Похорони Меня Ложью (ЛП) - Сото С. М Страница 15

Все, что я знаю, это то, что мне нужно как можно скорее найти выход из этой ада.

Глава 5

Баз

Прошлое

Тепло безрассудно вибрирует в моих венах благодаря всему алкоголю, который я выпил сегодня. Вечеринка все еще в самом разгаре, Саммер продолжает заниматься своим детским дерьмом, Винсент, Маркус и Зак рыщут по толпе в поисках тех, кого они хотят трахнуть сегодня. А Трента нигде нет.

На сотовый приходит уведомлением. Мой фокус переходит на сообщение, говорящее мне, что я выпил сегодня намного больше, чем следовало. Требуется некоторое время, чтобы прочитать, но когда я, наконец, делаю это, то бросаю свой стаканчик куда-то на землю и иду к поляне деревьев, где все припарковались.

Самолет готов.

Мой приятель по футболу Саймон предложил подвезти меня, так как он единственный человек во всем Ферндейле, который не пьет и не употребляет наркотики. Он единственный ублюдок, у которого голова на месте. Наконец-то я смогу отвлечься от этого дерьма хотя бы на несколько недель, прежде чем уеду из этого дерьмового городка в колледж, а потом, надеюсь, навсегда.

Когда я, спотыкаясь, иду через лес, оставляя группу позади себя, чтобы добраться до машины Саймона, я замечаю впереди сгорбленную фигуру, сидящую на поваленном стволе дерева. Он покрыт мхом, в основном скрытым окружающей его листвой. Мои ноги медленно останавливаются рядом с человеком, который сидит там, и когда она поворачивается, замечая мое присутствие, мои брови опускаются.

— Мэдисон?

Она вытирает щеки.

— Чего тебе, Себастьян?

Я мог бы легко уйти, но почему-то не делаю этого. Я сажусь на кору ствола рядом с ней. Она напрягается, но ничего не говорит.

— Ничего. Просто пытаюсь понять, почему ты плачешь.

Она поворачивается ко мне лицом, сердитые глаза сверлят дыры во мне.

— И что это должно означать?

Я пожимаю плечами.

— Ты всегда выглядишь счастливой. Как будто все понимаешь. Я имею в виду, что иногда ты можешь быть настоящей сукой, но ты не такая несчастная, как все здесь.

Она усмехается.

— Ты ничего обо мне не знаешь, Себастьян, не притворяйся. А если ты в поисках киски, то поищи в другом месте, потому что мне это неинтересно. Одного Дикаря мне более чем достаточно.

Я смеюсь, застигнутый врасплох ее прямотой.

— Поверь, мне это неинтересно.

Мы сидим молча, и я понимаю, что мне пора. Не знаю, весь ли алкоголь, бурлящий в моем организме, убеждает меня остаться, но по какой-то причине я остаюсь рядом с ней.

— Ты думаешь, я плохой человек? — спрашивает она, глядя на деревья перед нами.

Луна светит, отбрасывая серебряное сияние вокруг нас.

Я смотрю на нее краем глаза и понимаю, что она снова плачет. Луна кристаллизует следы слез на ее лице.

— Нет, не считаю.

— Тогда почему я чувствую себя таковой? — задыхается она, поворачиваясь ко мне лицом, и почему-то, видя боль в ее глазах, онемение начинает съедать меня, пробегая по телу.

За ее взглядом скрывается столько боли, что на нее трудно смотреть.

— Пожалуй, назовем это интуицией. — я пожимаю плечами. — Что бы это ни было, Мэдисон, ты неплохой человек. Ты просто заблудилась. Я думаю, мы все заблудились. Alma Perdida. (с французского: Потерянные души)

— Что это значит? — спрашивает она, шмыгая носом.

Я встаю, собираясь уходить. Меньше всего мне хотелось бы заставлять Бенедикта Пирса ждать.

— Это значит «потерянные души». И я думаю, что в каждом из нас есть потерянная душа.

С этими словами я поворачиваюсь, пробираясь сквозь ветви и проталкиваясь через деревья. Мои ноги резко останавливаются при звуке ее голоса.

— Ты хороший парень, Себастьян. Иногда мне кажется, что ты единственный порядочный человек, оставшийся здесь, в этом гребаном городке.

Моя челюсть сжимается.

— Я не очень хороший человек. И, вероятно, никогда им не стану.

Я приподнимаю бровь, ожидая продолжения.

— Если случится что-то плохое, ты сможешь ее защитить?

Поколебавшись, я почесываю затылок, внезапно смутившись. О чем, черт возьми, она говорит и насколько я пьян?

— Защитить кого?

— Мою сестру.

Я хмурюсь еще сильнее.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом? Она в опасности?

Мэдисон пожимает плечами.

— Нет. Я просто... Я не знаю. — она качает головой, глядя себе под ноги.

Дрожь сотрясает ее плечи, и она обхватывает себя руками, защищаясь. Я оглядываюсь вокруг, пытаясь увидеть, покачиваются ли деревья, но ветра нет. Сейчас лето. Она никак не может замерзнуть.

— У тебя никогда не возникало предчувствия, что случится что-то плохое? — я качаю головой, все еще не понимая. — У меня такое чувство, и я не могу от него избавиться. Наверное, мне следует бросить пить. Алкоголь делает меня параноиком. Но мне кажется, что... все плохое, что я сделала в своей жизни, наконец-то возвращается ко мне, и я не знаю, как это остановить.

Мой телефон непрерывно вибрирует в кармане, и я знаю, что это мой отец. Я вздыхаю и пытаюсь успокоить ее.

— Мне пора, но ты должна перестать пить. Возьми воды и езжай домой, Мэдисон.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но слышу, как она бормочет что-то скорее себе, чем мне.

— Я не могу. Есть еще кое-что, что я должна сделать.

Настоящее

Я резко просыпаюсь, пот липнет ко лбу после этого сна. Чувство вины врезается мне в грудь, как всегда, когда мне снится этот сон. Потому что в ту ночь было так много «что, если». Что, если я остался бы и помог ей, пока она грустила? Что, если я заставил бы Саймона отвезти меня и Мэдисон домой той ночью? Она бы оказалась далеко от леса. Подальше от скалы Поцелуев. Подальше от смерти.

После того, как Саймон подвез меня, я встретился с Трентом и Маркусом в доме, раздавая бутылки алкоголя до конца той ночи. Я думал об этом моменте бесчисленное количество раз в своей жизни. Что, если Саймон отвез бы меня прямо к родителям? Что, если я никогда не давал бы им алкоголь в ту ночь? Возможно, тогда у них у всех была бы ясная голова.

Я не хороший человек. Я совершал вещи, скрывал то, чего не хотел бы скрывать. Все, что было сделано за эти годы, это съедение моей души. Принуждение отодвинуть эмоции в сторону и взять себя в руки. Подпирание фасада, что мне все равно — что я ничего не чувствую.

Прижимая ладони к глазам, я пытаюсь стереть усталость. Последние несколько дней я отсиживался в своем кабинете, пытаясь разобраться с этой суматохой событий. Пытался понять, что происходит.

У меня до сих пор нет ответов, в которых я нуждаюсь. Отсутствует слишком много деталей, слишком много неизвестных факторов. Не знаю, кто копается в этом деле и почему, и не знаю, что делать с Маккензи или с играми, в которые она играет. Что-то дергается в глубине моего сознания, требуя, чтобы его услышали.

Мне пришлось сделать заявление в начале этой недели от имени Винсента и остальных парней, прежде чем Page Six, The Inquirer или какие-либо другие газеты исказили ситуацию. Я скрыл имя и личность Маккензи от прессы. Не то чтобы она заслуживала моей защиты в данный момент, но я не могу найти в себе силы бросить ее на растерзание волкам.

На собственном горьком опыте я убедился, что она действительно жива. Новость обрушилась, как удар в грудь. Я хотел своими собственными глазами увидеть, что она жива и здорова, несмотря на беспорядок, произошедший, между нами. Проблема состояла в том, что ее отвезли в Мемориальную больницу Редвуда, но из-за того, что ее травмы были настолько обширными, ее пришлось перевести в больницу Святого Иосифа в Эврике. От моего внимания не ускользнуло, что, если бы Винсента не доставили самолетом обратно в Лос-Анджелес, они бы лежали в одной больнице.