Уоррен Мерфи - Потрошитель мозгов Страница 16

– Существуют кое-какие способы стимулировать активность человеческого мозга, но уже сложившийся интеллект нельзя улучшить даже при помощи химических препаратов, которые чаще всего отрицательно влияют на человеческую природу.

– Иными словами, он не переменит своего решения, – подытожила Ванда.

– Вы не сказали, что речь идет всего-навсего о пересмотре решения. Это как раз вполне реально.

– Каким образом?

– Боль.

– Как могло получиться, что ты всего лишь посыльный?

– Я только выгляжу как посыльный. Специально, чтобы беспрепятственно проникнуть к вам в кабинет.

– Ты влюблен в меня, малыш?

– Конечно, нет.

– Послушай, если ты собираешься работать на меня, тебе придется запомнить одно важное правило: бывают случаи, когда откровенность лучше держать при себе.

– Прошу вас точно указывать мне подобные случаи.

– Сам подумай, малыш. А теперь скажи мне, какую боль ты имеешь в виду?

– Выкручивание суставов производит в человеческом организме боль, намного превышающую допустимый порог. Люди готовы пойти на все, лишь бы она прекратилась.

Ванда Рейдел представила себе, как Делу Стейси выкручивают руки. А потом отрывают ноги. И вот уже его тело корчится на полу, а она бросает его в кипяток, чтобы посмотреть, действительно ли ракообразные от этого краснеют.

– Разве я сказал что-нибудь смешное? Почему вы улыбаетесь? – спросил посыльный.

– Да нет, я просто задумалась. Послушай, а ты можешь сделать так, чтобы не убить человека, а только как следует его напугать?

– Да, уж страху нагнать я умею.

– Гм. А если тебя поймают, то, конечно же, поверят мне, а не какому-то там посыльному. По крайней мере, в суде. Вот послушай, что я собираюсь продать: режиссер-лауреат премии Киноакадемии плюс сценарист-лауреат той же премии и в придачу актер, который, я уверена, будет выше всяческих похвал. Нужно только немножко нажать на участников, а потом продать все Стейси.

– Что значит «нажать»?

– Дело в том, что режиссер не хочет со мной разговаривать, потому что мне не удалось заполучить Марлона Брандо. А сценарист вообще ни с кем не разговаривает. Но мне они нужны позарез. С Биффом Бэллоном я уже договорилась.

Предупредив юношу, что она не желает ничего знать о его методах, Ванда дала ему адрес сценариста и режиссера и велела снять этот дурацкий белый халат.

– Если что-то сорвется, мы незнакомы.

– О, я вижу, вы поднаторели в самогипнозе.

– Весьма, – ответил Ванда Рейдел по прозвищу Спрут. – Кстати, Хьюблейн твое настоящее имя?

– Нет.

– Как же тебя зовут?

– Гордонс. Мистер Гордонс.

– Никогда не слыхала, чтобы кто-то менял такое имя. А как тебя звали до того, как ты стал Гордонсом?

– С тех пор, как я появился на свет, я Гордонс.

Ванда протянула ему краткий проспект фильма, на который он должен был подписать сценариста и режиссера. С Биффом Бэллоном она уже договорилась.

Уолтер Матиас Бликден принимал солнечные ванны и читал «Проклятьем заклейменные», когда вдруг почувствовал, что кто-то дернул его за ногу, свисавшую в бассейн.

– Валери, прекрати немедленно! – прикрикнул он.

– Что ты сказал? – переспросила жена, просматривая очередной сценарий, от которого собиралась отказаться. Она сидела у него за спиной.

– Надо же, а я думал, что ты в бассейне и схватила меня за ногу.

– Нет, – сказала жена.

– Что ж, теперь мне ясно – ты не в бассейне.

Неожиданно он почувствовал, что не может пошевелить ногой. Тогда он изо всех сил дернул ею, но она не двинулась с места. Ее словно зажали в тиски.

– Помогите! – заорал Уолтер Матиас Бликден. Жена тут же отшвырнула сценарий и бросилась к бассейну. Нога оказалась зажатой между перекладинами лестницы. Освободив ее, Валери вернулась к своим сценариям.

– Но этой лестницы раньше здесь не было, – сказал Бликден. Ему было около шестидесяти; на покрывавших грудь седых волосах блестел лосьон для загара.

– Может, ты просто не заметил, – бросила Валери.

– Нет, я точно помню, – упорствовал Бликден.

– А может, ты начитался Фанона и в тебе говорит комплекс вины белого человека?

– Я уже прошел стадию, когда испытывают комплекс вины, и вступил в стадию активной деятельности. Чувство вины должны испытывать лишь те, кто находится вне борьбы. Моя следующая картина будет очень значительной. В социальном и нравственном плане. Я не желаю испытывать чувство вины – это буржуазный предрассудок.

– Лучше бы твоя новая картина имела кассовый успех.

– Я об этом и говорю. Произведения, значительные в нравственном плане, всегда имеют кассовый успех. Фильмы о неграх и бедных всегда приносят хороший доход.

– Кстати, я видела неплохую разработку индейской темы. На повозки колонистов нападают бандиты, и колонистов спасают индейцы племени сиу.

Но Уолтер Бликман не ответил – он сражался с шезлонгом. Каким-то образом его голова оказалась между каркасом и тканью шезлонга, ручки которого больно вцепились режиссеру в запястья. Валери изо всех сил тянула его, но освободить так и не смогла. Сжатое шезлонгом, лицо Бликмана посинело, и в момент наивысшего напряжения он мог бы поклясться, что услышал голос:

– Позвони Ванде Рейдел.

Было такое впечатление, будто голос идет из ножек кресла.

– Хорошо, – прохрипел он и почувствовал, что Валери легко вытащила его.

– Господи, как странно, – произнесла Валери. – Зачем ты пытался себя задушить?

– Меня душил шезлонг.

– Давай уйдем с солнца, дорогой, – предложила Валери.

– Это он меня схватил!

– Конечно, дорогой. Только с солнца все равно лучше уйти.

Расположившись в просторной гостиной с кожаной мебелью, прикрученной к полу, Уолтер Матиас Бликден налил себе виски и, все еще не в силах прийти в себя от происшествия с шезлонгом, выпил стакан до дна. Потом хлопнул в ладоши, вызывая слугу, но тот не появился. Уолтер Бликман больше всего на свете не мог терпеть двух вещей – угнетения национальных меньшинств и наглых слуг.

– Где этот чертов слуга? – прорычал Бликден.

– Придет, куда он денется? В конце концов, мы живем в реальном мире, а не вымышленном, где царствует Ванда Рейдел.

– При чем тут Ванда Рейдел? Кто сказал: Ванда Рейдел?

– Она пытается сколотить команду, которую возглавишь ты и этот даровитый сценарист, Бертрам Муэллер. Правда, тема банальная – подражание «Птицам» Хичкока. Мебель и все окружающие предметы ополчаются против человека. Вульгарно. Просто чудовищно.

– Она обещала мне Марлона Брандо, а теперь хочет подсунуть Биффа Бэллона. Я с ней даже разговаривать не хочу.

– Очень мудро с твоей стороны, дорогой. Он неудачник.

Бликден кивнул и пребывал в прекрасном расположении духа до тех пор, пока не захотел по малой нужде. Однако стоило ему открыть дверь в ванную и заглянуть внутрь, как он вернулся в гостиную, забыв застегнуть ширинку.

Подняв трубку телефона, он набрал номер.

– Здравствуй, Ванда, дорогая, – произнес он, глядя прямо перед собой расширившимися от страха глазами. – Я слышал, ты хотела со мной поговорить.

Удивленная Валери заглянула в ванную комнату. Там на коленях перед ванной стоял слуга; голова его плавала в воде. Он уже даже не пускал пузыри, а вокруг шеи у него был обмотан массажный шланг.

– Передавай от меня привет, – крикнула мужу Валери.

Бертрам Муэллер заканчивал сценарий для «Уорнер брозерз», как вдруг ему показалось, что оранжевый ящик из-под бутылок, на котором он сидел, двигается под ним. Муэллер печатал свой опус на оборотной стороне использованных листов, колотя по клавишам пишущей машинки, к вторую в свое время приобрел в «Вулворте» за тридцать пять долларов девяносто восемь центов. Его фильмы никогда не собирали меньше пятнадцати миллионов, хотя в диалогах у него не встречалось ни одного слова с буквой "у". Она стала западать еще в 1960-е годы, когда сколоченный им собственноручно стол развалился и машинка загремела на пол. Вообще-то такое незначительное падение не должно было бы повредить даже дешевой машинке, но дело в том, что пол настилал тоже сам Муэллер.

Ему понадобилась целая неделя, чтобы отрыть машинку, провалившуюся в подпол. Муэллер просто ненавидел тратить деньги на предметы не первой необходимости. Зачем тратиться на мебель, когда ее можно смастерить самому? И зачем покупать новую машинку, если и без "у" вполне можно писать сценарии к фильмам, которые дают не меньше пятнадцати миллионов?

Муэллеру показалось странным, что ящик, на котором он сидел, вдруг начал двигаться. Он ведь не сам его делал.

Он поглядел в окно – оттуда открывался вид на Тихий океан. Муэллер недавно снял этот дом за восемь тысяч долларов в месяц. Если уж он пошел на такие траты, то ни за что не согласится отдать сорок два доллара за стул. Восемь тысяч в месяц – вполне значительная плата за жилье, тем более что супермаркет устроил распродажу оранжевых ящиков для бутылок.