Алистер Маклин - Прощай, Калифорния! Страница 18

– Последний раз я видел его на симпозиуме в Вашингтоне десять недель назад. Мы все трое были там. Это жизнерадостный, беззаботный человек с копной черных курчавых волос. Высокий, как я, и довольно плотный, весит около девяноста пяти килограммов. И очень упрямый. Как-то не верится, чтобы русские или кто-то еще могли заставить его работать на себя.

Ни профессор Барнетт, ни другие люди, знавшие прежде Уилли Аахена, не представляли, насколько они ошибаются. Лицо профессора Аахена, напряженное, осунувшееся, было покрыто множеством морщин, которых и в помине не было еще три месяца назад. Грива курчавых волос стала белоснежной. Он больше не казался высоким, потому что приобрел сильную сутулость, как человек, страдающий кифосколиозом. Одежда болталась на нем мешком: он похудел почти на тридцать килограммов. А еще Аахен готов был работать на кого угодно, особенно на Лопеса. Если бы Лопес приказал ему спрыгнуть с моста Золотые Ворота, Аахен сделал бы это не колеблясь.

Лопес был тем самым человеком, который произвел эти перемены, казалось бы, в неприступном и несгибаемом физике. Лопес (его настоящего имени никто не знал) был лейтенантом аргентинской армии, где служил переводчиком в службе безопасности. Всем известно, что иранцы и чилийцы – самые опытные истязатели в мире, но армия Аргентины, которая неохотно высказывается по таким вопросам, настолько сильна в этой области, что все остальные специалисты по выбиванию информации кажутся по сравнению с ней просто неумелыми подростками. Об изощренности Лопеса многое говорил тот факт, что он вызывал отвращение даже у своих безжалостных начальников – они уже и не знали, как от него избавиться.

Лопеса очень забавляли истории о героях Второй мировой войны, которые неделями, иногда даже месяцами подвергались пыткам, пока не наступал конец. Он заявлял – и это не было похвальбой, потому что подкреплялось сотнями случаев из его практики, – что самые выносливые и фанатичные террористы будут кричать от немилосердной боли через пять минут после того, как попадут к нему, а через двадцать минут назовут имена всех своих товарищей по группе.

Чтобы сломить Аахена, Лопесу понадобилось сорок минут, и он повторял эту процедуру несколько раз в течение следующих трех недель. В последний месяц Аахен не доставлял никаких хлопот. Надо отдать дань дьявольскому искусству Лопеса: несмотря на то что физически ученый был раздавлен и потерял последние остатки гордости, воли и независимости, его ум и память оставались нетронутыми.

Аахен схватился за прутья решетки своей камеры и потухшими, залитыми кровью глазами обвел безупречно оборудованную лабораторию-мастерскую, которая была его домом и его адом предыдущие семь недель. Не мигая, как в гипнотическом трансе, он уставился на противоположную стену, где хранились двенадцать запаянных сверху цилиндров. Одиннадцать из них были высотой примерно в четыре метра и диаметром, равным стволу 4,5-дюймовой морской пушки, на которую они сильно смахивали. Двенадцатый цилиндр был такого же диаметра, но наполовину меньше по высоте.

Мастерская, вырубленная в скале, находилась прямо под банкетным залом Адлерхейма, на глубине двенадцати метров.

Глава 4

Райдер, доктор Яблонский, сержант Паркер и Джефф с разной степенью терпения ждали, пока Марджори расшифрует стенографические заметки Сьюзен. Потратив на это не более двух минут, девушка протянула свой блокнот Райдеру.

– Огромное тебе спасибо. Вот что пишет Сьюзен: «Главаря зовут Моро. Странно».

– А что тут странного? – сказал Яблонский. – Вокруг полно необычных имен.

– Это не имя. Ведь он разрешал одному или двум из своих людей обращаться к нему именно так.

– Псевдоним?

– Наверняка. Далее она сообщает: «Рост 180 см, худощавый, широкоплечий, судя по голосу, образованный. Американец? Носит черные перчатки. Он единственный в перчатках. Мне показалось, что на правом глазу черная повязка. Остальных описать невозможно. Говорит, что нам не причинят вреда. Чтобы мы считали следующие несколько дней каникулами, отдыхом на оздоровительном курорте. Но не на море. Никто и ног не промочит. Бессмысленная болтовня? Не знаю. Выключи духовку». Это все.

Джефф не сумел скрыть разочарования:

– Не много.

– А что ты надеялся получить? Адреса и номера телефонов? Сьюзен ничего бы не пропустила, следовательно, это все, что ей удалось узнать. Обратите внимание на два обстоятельства. У этого Моро что-то не так с обеими руками – может, уродство, шрамы или ампутация пальцев – и с одним глазом. Возможно, несчастный случай, автокатастрофа, взрыв или, наконец, кто-то просто дал ему в глаз. Подобно всем преступникам, он чересчур уверен в себе, поэтому временами излишне болтлив. Не море, но отдых. Конечно, он мог сказать это, чтобы направить на ложный след, но тогда зачем вообще об этом говорить? Оздоровительный отдых. Холмы. Горы.

– В Калифорнии полно холмов и гор. – Голос Паркера звучал не слишком обнадеживающе. – Чуть ли не две трети штата. А значит, район поисков по площади почти равен Англии. И что искать?

Все замолчали. Наконец Райдер сказал:

– Может быть, дело не в том, что и где. Может, нам следует задать себе другой вопрос: зачем?

Раздался неоправданно длинный звонок в дверь. Джефф вышел и вернулся с начальником полиции, который пребывал в своем привычном отвратительном настроении. За ним с несчастным видом следовал молодой детектив по имени Крамер. Донахью грозно огляделся по сторонам с видом владельца дома, куда нежданно-негаданно нагрянула целая коммуна хиппи. Его взгляд остановился на Яблонском.

– Что вы тут делаете?

– Забавно, что вы об этом спрашиваете, – холодно ответил Яблонский и снял очки, чтобы Донахью увидел его глаза, тоже холодные. – Я мог бы задать вам тот же вопрос.

Донахью какое-то время сверлил его взглядом, а затем перенес свое внимание на Паркера:

– А вы какого черта здесь?

Паркер медленно глотнул джина, что вызвало вполне предсказуемое выражение на лице Донахью.

– Друг навещает старого друга. Может, уже в тысячный раз. Вспоминаем старые времена. – Он еще паз приложился к джину. – Впрочем, не вашего ума дело.

– Утром явитесь ко мне с рапортом. – Глотка Донахью вновь начинала давать сбой. – Я знаю, о чем вы говорите. О налете на станцию. Райдер не может заниматься этим расследованием, он больше не полицейский. А обсуждать дела полиции с гражданскими лицами вы не имеете права. Теперь убирайтесь. Я хочу поговорить с Райдером наедине.

Райдер с поразительной для человека его комплекции легкостью вскочил на ноги.

– Из-за вас обо мне станут говорить как о негостеприимном хозяине. Я не могу этого позволить.

– Вон!

Не так-то просто прорычать это слово, но Донахью сделал достойную похвалы попытку. Однако Паркер пропустил его рев мимо ушей. Донахью развернулся, подошел к телефону, поднял трубку – и вскрикнул от боли, когда левая рука Райдера коснулась его руки. Локтевой нерв – наиболее близко расположенный и чувствительный из всех периферических нервов, а пальцы у Райдера были очень сильными. Донахью уронил трубку на стол и начал массировать пострадавшее место. Райдер положил телефонную трубку на место.

– Черт знает что такое! – Донахью продолжал старательно растирать руку. – Ладно же! Крамер, арестуйте Райдера за нападение на представителя правосудия.

– Что? – Райдер огляделся по сторонам. – Кто-нибудь видел, как я напал на этого жирнюгу?

Естественно, никто ничего не видел.

– В Калифорнии действует правило: «мой дом – моя крепость». Никто не имеет права трогать здесь что-либо без моего разрешения.

– Ах вот как? – Забыв о пульсирующем нерве, Донахью порылся в кармане и вытащил оттуда листок бумаги, которым стал с ликованием размахивать перед носом Райдера. – Я могу трогать в этом доме все, что захочу. Знаете, что это такое?

– Конечно. Ордер на обыск, подписанный Левинтером.

– Вот именно, мистер.

Райдер взял ордер.

– Закон гласит, что сперва я должен прочитать его. Или вам это не известно? – Он смотрел на ордер буквально долю секунды, – Да, это судья Левинтер. Ваш коллега по покеру в городском совете, самый коррумпированный после вас чиновник в городе. Единственный судья, который мог выписать ордер по сфабрикованному обвинению. – Он посмотрел на четверых сидящих мужчин. – А теперь обратите внимание на реакцию этого стража общественной нравственности, в особенности на цвет его лица. Джефф, как ты думаешь, что за обвинение здесь сфабриковано?

– Погоди-ка. – Джефф задумался. – Наверное, обвинение в воровстве. Кража водительских прав? Недостача полицейского передатчика? Или что-нибудь более интересное, например укрывательство цейссовского бинокля с отметкой «Л. А. П. У.»?

– А теперь следите за цветом его лица, – произнес Райдер. – Интересное клиническое наблюдение. Фиолетовый с оттенком пурпурного. Готов спорить, что хороший психолог на основании этого сделал бы определенные выводы. Возможно, комплекс вины?