Юлий Дубов - Большая пайка (Часть пятая) Страница 17

Федор Федорович надолго замолчал. Видно было, что пока он ужинал, Платон провел серьезную работу по сбору информации. И предложенная им стратегия была логически безупречна. Поэтому Федор Федорович вынул из внутреннего кармана пиджака авторучку, нацарапал на листе бумаги семь циферок и сказал:

– Позвоните по этому номеру. Попросите Фрэнка Мамедовича. Скажите, что номер Аркадий дал. Все, что могу.

Уже возвращаясь домой и глядя на начинающее светлеть небо, Федор Федорович вспомнил строки Андрея Вознесенского про загадочный и опрокидывающий все расчеты "скрымтымным", и ему стало несколько не по себе.

Ибо, несмотря на убийственно точную логику Платона, в душе Федора Федоровича гнездилось смутное понимание, что "скрымтым-ным" должен где-то проявиться.

Рассказ о печальном Пьеро

– Так, – сказал Платон. – Быстро рассказывай. Где у нас чего. Мария разложила на столе веер из паспортов и билетов и открыла свою черную книжечку.

– Вылет в Сан-Франциско завтра. Туда вы прилетаете в шестнадцать пятнадцать, сразу из аэропорта едете в гостиницу, в восемнадцать ровно ужин с МакГрегором. В семь пятнадцать утра самолет в Лос-Анджелес. Там вас встречает Ларри, вы обедаете в Голливуде и последним рейсом...

– Во сколько последний рейс? Ты время называй!

– В половине седьмого. Ночуете в Нью-Йорке. Вот номер заказа в "Шератоне". Вот нью-йоркский номер Григория Павловича, ему надо позвонить сразу же, как приземлитесь. Он скажет, когда самолет в Детройт. В Детройте у вас переговоры весь день...

– В какой день? В какой?

– В среду. В четверг утром вы вылетаете "Дельтой" в Турин. Платон шумно выдохнул воздух и стукнул по столу ладонью.

– Какой, к черту, "Дельтой"? Я тебя третий раз прошу – называй время. Ничего не понимаю...

– Это... это... – у Марии задрожал голос, – в восемь ноль-ноль. В Турине вы просто ночуете, потом вас ждет самолет с Завода, будет часовая посадка в Москве, и сразу же на Завод.

Платон обхватил голову руками и о чем-то задумался.

– Класс! – наконец подвел он итог. – Класс! Склеилось. Ты чего? – спросил он, взглянув на Марию.

– Все нормально, – ответила Мария. – Порядок. Вас приехать проводить?

– Да не нужно, – отмахнулся Платон. – Все примерно понятно. Знаешь что? Ты положи билеты и прочее в большой конверт, в коричневый... И бумажку туда запихни, напиши все, что сказала. Я разберусь. Ладно?

Когда Мария повернулась, чтобы уйти, он вдруг окликнул ее:

– Послушай... Тебе привезти что-нибудь? А? В голосе его зазвучали виноватые нотки. Мария помолчала, глядя на Платона исподлобья, потом улыбнулась и сказала:

– Пьеро.

– Что?

– Куклу. Такого печального Пьеро. Печального-печального. В белом балахоне и с черными бровями. Платон расхохотался:

– А веселый Пьеро бывает?

– Нет, – ответила Мария. – Веселого Пьеро никогда не бывает. Он бывает только печальный.

– Ладно, – согласился Платон и черкнул что-то на бумажке. – Пусть будет Пьеро. Договорились,

За весь перелет Платон вышел на связь только однажды, причем Мария не сразу поняла, с какого побережья он звонил. На часах было половина четвертого утра.

– Привет, – сказал Платон, и по голосу Мария поняла, что он немного выпил. – Как дела?

– Все в порядке, – отчиталась Мария, подтягивая сползшее на пол одеяло. – Ждем вас.

– Ага! Дай мне быстренько кого-нибудь из девочек.

– Платон Михайлович, девочек нет. Платон мгновенно взвился.

– А где все? Что у вас там происходит?

– Ничего не происходит. Просто у нас половина четвертого утра.

– Ох ты! – расстроился Платон. – Совершенно из головы вылетело... Я тебя разбудил? Извини, ради бога. Извини. Мария промолчала.

– Да, – сказал Платон. – Я скотина. Ладно. Я потом позвоню. Кстати... Знаешь что?

– Что?

– Я про куклу твою помню. Про Пьеро. Правда.

– Спасибо, – ответила Мария. – Но это вовсе не обязательно.

– Ладно. Разберемся. Все, обнимаю тебя. Днем позвоню еще.

Днем Платон не позвонил. Прорезался он, только когда заводской самолет приземлился в Москве.

– Послушай, – сказал он Марии. – Я с охраной передам записку. Ты сделай все, что там написано, а потом убери к себе в сейф. И тебе будут нужны деньги... Возьми у Мусы пять тысяч. Ладно? Лучше шесть! Точно! Возьми у него шесть тысяч. Я прилечу послезавтра, надо, чтобы все уже было.

Весь день Мария выколачивала из скрывающегося от нее Мусы деньги, к вечеру он сдался и вручил ей четыре тысячи.

– Что он с ними делает? – раздраженно спросил Муса. – Я ему в Штаты дал семь штук, сейчас к самолету три отправил. Теперь еще шесть. Что я их – печатаю, что ли?

Мария одолжила тысячу у Сысоева, доложила еще тысячу своих и только тогда добралась до записки. Каракули шефа она умела разбирать лучше других, но иногда платоновский почерк ставил в тупик даже ее. С огромным трудом Марии удалось понять, что Платон поручил ей срочно купить большой шелковый платок от Диора, лучше с геометрическим рисунком, маленькую черную дамскую сумочку – самую дорогую, какая попадется, – и парфюмерный женский набор "Картье".

Однако самая первая строчка в списке поставила ее в тупик. Мария крутила записку и так и эдак, подступалась к ней с увеличительным стеклом, и лишь за два часа до появления Платона, когда все остальное было уже куплено, а от шести тысяч осталось долларов триста, она поняла, что загадочная строчка расшифровывалась как "Белый Пьеро. Печальный".

С Крымского моста машина долго тащилась до центрального офиса, преодолевая многочисленные пробки. Мария сидела на заднем сиденье, обложившись пакетами, и курила одну сигарету за другой. "Мерседес" Платона сразу же бросился ей в глаза, как только она въехала во двор.

– Давно приехал? – спросила она у девочек, войдя с пакетами в приемную.

– Минут десять назад, – хором ответили девочки. – Уже два раза о тебе спрашивал.

– Как он?

– Вроде ничего. Веселый.

– У него есть кто-нибудь?

– Цейтлин был. Но уже вышел. Сейчас один. Мария постучала и вошла в кабинет.

– Привет! – радостно встретил ее Платон. – Слушай, мы классно слетали! Сейчас начнется просто новая жизнь. Вот только Ларри вернется... Как здесь дела?

– Все тихо, – официальным голосом сказала Мария. – Вам сегодня звонили из приемной Черномырдина. Два раза. И от Шохина. Просили перезвонить.

На лбу Платона прорезались две глубокие морщины, он о чем-то задумался, потом решительно тряхнул головой.

– Понял. Я знаю, в чем дело. Сейчас свяжусь. Соедини меня быстро с Ларри Погоди, – остановил он Марию. – Ты купила, что я просил?

Мария выложила свертки на стол. Платон развернул шарф, долго рассматривал, потом просиял:

– Как раз то, что нужно. Отлично! Отлично! Положи это отдельно, надо будет отправить. Я скажу адрес.

Парфюмерный набор и сумочку он оглядел мельком и сгреб в ящик стола.

– А это что?

Увидев Пьеро в белом балахоне, с наведенными черным углем тонкими бровями, Платон явно растерялся и замер, почесывая голову. Потом на лице его постепенно обнаружилось понимание. Он покосился на Марию, продолжавшую стоять рядом со столом.

– Ты видишь, какой я гад? – сокрушенно спросил Платон. – Просто последняя скотина. Обиделась?

– Почему же я должна обидеться? – тихо сказала Мария. – Наоборот даже. Все в порядке. Большое спасибо. Можно забрать?

Печальный Пьеро в белом балахоне вызвал у обитательниц приемной сплошной восторг. Мария решила не брать куклу домой. Она определила Пьеро место на мониторе своего компьютера.

Окончательный расчет

...Одной из самых сильных черт папы Гриши было то, что он умел держать удар. Выждав три дня после памятной встречи Ларри, нотариуса и заводского юриста, которая положила конец мечтам Завода о захвате СНК, папа Гриша появился в Москве и как ни в чем не бывало возник в кабинете Ларри.

– Здравствуй, Ларри, – сказал папа Гриша, заслоняя собой дверной проем.

Ларри выбрался из кресла и, раскрыв объятия, зашагал навстречу папе Грише. Они долго обнимались, похлопывая друг друга по спине, наконец разъединились, и папа Гриша, продолжая держать широкие ладони биндюжника на плечах у Ларри, стал пристально всматриваться ему в лицо.

– Удивил, – прогудел он. – Просто удивил. Как родному тебе скажу – мне эта история с СНК с самого начала не показалась. Я уж и директору говорил сколько раз – мы ведь одна команда, негоже так-то... Ну да это потом. Расскажи, как вы это сделали.

– А что такого? – ответил Ларри, не делая попыток освободиться. – Нам же рассчитываться надо было Вот и подвернулся вариант.

– Так что же, Платон, выходит, больше в "Инфокаре" не акционер?

– Сейчас нет, – подтвердил Ларри. – Но он ведь это для нас всех сделал... Я так думаю – я ему немножко своих акций продам. Или подарю, Ну а остальные – это уж как получится. Правильно будет?

Папа Гриша закивал головой.

– Дорогой ты мой человек! Как ты здорово придумал! У него сколько было? Шесть процентов? Я ему тоже часть отдам. И директор отдаст. Кто у нас там еще?