Игорь Резун - Свидание на Аламуте Страница 18

Первый полицейский тем временем склонился над корчившимся на земле человеком, которому точный удар свинцовой дубинкой разорвал селезенку, и надел на него наручники; потом поднял его, взяв охапку, и забросил на переднее сиденье. Полицейский хотел захлопнуть дверцу, но его напарник вышел из-за другого борта машины, таща уродливое сооружение — рамку с двумя остриями резцов и прикрученным ко всему этому газовым баллоном.

— Погоди…

Крякнув, напарник бросил фрезу туда же, на переднее сиденье. Гулко захлопнулась дверь. Тот, что постарше, достал из кармана крохотную рацию «уоки-токи»:

— Готово. Подбегайте!

Почти сразу со стороны улицы Рене Кош, идущей от вокзала Ванв, выкатился черный «мерседес», сливающийся с темнотой ночи. Два человека выскочили из машины и подбежали к «линкольну». Отпихнув полицейского, они забрались внутрь на место водителя. Сразу же послышался приглушенный вопль боли. Губы пожилого полицейского тронула злорадная улыбка.

— Merde! Sacrebleu!!![14] Какая сволочь бросила сюда это чертово дерьмо!

Полицейский резко открыл дверцу и зло бросил:

— А ты, видать, хочешь, чтобы я таскал ее с собой?! Забирайте свое барахло!

Но ударившийся о фрезу человек не ответил. Он только ругался, потирая ушибленное место, и помогал натягивать на голову ворочавшегося водителя черный мешок. Потом раздался звук запущенного мотора, и белый «линкольн», резко тронув с места, исчез в ночи вслед за «мерседесом».

Полицейский пошевелился, шурша мокрым плащом.

— Малыш, есть курить? Дай мне твоего американского дерьма.

Младший подал пачку Dunhill без фильтра. Дождь усиливался, лужи пузырились. В одной из них блестели серебристые перья металлической стружки.

Полицейские пошли к машине. Младший отлепил от крыши магнитную мигалку. Старший быстро содрал наклеенные эмблемы дорожной полиции.

— Сдается мне, дерьмовую мы с тобой работенку сегодня сделали, малыш! — проворчал он.

Напарник не отвечал. Оба уселись в очищенный от наклеек «ситроен». Положив руки на руль, старший спросил:

— Ну что, может, заедем в ночной бар к Люка, пропустим по стаканчику, а? Домой после такого ехать не хочется.

— Давай.

Полицейский завел мотор и задумчиво пробормотал:

— А ты в курсе, что я все-таки поспорил с Гипаром? На полсотни евро.

— О чем?

— О том, что у Лунь Ву на киске три бородавки. Треугольником.

Младший пожал плечами. А старший загасил окурок о мокрую подошву ботинка и бросил его на коврик, под ноги. Затем добавил странным голосом:

— Так вот, я думаю, что нам надо бы рассказать об этом дерьме, которое мы сегодня сделали для господина Неро, этой китаянке… Лунь Ву. Как ты думаешь, малыш?

Младший полицейский подавленно молчал. Где-то далеко, за Марной, черное небо беззвучно перекрестила вспышка молнии.

Только к утру дождь наконец превратил лужайки Люксембургского сада в маленькие хлюпающие болотца и наполнил мутным смывом тротуаров водостоки по краям набережной. Но он промыл день — и день обещал быть чистым, и небо радовалось, расстилая шатер голубизны и выставив даже в его центр, как угощение для дорогого гостя, яркий сырный круг солнца.

Это солнце разбилось на тысячи осколков в призме знаменитой пирамиды в центре двора Лувра, и сияние солнечных бликов наблюдали сейчас три человека, сидевшие на террасе кафе Марли на улице Риволи. В этот ранний час они были единственными посетителями. Красно-белые тенты распростерли над ними свои купола. Пахло круассанами. Посетителям принесли яблочный пирог, сливовое пюре, три чашечки алжирского кофе с имбирем и две рюмки перно. Перно пили Майбах и полковник, а Варвара Никитична лакомилась пирогом и сливовым десертом. При этом она успевала еще и вязать, держа свою «трикотажную фабрику» на коленях.

— …так значит, Дмитрий Дмитриевич, говорите, что она вот так взяла — и пропала? — задумчиво бормотал полковник, глядя на золотящуюся в солнечном водопаде арку Карусель. — Интересно все это. То есть вы позвонили Неро, и она — пропала?

Издатель вяло пожевал ломтик яблочного пирога и кивнул. Бабушка, на правах равноправной участницы слушавшая весь разговор, тоже кивнула и добавила:

— Ох, и болезная была она! Всегда кутается, всегда деньги до копеечки считает…

— А пропажу фотографии вы обнаружили до этого или после?

Майбах смутился.

— Да… честно говоря, после того, как позвонил вам. Все время ведь на столе лежала!

— В ваш кабинет кто-нибудь мог зайти во время вашего отсутствия?

— Вряд ли.

— А вот и неправда ваша, Дмитрич! — нараспев протянула старушка, пользуясь правом фамильярного обращения. — Ой, неправда! Всего-то вы и не знаете, уж не в обиду вам сказано… Писатель-то наш, Толстой который, частенько к вам в кабинет наведывается. Юркнет да выходит, а губы-то облизывает. Чай, уже бутылку виски у вас выпил, так-то вот…

— Толстой? — быстро спросил полковник, бросив острый взгляд на ангельскую серебряную головку Варвары Никитичны.

— Да, есть у нас тут… из старых эмигрантов, — рассеянно подтвердил Майбах. — Как ни странно, Толстой. Лев Николаевич. Графоман дикий, но корректор отменный. Так вот, значит, как…

— Я уж и хотела вам сказать, — виновато оборонила старушка-шофер, — да все недосуг. Шибко занятой вы последние дни-то.

— Ладно. Проверим. Но вы ведь ее запомнили?

— Запомнил. Я же вам описал!

— Хорошо, хорошо…

— Вы ее узнали? Кто это?

— Не сказать, чтобы узнал, — усмехнулся Заратустров, разглядывая несколько парочек туристов, понуро бродивших по двору Наполеона посреди Лувра: отстали от экскурсии, наверно, — но кое-какие соображения имеются. Без особых примет дамочка. Вечно молодая. Миниатюрная, как куколка… да? Знаете, в театрах есть такое амплуа — травести. Актриса с таким амплуа может играть в оч-чень широком диапазоне!

— Она… — Майбах нервно облизнул губы, — из ЭТИХ?

— Да и из этих, и из тех, — хмыкнул Заратустров и переменил тему. — Варвара Никитишна, а вы говорили, спицы у вас пропали?

— Пропали! — охотно подтвердила женщина и отложила вязанье. — Ой, беда, право слово! Я ж их покупаю не на распродаже, мне крючок хороший нужен… а потом в нашем храме Александра Невского освящаю. Штоб вязали!

— Это в районе площади Шарля де Голля… на улице Дарю, — подсказал Майбах.

— И то верно. Отец Виктор там есть, добрый человек! Освященными спицами-то вязать как хорошо — само вяжется!

Заратустров прищурился на солнце, допил перно, блеснувшее анисовым колобочком в рюмке.

— Освящаете, значит… Это здорово! И вот освященные и пропали?

— Уже пятые, — скорбно вздохнула старушка.

До Майбаха дошло. Эту ночь он провел у знакомых в крупнейшем бульварном издании Франции, «Франс-Суар», в отделе криминальной хроники, поглощая дурной кофе из аппарата и заедая черствыми круассанами с сыром. Однако теперь криминальную хронику столицы за последние месяцы он знал назубок.

— Эти убийства… — охрипшим голосом спросил он, — эти случаи, когда грудь прокалывали спицей… это…

Заратустров кивнул. Прислушивающаяся к их разговору Варвара Никитишна только вздохнула и перекрестилась.

— Магия же, друг мой любезный, — проговорил он медленно. — Ни белой, ни черной не бывает. Магия — суть энергетика, использование ее. А уж какой вектор мы зададим — такая и магия будет. Поэтому спицы, освященные в православном храме да использованные не по назначению, скажем так, тоже страшную силу могут иметь. Закрытие чакр, помните? Блокировка выхода информации. Так что четыре «невесты» в Париже — четыре пары ваших спиц, Варвара Никитишна.

Майбах шумно вздохнул и тоже выпил свой бокал перно до конца, будто несколько дней томился жаждой. Туристы во дворе Лувра наконец заметили экскурсовода и бросились к нему с гортанными радостными криками — это были итальянцы. С крыши музея прыснула голубиная стайка, запятнав черными точками ярко-голубой шелк неба.

— Что же нам делать-то теперь, това… Александр Григорьевич? — тоскливо спросил издатель, вертя в руках пустой бокал.

Заратустров безмятежно сощурился.

— Ну, почти ничего. Только вот на роток накиньте платок. В помещениях издательства. Я там в ближайшее время покопаюсь насчет радиозакладок. Пригласите, допустим, сантехников… Трубы-то текут?

— Тут у них ничего не течет, — угрюмо обронил издатель.

— Ну, что-нибудь придумаете. А вам советую сегодня развеяться.

— Это как?

— Да вот, сегодня после обеда на площади Мадлен ребятишечки мои будут симороновский движняк устраивать. Очень забавно будет, право!

— Какие «ребятишечки»?!

— Ну… — Заратустров махнул рукой успокаивающе и так же улыбнулся Варваре Никитичне. — Не знаете вы их. Из нашей Сибири ребята. Молодые, азартные. В общем, подъезжайте… Как получите сообщение на мобильный, в рамках флэш-моба, так и подъезжайте. А сейчас я вот что хочу спросить: можно ли через вас посмотреть списки документов Национальной библиотеки? Превью, так сказать, сделать…