Джек Хиггинс - Орел приземлился Страница 17

Совершенно секретно

Полковник Радл действует по моему прямому личному приказу в деле чрезвычайной важности для рейха. Он подотчетен только мне. Весь персонал, военный и гражданский, без различия ранга должен помогать ему так, как он найдет нужным.

Адольф Гитлер".

Радл был потрясен. Это был самый невероятный документ, какой он когда-либо держал в руках. Таким ключом человек мог открыть любую дверь в стране, не получив ни в чем отказа. По телу его побежали мурашки и прошла странная дрожь.

– Как видите, всякий, кто пожелает подвергнуть этот документ сомнению, должен быть готов вступить в контакт с самим фюрером. – Гиммлер быстро потер руки. – Итак, все решено. Вы готовы взять на себя обязанность, которую фюрер на вас налагает?

И впрямь ничего не оставалось, кроме как сказать очевидное:

– Конечно, господин рейхсфюрер.

– Хорошо, – Гиммлер явно был доволен. – Тогда к делу. Вы правы, когда думаете о Штайнере. Самый подходящий человек для этого дела. Предлагаю вам без промедления поехать и познакомиться с ним.

– Мне кажется, – осторожно сказал Радл, – что в свете недавней истории он может не заинтересоваться таким назначением.

– Выбора у него не будет, – сказал Гиммлер. – Четыре дня назад арестован его отец по подозрению в государственной измене.

– Генерал Штайнер? – удивленно спросил Радл.

– Да, старый дурак, похоже, связался с совершенно неподходящими людьми. В данный момент его везут в Берлин.

– На... на Принц-Альбрехтштрассе?

– Ну конечно. Можете сказать Штайнеру, что послужить рейху любым способом в данный момент будет не только в его интересах. Такое проявление преданности может оказать благоприятное воздействие на решение дела его отца. – Радл искренне был в ужасе. Гиммлер продолжал: – Теперь несколько фактов. Мне хотелось бы, чтобы вы поподробнее остановились на вопросе о переодевании, который вы упоминаете в своем плане. Это меня интересует.

У Радла зародилось чувство полной нереальности. Никто не был в безопасности – никто. Он знал людей, целые семьи, исчезнувшие после визита гестапо. Он подумал о жене Труди, о трех любимых дочерях, и та же неистовая отвага, которая провела его сквозь Зимнюю кампанию, пронизала его снова. «Ради них, – подумал он, – я должен выжить, ради них. Что бы для этого ни потребовалось, все».

Он начал говорить, поражаясь спокойствию своего голоса:

– Как известно рейхсфюреру, у англичан много десантно-диверсионных полков, так называемых «коммандос», но, возможно, одной из самых успешных была часть, созданная английским офицером Стирлингом, которая действовала в тылу нашего фронта в Африке. Специальная воздушная служба.

– А, да, этого человека они называли призрачным майором. Тот самый, которого так высоко ценил Роммель.

– Его захватили в плен в январе этого года, господин рейхсфюрер. По-моему, он сейчас в Колдице, но дело, которое он начал, не только продолжается, но и расширяется. Судя по нашей последней информации, в Англию вскоре должны возвратиться Первый и Второй полки Специальных военно-воздушных сил, а также Третий и Четвертый французские парашютные батальоны. У них даже есть польская Независимая парашютная эскадрилья.

– К чему вы все это ведете?

– Армия мало знает об этих частях. Считается, что их задачи секретные, поэтому мало вероятности, что кто-либо будет к ним придираться.

– Вы хотите выдать наших людей за поляков из этой части?

– Так точно, господин рейхсфюрер.

– А форма?

– Большинство из них в боевых условиях носят маскировочные халаты и брюки, похожие на эсэсовские, и красный берет английских парашютистов с особым значком – кинжал с крыльями и надписью: «Кто дерзает – побеждает».

– Ах, как драматично, – сухо заметил Гиммлер.

– У абвера большой запас обмундирования, принадлежавшего пленным, захваченным во время операций СВС на греческих островах, в Югославии и Албании.

– А снаряжение?

– Без проблем. Английский штаб Специальных операций до сих пор не осознал, до какой степени мы просочились в голландское движение Сопротивления.

– Террористическое движение, – поправил его Гиммлер. – Но продолжайте.

– Почти каждую ночь сбрасываются новые партии оружия, снаряжения для саботажа, радио для использования в полевых условиях, даже деньги. Но в штабе до сих пор не поняли, что все радиограммы, которые они получают, идут от абвера.

– Господи, – сказал Гиммлер. – И мы все еще продолжаем проигрывать войну. – Он встал, подошел к камину и погрел руки. – Переодевание в форму врага – вопрос весьма деликатный, оно запрещено Женевской конвенцией. Расплата одна – расстрел.

– Точно, господин рейхсфюрер.

– Тут, мне кажется, надо идти на компромисс. На десантниках под английской маскировочной формой будет обычная форма немецких солдат. Таким образом, сражаться они будут как немецкие солдаты, а не как гангстеры. Перед самым боем они могли бы сбросить свой маскарад. Согласны?

Лично Радлу идея эта показалась самой худшей из всего, что он когда-либо слышал, но он понимал, что спорить бесполезно.

– Как прикажете, господин рейхсфюрер.

– Хорошо. Все остальное мне представляется делом организации. Люфтваффе и военные корабли для перевозки. Здесь все просто. Директива фюрера откроет вам все двери. Есть еще что-нибудь, о чем бы вы хотели со мной поговорить?

– В отношении самого Черчилля, – сказал Радл. – Его брать живым?

– Если удастся, – сказал Гиммлер. – Мертвым, если по-другому не получится.

– Понятно.

– Хорошо, значит, я могу спокойно оставить дело в ваших руках. Россман даст вам особый номер телефона. Я хочу ежедневно знать о ходе дела. – Он положил донесения и карту в портфель и придвинул его Радлу.

– Как прикажете, господин рейхсфюрер.

Радл сложил бесценное письмо, положил его обратно в конверт и сунул в карман мундира. Взял портфель, свое кожаное пальто и пошел к двери.

Гиммлер, который было снова стал писать, позвал:

– Полковник Радл.

Радл повернулся.

– Господин рейхсфюрер?

– Ваша присяга германского солдата фюреру и государству. Вы помните ее?

– Конечно, господин рейхсфюрер.

Гиммлер поднял голову. Лицо его было холодным и бесстрастным.

– Повторите ее сейчас.

– "Клянусь богом исполнять эту святую клятву. Я буду беспрекословно повиноваться фюреру германского рейха и народа Адольфу Гитлеру, Верховному главнокомандующему вооруженных сил, и готов как храбрый солдат в любой момент отдать свою жизнь за присягу".

Глазница его снова горела, отрезанная рука болела.

– Отлично, полковник Радл. И помните одно: неудача – это признак слабости.

Гиммлер наклонил голову и продолжал писать. Радл поскорее открыл дверь и нетвердым шагом вышел.

Он решил домой в квартиру не идти. Вместо этого попросил Россмана высадить его на Тирпиц-Уфер, пошел к себе в кабинет и лег на маленькую походную койку, которая имелась на случай таких непредвиденных обстоятельств. Спал он мало. Как только закрывал глаза, всплывало серебряное пенсне, холодные глаза, спокойный сухой голос, высказывающий чудовищные мысли.

В пять часов, когда в конце концов он сдался и потянулся за бутылкой коньяка, ему стало ясно, что он должен провести это дело, но не для себя, а для Труди и детей. Надзор гестапо – это для большинства людей очень плохо.

– Но не для меня, – сказал он, снова гася свет. – Мне надо, чтобы сам Гиммлер шел по моему следу.

Все-таки он уснул. Его разбудил в восемь часов Хофер, принеся кофе и горячие рогалики. Радл поднялся, подошел к окну, жуя на ходу рогалик. Утро было серое, шел сильный дождь.

– Бомбежка была сильная. Карл?

– Не слишком. Я слышал, что восемь «ланкастеров» сбито.

– Если вы заглянете во внутренний карман моего мундира, то увидите конверт, – сказал Радл. – Я хочу, чтобы вы прочли лежащее в нем письмо.

Он ждал, глядя на дождь. Хофер смотрел на письмо, и вид у него был потрясенный:

– Что это означает, господин полковник?

– Дело Черчилля, Карл. Оно продолжается. Так хочет фюрер. Мне этой ночью сказал сам Гиммлер.

– А адмирал, господин полковник?

– Не должен ничего знать.

Хофер уставился на него в искреннем замешательстве, держа в руке письмо. Радл взял его у него и поднял кверху:

– Мы маленькие люди – вы и я, – попавшие в очень большую паутину, и должны ступать осторожно. Эта директива – все, что нам надо. Приказ самого фюрера. Вы понимаете?

– Думаю, что да.

– Мне вы доверяете?

Хофер встал по стойке «смирно».

– Я никогда в вас не сомневался, господин полковник. Никогда.

Радл почувствовал, как в нем подымается волна признательности.

– Хорошо, тогда мы продолжим то, о чем я говорил в строжайшей тайне.

– Как прикажете, господин полковник.

– Хорошо, Карл, принесите мне все, что у нас есть, и мы еще раз все просмотрим.