Измайлов Андрей - Время ненавидеть Страница 18

– Где?! Когда?! Да пусть она не… Ставку! Очную! Сейчас! Немедленно! Я ее!..

– Ставку так ставку. Завтра.

– Сегодня!

– Ночь, Баскаков. Смотрите, ни одно окошко не светится.

Ни одно не светится. И то, где корчилась в танце, а потом в предсмертной судороге Зоя Лапиньш, зайчик-блонда, – оно тоже не светится.

– Завтра.

И – гулкая запирающаяся дверь. И – тишина.

А он не солгал, капитан Гуртовой Виктор Тарасыч. Он ведь так и сказал: заявление от имени Яны Ким…

Долгая дорога в Теремок. Окраина почти. И в машине – Гуртовой, малой Степа Евсеев, коллеги- оперативники. И – Ким.

Долгая дорога пешком – через разъезжающиеся ворота Теремка, по коридорам, минуя локальные сектора, отпирание-запирание, металлическое эхо.

И навстречу – на встречу – долгий путь Бакса.

– Давай-давай, иди-иди! – ряха-блин мгновенно- лакейски чует перемену ветра.

Ну-ну, ряха! Бакс тебе припомнит! Сейчас все прояснится, сейчас он, Бакс, развяжется со всей этой шушерой – и всем все припомнит!

***

Комната. Замкнутое пространство. Стол, Стулья, Необходимое и достаточное в подобных случаях количество людей.

Ким.

Каменнолицый Гуртовой.

Лихорадочный, возбужденный малой Степа Евсеев: вот какой капитан умница! Сказано, соблюдать особую осторожность? А он, капитан, можно сказать, привел за ручку без эксцессов – и прямиком в Теремок! «Поверил», что она… ну, эта… не она, а сестричка! Браво!

Сотрудники. Протокол. Конвой.

И – наконец-то Бакс. Взгляд разъяренно-обещающий: «Н-ну? Где тут у вас которая?! Сговорились?!».

И – до-о-олгая, до-о-олгая секунда.

Взгляд у сестры Ким все тот же, прежний, бесстрастный.

А у Бакса… Дрогнул. Не то! Не так! Не!..

Крик: то ли «ки-ай!», вдох-выдох.

То ли визг покрышек летящей юзом машины – в пропасть, в пропасть.

То ли предсмертный…

… крик.

И неимоверный, фантастический, невозможный прыжок…

***

Каратэ: искусство-работа-балет.

Старый папа О, цирковые чудеса.

Стробоэффект на пятачке варьете.

«Кобел» Лева в нокауте.

Бойня в спортзале.

Лицо папы-динамо под водой.

Писк в недрах свалки.

Сразу и вдруг. Вместившись в один миг.

***

И если… Как говорится: «на замедленном повторе ясно видно…». Если рапидно, то – да:

медленно и обреченно, невозвратно валящийся на пол, в небытие – Бакс;

рефлекторные попытки конвоя и оперативников выхватить оружие, исключенное при контактах с подследственными и осужденными;

недвижимый Гуртовой;

потерявшийся малой Степа;

и – поворот головы Ким еще там, еще в воздухе, в прыжке. Лицо. У нее – лицо…

Время ненавидеть… истекло.

Время любить?..

Инь-ян.

Сестра! Сестра!

Конец.

И НИ В ЧЕМ СЕБЕ НЕ ОТКАЗЫВАЙ

«Всегда объясняй, почему женщина поступила так, как она поступила, и тогда тебе не придется объяснять, почему она поступила не так, как ты предполагал».

«Отк'ивай, отк'ивай! Шейчаш ужнаешь!».

Подрядился добрый молодец победить дракона за полцарства и невесту царских кровей. Рыскал по лесу, рыскал. Глядь: лежит дракон, дрыхнет. А рядом челюсть вставная, огромная. Добрый молодец ее тихонько подобрал, а с драконом решил не связываться. Ну его! Старенький, дряхленький, но одной только массой задавит… Приволок челюсть в доказательство победы. Царь – человек слова, накладную на полцарства тут же подписал, дочь под венец отправил. Положили молодых и оставили одних. Тут-то среди ночи стук кошмарный в двери спаленки. Добрый молодец на самом интересном месте прервался и спрашивает: «Кто там?». А из-за двери громовым, но ехидным голосом ответ:

«Отк'ивай, отк'ивай! Шейчаш ужнаешь!».

… Нет! Не помогает древняя домашняя шутка. Боюсь! Стою как последняя дура перед дверью собственной квартиры и боюсь. Просто жуть с ружьем!.. Нет там никого, нет! И быть не может.

Лампочку, сволочи, опять разбомбили в подъезде, хиппи-дриппи проклятущие! Ведь были же спички, ведь были же! Нашаришь их в этом бардаке. Не сумочка, а мешок деда-Мороза! Так, баралгин. Так, сахар. Опять сахар. Тушь. Образцы. Кошелек. Расческа. Пудреница. Номерок. Зажигалка… боже мой, где мужика найти, чтобы хоть зажигалку зарядил! Карандаш-косметика, сигареты, жвачка, ручка… Где же спички?!

Где, где – вот где!

Чирк! Ну? В порядке все, нормально все! Не трогал никто замок, не повреждал. Вставляй ключ и «отк'ивай, отк'ивай!». Стою среди ночи, кретинка, девочка со спичками! Девочке сегодня тридцать стукнуло. Страшная цифра! Ой, как теперь все будет?.. Тихо, тихо! Не психуй, Красилина. Все будет как раньше, только немножко хуже.

Но если ты, истеричка старая, будешь торчать в собственном подъезде всю ночь, то тебе будет простуда, хлюпающий нос, красные глаза и озноб. Сплошное очарование для зрелой итэдэшницы, которая уже одним своим видом должна пленять, чтобы мотыльками слетались и расхватывали, расхватывали твои «дурилки». Правда, и так отбоя нет. Но сопли все равно ни к чему!

Озноб уже есть. Начинается? Нет, это не от этого. Я-то знаю, от чего. Ой, боюсь, боюсь. Да, боюсь! Да, страх у меня перед закрытой дверью: вдруг там кто- нибудь! Сколько бы Красилин ни хихикал, ни издевался, – наверно, в подсознании засело, с детства или еще раньше. А я знаю?! И не надо с этим шутить! Я сколько раз вдалбливала Красилину: не надо с этим шутить! А он, паразит: нацепил клыки вампирные (да, те самые, что теперь на каждом углу кооперативщики за трешку продают, но тогда про них ни сном, ни духом, он их из Финляндии привез) – нацепил и звонит. Кто там? Отк'ивай, отк'ивай! Шейчаш уж-на- а-аешь!.. Ведь открыла. Обхохочешься! Я ему тот свой хохот в жизни не прощу! И то, что по щекам мне надавал, не прощу! В чувство он хотел меня привести, видите ли! Какое уж там чувство! К Красилину! Летел бы он на своей фанере!.. Он и полетел! Насовсем. А я ведь предупреждала: не надо с этим шутить!

И что теперь? Так и будешь стоять?.. Так и буду! Дверь закрыта, а за ней… черт его знает, что за ней!

Да, неважно – снаружи или изнутри, да! Подсознание! Безотчетная дверебоязнь, пусть!

Месяц назад среди белого дня к Лащевским звонят (я-то слышу: дверь соседняя, звукоизоляция – и говорить нечего), дома у них одна Дашка после школы, ни мымры нет, ни ее лысого балбеса. Дашка сквозь дверь пищит: «Кто?» «Солдат!» «А чего хочете?» «Воды напиться!» «Простите, но дома никого нет». И не открыла. Я как шла в ванную высморкаться (грипповала на бюллетене), так и застыла на одной ноге. Сейчас, думаю, сюда будет звонить. И звонит! Солдат. Воды ему напиться. Упарился посреди зимы! Опять звонит. Ни за что не отзовусь – будь ты солдат, будь хоть генерал. И простояла, как цапля или как Плисецкая, пока он не протопал сапожищами своими с нашего первого этажа куда-то выше. Кто скажет, что глупые страхи? А кто бы ни сказал! Пусть. Да, безотчетный ужас…

И ведь права я. Права. Ведь было, ведь подтвердилось. Вот ведь год назад было! Когда пришла и встала перед дверью истинной идиоткой – рука не поднимается ключ вставить. Не могу. Не мо-гу! Такой мандраж, что почти час проторчала у собственной квартиры, а потом Лащевским звякнула. И говорю лысому балбесу, что не мог бы он мою дверь открыть, а то там кто-то есть. И мымра его кричит из кухни: «Вовик, в чем дело?!». Он ей: «Ничего, ничего!». А сам плечики расправил, подбородок выдвинул и осторожненько в скважине заворочал, будто со взрывчаткой работает. У мужиков, точно скажу, тоже есть эта опаска – перед замкнутым пространством, которое надо отомкнуть. Только они в героев играют и в глубине души сознают, что отомкнут, а там – никого. Зато лишний раз себя настоящими мужчинами ощутят. А я, да, не мужчина, я в глубине души не сознаю, я действительно трясусь. И вот Лащевский ворочал ключом, ворочал – там на два оборота, а он минут пять возился, чтобы не щелкнуло – потом пнул дверь и отпрыгнул, принял боевую позу. Я не знаю, что там у них – боксы, дзю-до, каратэ. В общем, энергичная поза. А там, в нашей метровой прихожей – муж! Ну, Красилин. Тоже в энергичной позе – к бою готов. Он, видите ли, на день раньше из командировки вернулся и слышит: лезут! Он и подкрался. Оба дураки! И я дура, да, конечно. Но ведь было, ведь подтвердилось! Ведь знала, что Красилин только через день должен быть, а почувствовала: кто-то уже есть. Лучше семь раз ошибиться, чем один раз нарваться, да!

Ой, коло-отит, ой, трясусь!

Психопатка! Кто там может быть?! А вдруг спрятались? Негде там прятаться! Метр – прихожая. Справа – единственная комната, твоя комната, кретинка великовозрастная (ни одна зараза не поздравила!), двенадцать метров: тахта, «стенка», кресло, торшер, телефон. Негде прятаться! По отростку-коридору единственная дверь в совмещенные удобства, а прямо – дверь на кухню. И все!.. Да! Зеркало! Не забыть про зеркало ни в коем случае.