Рей Рассел - Инкуб, или Демон вожделения Страница 16

– Что это за лекарство? – полюбопытствовал Тим.

– Новое, – ответил Джулиан. – По химическому составу относится к так называемой «сыворотке правды». Оно также обладает некоторыми свойствами ксилоцибинавытяжки, получаемой из священного гриба Мексики. Считается, что оно более эффективно, чем первое вещество. Фактически это галлюциноген, прием которого снимает барьеры времени, позволяет разуму пациента легко перемещаться в прошлое, а, возможно, и в прошлое его предков. Нам удавалось добиваться поразительных результатов, и пока, к счастью, не наблюдалось побочных явлений. Это вещество безвредно, если применять его правильно. Ну что, включаешься в игру?

– Да, – без заминки ответил Тим, – так или иначе я должен узнать правду.

– Прекрасно.

– Когда мы начнем?

– Лучше всего прямо сейчас.

– Лекарство у вас с собой?

– В чемодане. Но, как говорят, утро вечера мудренее. Выспись, подумай и приходи утром…

Тим мгновение колебался, потом решительно сказал:

– Нет, чем раньше, тем лучше.

– Ты уверен?

– Да.

– Засучи рукав и ложись, – скомандовал Джулиан. – Располагайся поудобнее.

Тим снял туфли, засучил рукав и лег. Джулиан вытащил из-под кровати чемодан. Открыв его, он достал маленькую черную коробочку из кожи, в которой хранились ампулы с лекарством, спирт, вата и одноразовые шприцы.

Со знанием дела он протер спиртом место для укола на руке Тима и воткнул иглу.

– Считай обратно от ста. Медленно, – приказал он юноше.

– Сто, девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь… – начал считать Тим. Ему показалось, что он плывет, тело освободилось от чувства ограниченности пространства, разум раскрепостился. Он попробовал продолжить счет, но быстро сбился:

– Девяносто шесть, девяносто пять, девяносто четыре, девяносто пять, девяносто, пять… девять…

Сцены из жизни, как в фильме, проносились в его памяти – менялись места, люди, происшествия. Вот детство, школьные дни, отец, мать, тетя – лица знакомые и чужие, голоса, мягко успокаивающие и грубо угрожающие, неясная спираль вспыхивающих картин. Втянутый в черный извивающийся смерч времени, он теперь падал и летел через мили и года, в город, в дом, в комнату, холодную и душную комнату, где находятся мужчины в странных одеяниях и девушка, молоденькая – ей нет еще и двадцати. Она очень хороша собой, лицо кажется бледным на фоне волос цвета солнца.

19

… Так повторяется, пока два слова, выдавленных из глубины души, не срываются с ее губ:

– Помоги мне…

Палач принимает этот ее призыв за шутку:

– Ты что, считаешь меня распутником или грудным младенцем… Помочь тебе – но ты не раз брала в рот грязный член животного, и лучше бы тебе рассказать нам об этом…

– Оставь свои шутки, – говорит инквизитор.

Нетерпеливо отстраняя палача и наклоняясь над измазанной кровью и почти расчлененной грудой живого мяса, он шепчет:

– Помочь тебе, дитя, главное мое желание. Не упорствуй больше, потому что если ты не заговоришь, тебя целый день будут так допрашивать. А завтра нам опять придется мучить тебя.

Губы искусаны до крови, как и язык. Сейчас зубы сжаты от боли. Не глядя ни на кого из присутствующих, девушка кричит:

– Помоги мне…

– Ты зовешь своего любовника? – спрашивает инквизитор. – Теперь он не может тебя спасти…

– Помоги мне…

И, словно в ответ на ее мольбу, начинают происходить вещи, которые нельзя охватить силой разума. Железные оковы падают и превращаются в пыль, освобождая ее кровоточащие руки и ноги. Поток холодного воздуха заставляет троих мужчин в камере оглянуться – это развалилась стена, освобождая проход для нежданного гостя.

Трое мужчин, взвыв от ужаса, отступают назад, падают, поднимаются на ноги, крестятся, закрывая глаза, царапаются в железную дверь темницы. И она приподнимается с дыбы, чтобы приветствовать…

– Своего любовника? – вскрикивает Джулиан.

Тим, со зрачками, еще расширенными от лекарства, трет глаза и пожимает плечами.

Он сидел на кровати и медленно приходил в себя, избавляясь от состояния, близкого к трансу.

– Не могу сказать точно, – ответил он хриплым ото сна голосом. – Это мужчина, но какой-то необычный. Может быть, выше обычного. И эти глаза. Как у ящерицы или змеи…

– Что-нибудь еще?

Тим покачал головой…

– Ты уверен?

Он задумался и ответил:

– Во сне он всегда голый.

– Да?

– И его никак нельзя принять за женщину. Понимаете, о чем я говорю?

– Будь точнее, – попросил Джулиан.

– Ну понимаете, – с долей смущения произнес Тим. – Я никогда в жизни не видел ничего подобного. – Через секунду он добавил: – Разве что у жеребца.

Сердце Джулиана забилось сильнее. Но он лишь погладил парня по руке:

– Ладно, Тим, у тебя все здорово получилось. Теперь ложись отдыхай.

Джулиан не стал объяснять Тиму и даже сам с трудом верил в возможность такого. Но как бы там ни было, юноша только что описал легендарное существо, известное одним как Бог зари, но чаще всего называемое в трактатах о самых необычайных сексуальных проявлениях и извращениях демоном вожделения, или ИНКУБОМ.

СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ

Эти сверхлюди, недоступные для понимания с помощью нормального разума, временами для своих собственных неясных целей ищут союза с обычными людьми. И то, что этот союз иногда становится браком, может показаться большинству сумасшествием. Между тем то, что люди туманно описывают как «науку», медленно изменяется и подходит постепенно к грани понимания того, что многие, казалось бы, никому не нужные суеверия ждут еще своего истолкования и осмысления.

20

В тот самый вечер Прю Китон отправилась в «Парадиз» с Чарли Прескоттом. Чарли и тот, кто с ним, всегда проходили в кинотеатр бесплатно – недаром же его отец был хозяином «Парадиза». С одной стороны, это позволяло Чарли экономить свои сбережения. Но с другой – ограничивало набор развлечений, которые он мог предложить своим девушкам.

Сегодня Прю напрямую спросила:

– Чарли, неужели нам опять обязательно идти в кино?

Они сидели в кафе за углом кинотеатра. Кондитерскому заведению было столько же лет, сколько и кинотеатру, и его всегда называли «Сахарница». Отец Чарли как-то поведал ему, что первый владелец кафе, кстати уже давно умерший, позаимствовал это название из комикса «Харольд Тин». У той «Сахарницы» собирались подростки – вымышленные герои книги. И Прю, и Чарли пили чай со льдом, но без сахара. Прю потому, что была на диете, а он из-за своего диабета.

– Я думал, что ты любишь ходить в кино, – схитрил Чарли.

– Конечно. Но почему бы нам не сделать что-нибудь еще для разнообразия?

– Например?

– Может, съездим в Мидвэйл?

– А чего ты не видела в этом Мидвэйле? В любом случае я сегодня без тачки.

– Ну ладно, раз так. Просто, говорят, сегодня твой папаша крутит нудный фильм.

– Нет, его показывали вчера, в последний раз. Сегодня повторяют «Мальтийский сорокопут». Это же настоящая классика с Богартом и другими звездами! Но в принципе мы можем просто пройтись по парку.

– Какой парк? Когда этот маньяк разгуливает на свободе?

– Неужели я тебя не защищу…

– Ну, а от тебя кто меня защитит? После всего что я о тебе узнала, ты тоже вполне можешь сойти за психа.

Чарли состроил рожу сладострастного идиота – выкатил глаза, полуоткрыл рот в слабоумной улыбке, стал беспорядочно шарить перед собой руками.

– Согласна, пошли в кино. Я люблю фильмы с этим мужиком, он потрясно завлекательный.

– Боги потрясный? Впрочем, если тебе нравится такой тип…

– Не он, не Богарт. Питер Лорре. Меня возбуждает все патологическое, отклоняющееся от нормы. Иначе, как ты думаешь, стала бы я встречаться с тобой?

В ответ Чарли еще раз скорчил похотливую рожу.

Прюденс Китон недавно отметила свое семнадцатилетие. У нее были зеленые глаза, каштановые волосы и стройная гибкая фигура. Ее отец Бен владел большим гаражом, где обслуживали и заправляли машины жителей Галэна. Ее мать, в девичестве Элен Бартон, преподавала в четвертом классе начальной школы. Прюденс ненавидела свое имя. Ее зловредные одноклассницы изводили девочку, сокращая имя то до Прюд (скромница), то до Прюн (простофиля). Но она-то ни та, ни другая!

Кинотеатр «Парадиз» был построен в золотые дни немого кино. В ту пору сюда собирались на любимое развлечение не только обитатели Галэна, но и целой округи. Приезжали семьями на своих дешевых автомобилях, чтобы посмотреть последний шедевр с Валентино или Клэр Бей. Ниша, где когда-то стояла пианола, теперь пустовала. Ах, как вдохновенно играли наемные музыканты в свое время! Как они умели подобрать музыку к сценам погони или безумных страстей! В фойе еще остались приметы роскоши двадцатых годов: декоративные фрески на стенах, хрустальные канделябры, даже несколько псевдогреческих скульптур, скромно декорированных фиговыми листочками. Старые ковры и гобелены давно пали жертвой пыли и времени, затоптанные сотнями тысяч ног. Внизу стыдливо спрятаны от посторонних глаз мужская и женская туалетные комнаты. Они были старомодно просторными, слишком просторными для сегодняшней публики.