Родриго Кортес - Фармацевт Страница 16

– Но ведь вы, мистер Платтер, уже применяете эти знания и способы на практике… – тихо произнёс он. – И мне это весьма не по вкусу.

– Что вы имеете в виду?!

– То, что вы делаете с моей матерью. Это ведь уже не только лечение. И не столько помощь, сколько… что-то другое. Чего вы хотите от неё, мистер Платтер? Зачем вам это нужно?

На несколько мгновений Ральф растерялся, такого он не ожидал. Платтера подвела самонадеянность, он недооценил наблюдательность Ричарда. Кроме того, Ральф не мог знать о том, что способности Ричарда развились до той степени, когда побочные воздействия тех препаратов, которые Платтер давал Фатиме, стали понятны для его ученика.

– Вы заблуждаетесь, Ричард, – наконец ответил он, обречённо вздохнув. Вопрос Ричарда не слишком понравился ему. – Во всяком случае, я желаю вашей матери, леди Стэнфорд, только добра. У вас есть основания сомневаться в этом?

– Да. У меня есть такие основания.

– В таком случае… – Платтер демонстративно пожал плечами. Его удивление достигло такой степени, что он замешкался с ответом: подбирал слова. – Изложите их мне. Или поведайте о своих подозрениях матери, которую я лечу. Или отцу, графу Стэнфорду. Или своему брату.

В двух последних фразах Ральфа отчётливо прозвучала издёвка.

– Боюсь, что это не принесёт пользы, – задумчиво сказал Дик. – Скорее наоборот – может навредить и матери, и отцу. К тому же я ещё не во всём разобрался, многого не понимаю. Излагать, как вы выразились, что-либо вам я не стану.

Платтер постарался сдержать себя, хоть и вопросы Дика, и его ответные реплики, и общее направление их беседы ощутимо беспокоили его. Лицо Ральфа застыло наподобие гипсовой маски. Но не опасаться же всерьёз этого настырного подростка, пусть и наделённого недетским умом и проницательностью! Нет, Ричарду не стать помехой его планам! Помех больше вообще не осталось.

– Тогда давайте сменим тему разговора. Ваши недомолвки и намёки оскорбительны, вы не находите, Ричард? – В его спокойном невыразительном голосе явственно прозвучала зловещая нотка. – Я не собираюсь давать вам отчёт в своих действиях. Причина же того, что вы многого не понимаете, совсем проста: вы ещё слишком юны.

Дик промолчал. Но глядел он на Платтера цепко, настороженно. И Ральфу казалось, что он понимает ход мыслей Дика и таивший массу оттенков взгляд. Очень неуютно стало мистеру Платтеру под этим неприязненным взглядом…

Платтер недооценил своего ученика: хоть недавно Ричарду исполнилось лишь пятнадцать лет, он догадывался, чего именно добивается от его матери Ральф. Но именно догадывался, и что ему было делать со своими смутными догадками и домыслами? Обратиться к отцу, графу Уильяму? Предостеречь его? Но от чего? Чем, хоть в малой степени, подтвердить свои подозрения? Сослаться на то, что благодаря своим особым способностям он попросту видит: лечение Платтера, пусть удерживая его мать на тонкой грани, в то же время лишает её воли? Но граф, скорее всего, просто не поверит ему, отмахнётся от беспочвенных фантазий сына. Если вообще захочет его выслушать: слишком разрушительно успели подействовать на Уильяма Стэнфорда белые кристаллы морфина, уж это Ричард понимал отлично! Можно сказать, что в реальном мире граф Стэнфорд пребывал теперь лишь время от времени, и периоды таких просветлений непосредственно зависели от тех же белых кристаллов. Поговорить с учителем в более жёстком тоне? Опять же: где основания? Ведь ничего конкретного предъявить Платтеру он пока не мог. Так что позиция Ральфа непробиваема: даже понимая, что Ричард на верном пути, что Ричард раскусил его, Платтер всегда может просто высмеять Дика…

Интересно всё же устроен человек! Ричард серьёзно беспокоился за мать, его выводило из себя собственное бессилие, невозможность как-то повлиять на ситуацию, переломить ход событий, но при всём при том… Не отдавая себе в этом отчёта, он был даже чуточку доволен тем, что узнал, о чём догадался! Потому что теперь Ричард получил лишнее подтверждение тому, что внешним воздействием с человеком, с его поведением, психикой, с его душой можно сделать всё, что угодно. А эта мысль, уверенность в том, что подобное воздействие возможно, была исключительно важна для Ричарда. Ральф Платтер ошибался: Ричард вовсе не собирался становиться учёным, его манила куда более высокая цель. Да, Дик хотел познать законы природы, управляющие миром и человеком в этом мире, но лишь для того, чтобы научиться менять внутреннюю сущность людей, делать их лучше и добрее. Чтобы стать помощником Всевышнего на земле, никак не меньше! У него есть важная и святая обязанность: изменить картину мира, исправить его. У него есть миссия. Призвание.

И – самое главное! – Ричард пребывал в полной уверенности: ему осталось совсем чуть-чуть до того момента, когда он сможет дать Платтеру бой его же оружием. Не только Платтеру… Вещества окружающего мира всё полнее раскрывались ему, он всё лучше понимал их потаённый язык. Да, совсем немного, и он сам станет воздействовать на людей, но лишь во имя высоких, светлых целей. Причём – Дик был уверен в этом – его возможности будут куда богаче, чем у Ральфа Платтера. Тогда первыми, кому он поможет, чью душу исцелит и улучшит, станут отец и мать, а там дело дойдёт и до брата, и до Платтера, и до… до многих других!

Как знать… Дай судьба Ричарду ещё год времени, возможно, всё пошло бы так, как ему хотелось. Предпосылки к тому имелись. И в этом случае совсем по-другому сложились бы судьбы многих людей…

Но нет, не было у Ричарда Стэнфорда этого времени. До трагической развязки оставалось всего-то три месяца.

Меж тем через неделю после этого разговора долгие усилия Ральфа Платтера всё же увенчались успехом, он добился своего, ключик, который Платтер так настойчиво подбирал, сработал! Что ещё раз доказывает: даже замыслы, продиктованные манией, безумные замыслы, можно реализовать, если взяться за дело со столь же безумной методичностью, настырностью и хитростью. Non vi sed saepe cadendo. Не силой, а повторением. Капля, как известно, долбит камень частотой падения.

Ральф Платтер в чём-то опередил своё время. Та комбинация солей брома и растительных алкалоидов, которую он использовал для лечения Фатимы, оказалась редкостно эффективной. Значительно позже, в середине двадцатого века, такие комплексные препараты назовут транквилизаторами, а их воздействие на психику больного – седативным, успокаивающим.

Но в нашем евклидовом мире любая палка о двух концах, и у любой медали есть обратная сторона. Успокаивая больного, сглаживая разрушительные биения психики, подобные средства резко снижают уровень критичности у человека, который их принимает, лишают его воли, делают повышенно восприимчивым к внушению. Обычно такой побочный эффект не слишком страшен, но вот если психотерапевт преследует какие-то свои цели, если он хочет подтолкнуть своего пациента, направить путь его души в желательную для себя сторону… Тут, как говорится, возможны варианты.

Платтер чисто интуитивно – а он был наделён тонкой интуицией, особенно если дело касалось его выгоды! – догадался об открывающихся перспективах. И сумел использовать их на все сто процентов, пусть для этого потребовалось почти три года. Нет, Платтер не использовал гипноз или что-то подобное гипнозу, в этом не возникло необходимости. Вкрадчивое, осторожное, но чуть ли не ежедневное внушение стало не менее эффективным инструментом, Фатима оказалась практически беззащитна перед ним.

Словом, к концу лета девяностого года Ральф Платтер и леди Стэнфорд стали любовниками; охота Платтера на редкую дичь всё-таки увенчалась успехом, он мог торжествовать.

Ральф и торжествовал, не зная, что продлится его триумф очень недолго, а закончится совершенно чудовищно.

Понимала ли Фатима в полной мере, что произошло? Или её больной мозг, её затуманенное – не без помощи Платтера – сознание не могли до конца вникнуть в создавшееся положение, просветить его безжалостно холодным лучом анализа? Трудно сказать…

Последние три месяца, оставшиеся ей на земле, молодая женщина прожила словно бы в густом тумане или в тягучем сне, который никак не желал заканчиваться пробуждением.

Граф Уильям ничего не замечал. Впрочем, Платтер оказался достаточно хитёр и осторожен. Свои «любовные» свидания с покорённой и покорной ему леди Стэнфорд он планировал заранее, на те часы, обычно утренние, когда на графа Уильяма накатывалась наркотическая ломка и он не мог думать ни о чём, кроме очередной дозы морфия. Графу попросту было не до окружающей действительности, не до того, чем занимаются другие обитатели Стэнфорд-холла.

Платтер быстро вошёл во вкус, тем более что ему постоянно требовались зримые и ощутимые доказательства одержанной победы. Физическая близость с Фатимой доводила его до исступления, до вспышек совершенно немыслимого восторга. Словно умирающий от жажды бедуин, из последних сил выползший к затерянному среди барханов вожделенному колодцу, он пил и пил, а жажда становилась всё сильнее. Да и Фатиму их близость всё сильнее привязывала к Ральфу, в чём нет ничего удивительного: она оставалась молодой женщиной, природа требовала своего, а контролировать свои инстинктивные влечения и позывы леди Стэнфорд уже не могла, практически лишившись свободы воли. Она понимала, что изменяет мужу, она страдала из-за этого, она не хотела этого, но уже не могла остановиться! Её порой охватывало чувство нереальности происходящего, в мыслях всё плыло, как в тумане, в сюрреалистическом кошмаре, где распадается привычный мир. Сон наяву и в то же время – жестокая действительность, которую не стряхнёшь, как стряхиваешь остатки примерещившегося кошмара.