Стюарт Вудс - Возмездие Страница 17

Преодолевая боль, Хауэлл кое-как натянул одежду, стараясь при этом как можно меньше вставать. Пока он лежал или сидел, боль была еще терпима, но стоять было невыносимой пыткой. Он сварил кофе и пристроился на стульчике у пианолы. Джон оглядел комнату. Повсюду стояли чашки и рюмки, неубранные со вчерашнего вечера.

«Слава Богу, что они поставили вчера стол на место», — он содрогнулся при мысли о том, что ему сейчас пришлось бы этим заниматься. Боль снова утихла, он взял несколько аккордов и затем включил пианолу. Старый механизм скрипнул и заиграл «Возьму тебя домой я, Кэтлин».

С утра пораньше мелодия показалась слишком сентиментальной. Он вынул валик и вставил другой, композицию Гершвина. Пианола тут же заиграла «Возьму тебя домой я, Кэтлин». Джон остановил механизм и осмотрел валик. На нем читалась отчетливая надпись «Гершвин играет Гершвина». Неужели Джордж Гершвин записал старую мелодию ирландских эмигрантов?

Хауэлл, недоумевая, поставил следующий валик. Эрл Хайнс.

Зазвучала та же мелодия. Хауэлл выключил пианолу. Должно быть, у проклятого агрегата заклинило механическую память, и он повторяет одно и то же, как испорченный музыкальный автомат в баре. Хауэллу захотелось выпить, забыв о боли в спине он двинулся к кухне и, как подкошенный, упал на пол.

Едва к нему вернулась способность двигаться, Хауэлл с трудом поднялся на ноги и, ковыляя, точно Квазимодо, добрался до фургона. Он с полдюжины раз проезжал в Сазерленде мимо кабинета врача. Теперь врач ему был необходим.

Около получаса Хауэлл листал старые журналы. Потом наконец его пригласили в смотровую, где он рассказал доктору, что с ним произошло.

— Доктор, что же со мной творится?

— Это всего лишь признаки вхождения в среднюю возрастную категорию, — ответил доктор, наполняя шприц.

Хауэлла такое сообщение не обрадовало.

— И чем вы можете мне помочь?

— По правде говоря, не многим… Я введу вам миорелаксант и дам болеутоляющее. Рекомендую несколько раз в день горячую ванну и побольше лежать.

— Сколько это может продлиться? Когда я буду двигаться нормально?

— Через несколько дней… или недель… Кто знает? — доктор вонзил в Хауэлла иглу.

— Господи, так что же меня ждет? — простонал Хауэлл.

— Медицина здесь практически бессильна. Я бы направил вас к нашему хиропрактику, чтобы он поломал вас как следует, но позавчера он отбыл в Атланту на операцию. Ламинэктомия.

— Что случилось?

Доктор улыбнулся.

— Операция на позвоночнике. Как понимаете, это последнее средство, — он положил рецепт на стол. — Принимайте каждые четыре часа для снятия боли. Учтите, что это синтетический аналог морфина, поэтому особенно не усердствуйте. Если не полегчает, дня через четыре-пять заходите, сделаю еще укол.

Хауэлл с трудом поднялся, получив предписанный укол, и поковылял к Бубе. У Бубы толпились любители выпить утром, поближе к полудню, кофейку. Не прошло и минуты, как напротив Хауэлла плюхнулся за столик Энда Маколиф.

— Как дела, Джон?

— Кошмарно, Мак, — ответил Хауэлл и, сунув в рот болеутоляющую таблетку, запил ее кофе. — Я только что от врача. Похоже, останусь инвалидом на всю жизнь.

Хауэлл рассказал адвокату, что с ним произошло.

— Да, это не подарок, — признал Маколиф. — На вашем месте, я бы сделал только одно…

— Покончил с собой?

Маколиф, сдерживая смех, покачал головой.

— Нет, не сразу… есть еще Мама Келли.

— Мама Келли?

Адвокат кивнул.

— Эта пожилая матрона — известная целительница. К ней приходят с обычными жалобами: бородавки, детское косоглазие, хромота и тому подобное. Но, конечно, цвет нашего общества не удостаивает ее своими посещениями.

Хауэлл подмигнул Энде.

— Шутите, да? Вы же не будете мне всерьез давать такие советы.

— По-моему, вы можете обратиться по поводу хромоты и кривобокости, тем более, что вы уже приглашены к Маме Келли, не так ли? — Маколиф отхлебнул кофе и криво усмехнулся. — Это вам не повредит.

— Не думаю, что я настолько плох, — ответил Хауэлл.

Лекарства начали действовать, и настроение его приподнялось.

— Не волнуйтесь, я скоро буду плясать!

— Что ж, вольному — воля… Хотя я видел парней, которых такие приступы укладывали в постель на несколько месяцев. Правда, писатели зарабатывают на жизнь, протирая штаны за машинкой… так сказать, зарабатывают собственной задницей…

— Не задницей, а мозгами, приятель. — Хауэлл заказал еще кофе и вдобавок попросил яичницу. — Жаль, что вы вчера не были у меня в гостях. Ко мне пришли люди с того берега… Мы устроили спиритический сеанс.

— Правда? — на лице Маколифа появились любопытство и одновременно настороженность.

Хауэлл рассказал ему о встрече с двумя супружескими парами на озере и об экспериментах после ужина. О девочке у окна он не упомянул. По ходу его рассказа выражение заинтересованности у Маколифа сменялось пренебрежительной усмешкой.

— Этот чертов обеденный стол, — продолжал Хауэлл, — он же весит не меньше двух сотен фунтов! И надо же, он сперва сообщил нам имя… вернее, слово… а потом и вовсе оторвался от пола и завис в воздухе! А утром моя пианола не играла ничего, кроме «Возьму тебя домой я, Кэтлин».

Маколиф с неожиданным раздражением поставил кофейную чашку на стол.

— Да ладно вам, Джон! Что вы мне голову морочите?

— Мак, я не шучу! Все именно так и было!

— Ну, и что за слово сообщил стол?

— Кролик. Просто кролик.

— Послушайте, Джон, все это очень мило, но дело заходит слишком далеко. Я не хочу больше об этом разговаривать, — Маколиф взял счет и собрался уходить.

Хауэлл положил руку ему на плечо.

— Поверьте, Мак, я вовсе не хотел вас раздражать. Клянусь, так оно и было! По крайней мере, я это видел… Неужели вы считаете, что я мог все выдумать?

Маколиф снова сел и нахмурил брови.

— Нет, — осторожно произнес он. — Нет, вы не могли такого сочинить.

— Мак, вы что-то не договариваете… С кем-нибудь еще здесь случалось что-то подобное?

Маколиф посмотрел поверх плеча Хауэлла на возвышавшиеся за окном горы.

— Несколько лет не случалось. По крайней мере, я не слышал.

— Расскажите мне все, — попросил Хауэлл, хотя не был уверен, действительно ли ему хочется об этом узнать.

Маколиф посмотрел на Хауэлла, потом снова в окно… Казалось, ему трудно сфокусировать взгляд.

— Я расскажу вам одну историю. Это правдивая история, а не повесть с привидениями. Я расскажу вам то, что известно мне и… всем остальным.

Маколиф подозвал Бубу и заказал еще чашку кофе. Когда кофе принесли, он уселся поудобнее и начал рассказ:

— Я уже говорил вам об ирландской общине, обосновавшейся в долине. Моя семья из этой общины, как и семья Бо Скалли и некоторых других жителей городка. Вскоре после войны, в конце сорок шестого или в начале сорок седьмого года, Эрик Сазерленд стал скупать землю под озеро и, конечно, это взбудоражило всю долину. Поначалу ему сопротивлялись, и какое-то время казалось, что у него ничего не выйдет. Поскольку проект был не государственным, а частным. Сазерленд не мог отчуждать землю с компенсацией стоимости. Он вынужден был покупать участки по рыночной цене. Однако его поддерживало несколько банков из Атланты, так что денег у Сазерленда куры не клевали. Сначала капитулировало одно семейство, потом другое, и в конце концов остальные тоже сдались. Все, кроме семьи О’Койненов. О’Койнены были непоколебимы.

— Сазерленд, наверное, давил на них?

— Еще бы! Он делал все, что мог. Местный банк был, конечно, на его стороне. Они держали массу закладных на недвижимость в долине. Но сильнее всего на О’Койненов давили соседи.

— Почему? Ведь они вначале держались заодно?

— Сазерленд уже заплатил им вдвое-втрое больше, чем стоили их участки. И к тому же придумал хитрый ход: пообещал приличную премию, но только в том случае, если землю продадут все жители до единого. Сазерленд настолько был уверен в своей победе, что принялся строить плотину. Когда плотина была почти готова, в начале пятьдесят второго года, О'Койнены остались в одиночестве, и дело приняло угрожающий оборот.

— Друг восстал на друга, сосед на соседа, — прокомментировал Хауэлл.

— Именно так. У Донала О’Койнена сгорел сарай со снаряжением для рытья колодцев. Он зарабатывал не только фермерством, но и рытьем колодцев. Стали обижать в школе его дочь. У Донала было две дочери, старшая уже окончила школу. Донал, что называется, сел в осаду. Он забрал девочку из школы и запретил жене ездить за покупками в город. Они сами выращивали большую часть продуктов, а за остальным он сам ездил в Гейнесвилль. Ходили слухи, что Сазерленд потихоньку предложил О’Койнену больше денег, чем другим. Это еще сильнее обострило ситуацию. О’Койнены, как черепахи, спрятали головы в панцирь и решили не высовываться. К этому времени Сазерленд закончил строительство плотины, и вода стала подниматься.