же вы тогда знаете? Вы возглавляете организацию, которая, как предполагается, знает все. Тогда что же вам известно?

– Он занимается этим, сэр. И я не понимаю его методов. Они известны только одному человеку.

– Этому старику-азиату? Он мне нравится. Задействуйте его тоже.

– Боюсь, сэр, что согласно установленным правилам, которым я подчиняюсь в своей работе, вы не имеете права приказывать мне что-либо. Вы можете только предлагать или уволить меня. Это было сделано для того, чтобы защитить страну от моей организации на тот случай, если президент попробует злоупотребить ее могуществом.

– Я не понимаю, почему попытка спасти двадцать миллионов людей от мучительной смерти является злоупотреблением.

Смит знал, что угрозы смерти и безумный индонезийский журналист, пытавшийся заколоть его кинжалом, вывели президента из равновесия. И он не собирался объяснять растерявшемуся главе государства, что с уроженцем Востока, который так нравился президенту потому, что тоже был в летах, стало весьма сложно иметь дело, так как Смит послал Римо на задание как раз тогда, когда Римо должен был отдыхать.

Смит только порадовался, когда Римо наглядно доказал, что, даже находясь не в лучшей форме, он все равно намного выше любого, кто мог бы ему противостоять.

Поэтому Смит заверил президента, что старика-корейца привлекать к делу пока не стоит.

– Я снова позвоню вам, сэр, только если возникнет в этом крайняя необходимость. Не думаю, что нам стоит так подолгу беседовать, если мы хотим сохранить наше прикрытие, – сказал Смит.

– Ладно, – согласился президент.

Но уже в тот же самый день Смит позвонил ему снова. Он просматривал прогнозы погоды и возможных изменений струйных течений, и выяснилось, что президенту все-таки придется покинуть Вашингтон. Под угрозой находилось и восточное побережье.

Глава шестая

Эта страна принадлежала индейцам, но опасность исходила не от них. Наоборот, именно они, индейцы, стали жертвами. Пологие холмы, где некогда спокойно паслись антилопы и бизоны, пока в их существование не вторглись ружья и высокая цена на шкуры, скрывали под своей живописной красой столь опасную бюрократическую закавыку, что министерства перекидывали ее друг другу со времен Первой мировой войны.

Под травяным покровом, намного глубже, чем строят свои подземные жилища крысы-гоферы, на четырех квадратных милях притаились контейнеры с нервно-паралитическим газом; первые из них были спрятаны здесь на тот случай, если германский кайзер не усвоит преподанного ему урока, и Америке придется применить газ в окопах Франции. Но в конце Великой войны, которой потом был присвоен номер первый, химическое оружие было признано незаконным.

Подобно другим странам, имеющим постоянные армии, Америка сохранила газ на тот случай, если кто-то нарушит договор. А потом разразилась Вторая мировая война, и был создан новый, более ядовитый газ – а вдруг кому-то придет в голову и в этой войне нарушить старый договор?