Дэвид Мэдсен - Откровения людоеда Страница 16

— Хорошо известная и уважаемая личность, — заявила Жанна.

Затем они оба сказали, говоря более или менее одновременно:

— Это будет хорошо для дела.

— Но, боюсь, что не знаю никого сколько-нибудь важного, — сказал я им. Это была абсолютная правда, я подумал об этом сразу, лишь потом сказал.

— Мы знаем, — объявил Жак.

— Кого, например?

Жак пожал плечами.

— Не имеет значения, кто это будет, — сказал он. — Мы знаем так много знаменитостей. Большинство клиентов II Bistro — уважаемые и важные персоны.

— Что-то с трудом в это верится. Жан-Клод мне ничего не сказал об этом.

— Ваша сделка с Жан-Клодом была именно этим — сделкой. Разве он никогда вам не говорил о нас?

— Нет, не могу сказать, что говорил.

— Мы будем служить вам так, как служили ему.

— Да, ты уже говорил это. Я просто ничего о вас не знаю. И, как я уже говорил, это мое бистро.

Жанна кивнула.

— Конечно оно ваше, — согласилась она, — разве мы когда-нибудь отрицали это?

— Нет, но…

— Вот и все, — сказал Жак. — Поверьте мне, мы знаем, что вы мастер своего дела; мы понимаем работы вашего творческого гения, нам симпатичны потребности вашей души. Ни я, ни моя сестра никогда не посягнем на них. Мы никогда не ступим ногой в ту область, которая целиком принадлежит вам.

Я смягчился, и они заметили это.

— Мы здесь для того, чтобы вы были уверены в том, что вы вольны продолжать реализацию вашего высокого призвания, — настаивал он, его голос мягко, осторожно очаровывал. — Мы смотрим за делом, мы видим плавный ход ежедневных событий, мы обращаем внимание на удобство наших завсегдатаев и клиентов.

Затем Жанна сказала достаточно странную вещь:

— Конечно же, не все завсегдатаи — клиенты.

Тотчас Жак выразительно посмотрел на нее, и она замолкла, прежде чем тема получила развитие.

— Вы увидите, — сказал он, — все будет замечательно, как и прежде.

— Я все еще не уверен в этой очень важной персоне, — сказал я.

— Оставьте это нам. Мы сделаем все, что необходимо.

Я не могу сказать, что был счастлив. Они начинали мне нравиться, но я все еще относился к ним с глубоким недоверием. Несмотря на их очевидную преданность II Bistro и лично мне, я не мог ничего поделать, но глубоко внутри (там, где чувства действительно имеют значение) оставалось чувство, что они повернуться против нас обоих, незамедлительно и без колебаний относительно того, целесообразно ли так поступать.

Успех вечера открытия

Я с трудом заставил себя поверить, когда они сказали мне, что «кем-то очень важным» на открытии II Bistro будет Жан Кокто.

— Вы имеете в виде того самого Жана Кокто? — спросил я близнецов.

— Я не знал, что есть еще один месье Кокто, — учтиво ответил Жак.

— Мсье Кокто — единственный в своем роде, — добавила Жанна.

— Конечно единственный. Я думал, он умер. Я не могу даже представить, как вам удалось убедить его — я хочу сказать, вы что, действительно его друзья?

Жанна позволила промелькнуть едва заметной улыбке по своему лицу.

— Жак знает его лучше, чем я, — сказала она.

Хорошо зная о пристрастии Жана Кокто к молодым

мальчикам, я нисколько не сомневался в этом.

— Я даже не знаю что сказать, — прошептал я, — это достаточно фантастично. На самом деле, это совершенно — ну, — совершенно невероятно.

— Вы довольны?

— Доволен? Да я просто восхищен. Но когда он прибудет? Я должен сделать приготовления — специальное меню, конечно же…

— Вы можете оставить все необходимые приготовления нам, — сказал Жак, и я знал, что это «можете оставить» означает «оставите». — За исключением меню, конечно же. Мсье Кокто в безопасности в наших руках.

У Жана Кокто был самый огромный нос из всех, что я когда-либо видел на человеческом лице. Из фотографий в книгах было, конечно, очевидно, что нос выдающийся, но полагаю, что этот факт был отмечен только подсознательно в застоявшемся пруду моего сознания, словно вторичные факты и философские случайности; кроме тбго, сколь бы ни очевидной была характерная физическая особенность, ничто так идеально не подходит для отметины плоти. (Плоть!) Нос и вправду был гигантским. На самом деле, я испытывал большие затруднения, стараясь отвести от него взгляд — знаете, как стеснительно, постыдно и просто ужасно прилагать усилия не смотреть на почти неотразимое очарование; кроме того, человеческая природа такова, что первое, что делает человек, когда его просят не замечать чего-либо — он уделяет именно этому пристальное внимание. Чем больше я убеждал себя игнорировать хобот Кокто, тем больше желание посмотреть становилось навязчивым, и одновременно я начинал испытывать неприязнь к нему. Я также обнаружил, что размышляю; говорили ли они что-нибудь о человеке с по-настоящему большим носом. Фактически, Жаку позже удалось убедить меня в том, что это было совершенно не так — не в отношении Мсье Кокто, во всяком случае.

Открытие (хотя, наверное, мне следует говорить возобновление) II Bistro состоялось в среду 22-го марта 19— года ровно в 7.30 вечера. Месье Кокто перерезал розовую ленточку («Розовая в честь месье», — сказал Жак совершенно серьезно), которая была прикреплена поперек двери, и произнес небольшую напыщенную речь на французском, сильно размахивая руками и жестикулируя. Я, конечно же, был полностью поглощен его колоссальным хоботом. Жак и Жанна пригласили нескольких ресторанных критиков и людей, пишущих о еде из каких-то утонченных воскресных газет (включая человека, который стал моим непримиримым врагом, Артуро Трогвилла), и тучного автора «Блюд, ради которых можно умереть», Реджинальда Крейна. Если говорить откровенно, я был весьма впечатлен.

Кокто ссл за почетный стол, уставленный цветами столь свежими, какие только возможно было найти в это время года, глядя на весь мир вокруг, словно озорной эльф с непокорными волосам, пощипывая еду, в которую (с помощью Жака и Жанны) я вложил столько трудов в духоте кухни, чтобы создать нечто. С виртуозной тактичностью он выбрал блюда, которые не были вдохновлены великой французской классической традицией. Критики и писатели пришли со своими спутниками, которые, конечно же, расправились с праздничным обедом, как нечего делать; это, как я позже узнал, был маневр, совершенно типичный для их племени. Остальные столы, рад сказать, были все заняты bona fide[105] завсегдатаями.

Позже той же ночью, после того, как ушел последний посетитель, и дверь была заперта, мне удалось узнать тонкое различие между «завсегдатаем» и «клиентом». Это определение, на самом деле, озадачивало меня с тех самых пор, когда Жак упрекнул Жанну гневным взглядом за то, что она намекнула на то, что вообще эта разница была.

Это случилось потому, что я подумал, что потерял Жана Кокто; хотя как вообще можно потерять человека, у которого такой огромный нос, что через переполненный ресторан можно увидеть, как он дрожит и подергивается? Разве можно потерять человека, чьи выдающиеся физические характеристики так привлекают ваше внимание, что вы не можете сконцентрироваться на чем-либо еще? По-видимому, можно, к концу вечера, после заключительных диких крикон и гогота, и тайного испускания газов, когда псе вернулось к изначальной тишине, с которой все началось, и II Bistro неожиданно и смущенно обезлюдело, если не считать меня самого; остались запятнанные, мятые салфетки на полу, бесчисленные окурки в забитых пепельницах, пустые и полупустые бутылки загромождали столы, десертные тарелки громоздились высокими колоннами, но среди всего этого не было мсье Кокто. И тогда, конечно я понял, что случилось самое худшее из всего возможного, неужели я позволил этому заслуженно выдающемуся liommc de belles Icttres[106] и напыщенному творческому гению просто ускользнуть в толпе, даже не поблагодарив его? Меня просто бросало в пот, когда я думал об этом. Где, к тому же, был Жак? И Жанна? Ох, почему они обманули мои ожидания? Чего стоят их обещания об эффективности? Черт побери их обоих.

— Жак! — закричал я во весь голос. — Где ты, черт тебя дери?

Его не было на кухне, которая сверкала и источала беспорядочные ароматы, оставшиеся после моих кулинарных трудов. Конечно же, как я думал, он не может находиться наверху, в моей четверти, так как он бы никогда не осмелился совершить столь дерзкий поступок. Тем не менее, чтобы быть уверенным, я проверил — однако, его там не было.

— Жак! Жак, ты, несносный ублюдок! Іде ты? Іде эта старый пидор Кокто? Я потерял мсье Кокто!

В неистовстве я направился вниз, в подвал, где находились кладовые; на самом деле (и это странно, как может показаться) я никогда не решался заглянуть сюда до сих пор, так как Жак и Жанна взяли на себя заботу об этих помещениях, как они делали при моем предшественнике, и каждый дюйм своего королевства они защищали со свирепой ревностью. Это была, так сказать, их собственная частная территория — королевство сладко пахнущей, благоухающей, затхлой темноты, где хранилась большая часть лучшего вина, а вдоль каменных стен выстроились мешки и деревянные ящики. Так или иначе, это не соответствовало светлой, почти прозрачной красоте их кошачьей природы; я вообразил, что в свои свободные часы они сворачивались где-нибудь на солнышке, словно кошки.