Л. Хартли - Смертельный номер: Рассказы Страница 17

Потом пришла жажда отмщения. О-о, он ей покажет! Ненависть стимулирует не хуже, чем любовь. Ненависть к ней даст ему такое же удовлетворение, какое когда-то давала любовь, он растопчет ее желания с таким же восторгом, с каким когда-то бросался их выполнять.

— Дорогой, я тебя не узнала.

— Ты говоришь это каждый раз, когда звонишь.

— Но я тебя правда каждый раз не узнаю.

Возможно, она не лукавила, потому что во время каждого телефонного разговора он испытывал к ней разные чувства: сейчас в нем клокотала ненависть, а голос ненависти несколько отличается от голоса любви.

— Дорогой, неужели ты до сих пор заразный? Не может быть! Уже четыре дня прошло!

— Но ты так боишься заразиться.

— Боюсь, но я могу просунуть голову в дверь.

— Мне бы не хотелось думать, что я тебе что-то передал.

— Да ты мне столько всего напередавал, и не счесть! Подумаешь, еще один крохотный микроб-чик, я не против.

— Отложим еще на денек. Осторожность не повредит.

— Дорогой, как скажешь.

Джордж упивался ненавистью, и все же страдал всякий раз, когда отказывал ей в свидании. В придачу ненависть не лучшим образом сказалась на его пищеварении. Всю жизнь он был человеком болезненным, страдал от головных болей, бронхиальной астмы и почечных колик. Последние три года, что он был влюблен в Дейдри, все его хворобы как рукой сняло, здоровье стало отменным. Но теперь… Симптомы пищевого отравления, или бог знает что это было, улетучились, но много лучше ему не стало. Все процессы организма — психические, физические — резко нарушились. Полное согласие во всем — вот что было его бальзамом. Стоило возникнуть какой-то помехе, препятствию, когда идущие из глубины души импульсы не могли прорваться наружу, он сразу заболевал. Забывал о каких-то мелочах, постоянно не клал вещи на место — иногда не мог их найти, а они лежали и смотрели на него, эдакая зрительная амнезия, — и весь его день, обычный распорядок, все оказывалось безнадежно перепутанным. Он чистил зубы кремом для бритья и пытался бриться с зубной пастой. А ведь в понедельник ему на работу, что он натворит там?

«Вернуть ее! Вернуть! — приказал внутренний голос, все время заступавшийся за нее. — Вернуть, и пусть все идет, как шло! Она ничуть не изменилась; она была такой всегда, только ты этого не знал! Теперь знаешь, ну и восстанови ваши отношения с учетом этой правды. Правда обладает целебными свойствами, она очистит рану и залечит ее, а потом, когда Дейдри снова начнет выкрутасничать, ты уже не будешь на нее сердиться, тебе будет ясно, что ею движет! Дейдри, которую ты любил, была ненастоящей: ты создал ее в своем воображении; неужели у тебя не хватит сил полюбить истинную Дейдри, со всеми ее недостатками? Она ведь любила тебя, прекрасно зная твои… Это мужчины живут в мире фантазий, а женщины — они большие реалистки…»

«Но она меня никогда не любила и сейчас не любит, о чем тут говорить?»

«Откуда ты знаешь?»

«Она сама мне сказала это во сне».

«Во сне? Тоже мне вещественное доказательство!»

Далее последовала часть пластинки, слишком хорошо знакомая Джорджу, — разбор сна, всех его «за» и «против». Но разве дальнейшее поведение Дейдри этот сон не подтверждало, разве намеки — какие там намеки, откровения миссис Басвелл не били в набат? Не будь миссис Басвелл, он давно бы сдался, потому что, стоило ему простить Дейдри (а в душе он уже простил ее девяносто девять раз), ему сразу становилось легче и физически, и психологически, все в его жизни вставало на свои места, и иногда он даже хватал трубку и начинал набирать номер ее телефона. «Дорогая, я совсем поправился! Приезжай прямо сейчас!» Он совершал это сумасбродство, когда миссис Басвелл не было, но ее невидимое присутствие заставляло его отказываться от своего намерения. И каждый раз он с сожалением клал трубку на рычаг.

Миссис Басвелл натолкнула его вот на какую мысль: любовь физическая становится куда нежнее и даже краше, если есть взаимность. Наверное, она хорошо разбирается в физической любви — работящая женщина, у которой было два мужа. И при этом настаивала на взаимности: без нее любовь не бывает полноценной. «Но послушайте, миссис Басвелл (спорил он с ее тенью), бескорыстная, безответная любовь — разве это не есть самое благородное из всех чувств? Любовь, какую нам предписывает религия, — любовь, которая как раз и не ждет взаимности?» Но эти доводы ее не убеждали. «Сам Господь, — говорила она (в этих воображаемых беседах), — не ждал бы от нас любви, не возлюби Он нас прежде».

В субботу телефон не звонил; прошло утро, а звонка не было. К обеду, когда люди обычно бывают дома, Джордж набрал номер Дейдри.

— Слушаю.

— Алло, дорогая, сейчас я больше похож на себя?

На другом конце линии последовала пауза, какая-то заминка.

— Да, правда, сейчас больше.

— Ну, подъедешь меня навестить? Я больше незаразный. Если захочешь, можешь меня даже поцеловать.

— Конечно, хочу, но…

— Что?

— Я после обеда занята.

— Приезжай ближе к вечеру.

— Хорошо, если смогу.

Дейдри явилась, когда он уже перестал ее ждать.

— Дорогой, я так рада, что тебе лучше, но мне было бы еще радостнее, не будь ты со мной так жесток.

— Так жесток? — повторил Джордж, завершив обряд поцелуя, легкого гигиеничного прикосновения. Но ему тут же стало совестно: он и вправду был к ней жесток, по крайней мере, стремился к этому.

— Ты говорил, что не можешь видеть меня, потому что очень болен, а по-моему, ты просто симулировал.

— Если бы ты приехала навестить меня, увидела бы, что мне не до симуляции.

— Сначала, может, ты и болел. А потом сказал, что не считаешь удобным говорить со мной, — надо же так выразиться!

— Это сказала миссис Басвелл.

— Какая разница — это сказал твой телефон, а я сходила с ума, не знала, что там с тобой.

— Когда мне было хуже всего, ты изволила купаться.

— Джордж, дорогой, по-твоему, я должна была целый день сидеть дома из-за того, что у тебя расстройство желудка? Сам всегда говорил — развлекайся всласть, ты только будешь рад.

— Ладно, не будем препираться, — примирительно сказал Джордж. — Ты здесь, это самое главное.

— А в конце концов ты приказал явиться, будто я какая-нибудь шлюха по вызову.

— Что за чушь ты несешь.

— Это не чушь, ты ко мне переменился. Ты меня больше не любишь.

— Что? — переспросил Джордж. Сердце у него скакнуло.

— Ты меня больше не любишь, вот я и сделала то, что сделала.

— Что же? — спросил Джордж, и не поддающийся описанию ужас сковал его.

— Сначала попроси прощения, только как следует, тогда, может, я этого и не сделаю.

— Ты только что сказала, что уже сделала.

— Ну, не совсем. Если ты по-настоящему попросишь у меня прощения и пообещаешь быть хорошим мальчиком…

Джордж обнял ее.

— …тогда я, может, и передумаю. Только, наверное, не стоит — я же знаю, что ты меня не любишь!

— Люблю! Люблю!

— Нет, ты бы не стал играть мной, как игрушкой. Вот я и решила…

— Что решила?

— Лучше не буду говорить, тут замешано третье лицо.

— Какое третье лицо?

— Не настаивай.

Из кухни раздались какие-то звуки — это миссис Басвелл, его союзница, пришла готовить ужин.

Джордж неожиданно ожесточился.

— Что значит «не настаивай»? И прошу тебя, не разговаривай со мной как с ребенком.

— Просто я не хочу тебя огорчать.

— Валяй огорчай, — разрешил Джордж. — Ты за последние дни меня так огорчила, что мне уже ничего не страшно.

— Может, все-таки не стоит?

— Давай, не стесняйся.

— Что ж, дорогой, раз ты настаиваешь — только не говори, что я тебя не предупреждала, — это Руперт.

— Тот тип с вечеринки?

— Не называй его «тем типом», дорогой, он очень состоятельный человек и прекрасно ко мне относится. Он сказал, что хотел бы…

— Что же?

— Видеть меня чаще. Пойми меня правильно, мы с ним просто большие друзья, и только.

Миссис Басвелл устроила на кухне настоящую канонаду. Джордж отпустил Дейдри и поднялся на трясущиеся ноги.

— Тогда иди к нему, — сказал он.

Дейдри взглянула на Джорджа своими большущими глазами — воздух вокруг залился синевой, и вдруг где-то в глубине этих глаз он увидел страх.

— Ты ведь пошутил, сокровище мое? Ты ведь не хочешь, чтобы я ушла к Руперту?

— Можешь идти хоть к черту, хоть к дьяволу — мне все равно.

— Но, сладенький мой, тебе это не понравится, правда? Не понравится, если при тебе меня будет кружить в вальсе другой? А ты, между прочим, меня соблазнил — какой противный! Каждый знает, что все эти годы мы были вместе. И если ты пошлешь меня к Руперту…

— Я тебя не посылаю.

— Если ты позволишь Руперту…

— Это твоя идея, я тут ни при чем.

— Ты без меня совсем зачахнешь. Где ты найдешь девушку, с которой тебе будет так легко, как со мной? Ты с девушками робкий, тебе нужно тонкое обхождение, а то вообще ничего не выйдет, сам знаешь.