Светлана Мерцалова - Обратная сторона гламура Страница 18

— Изменилась? — спросила Вика.

— Да-а… уж, — протянул Миша.

Миша закурил, с минуту всматривался в лицо Вики, задерживая взгляд на лице, уже изрядно поблекшем, на глазах, что успели потухнуть, на весь ее неухоженный вид.

— Странно, что ты меня пригласил. На данный момент я являюсь «персоной нон грата». Никто не хочет меня видеть.

Миша смотрел на нее и поражался — так измениться и за столь короткий срок. Ничто не напоминало в ней ту изящную, уверенную в себе Вику.

— Я не верил тому, что про тебя говорили.

— Поверил? — невесело хохотнула Вика.

— Мне непонятно, отчего вы так быстро подсаживаетесь? Только не гони, что работа тяжелая. Есть люди, которые работают на заводах или в шахтах. Думаешь, им легче? — спросил Миша.

— Не думаю.

— В чем же дело?

— Наверное, кто-то ждет их с работы. После шахт грязных, но все равно ждет, — неуверенно ответила Вика.

— Не прибедняйся. Тебя почему никто не ждет, такую красавицу?

— Кого любила, тот не дождался, а теперь я сама никого не впущу в свою жизнь, — созналась Вика…

— Когда я увидел тебя впервые, то подумал — вот телка, кто поимееет этот мир…

— Не угадал, — с грустью созналась Вика. — Это мир поимел меня, да еще в извращенной форме.

— Ты позволила это сделать.

— Может быть, сейчас поздно сокрушаться. Уже сделано, — махнула рукой Вика. — Ты-то как выкрутился в этой мясорубке?

— Работал, — ответил Миша. — Мне повезло, я делаю то, что люблю. Ты разве нет? Ты же об этом мечтала?

— Наверное, — задумалась Вика. — Когда-то мне хотелось, чтобы мои фото мелькали на обложках, хотелось быть богатой, знаменитой. Я почти достигла, но по пути что-то сломалось во мне, и возможность подняться выше я упустила.

— Всегда обидно, если не использовал все возможности, — согласился Миша.

— Говорят, что красота — дар божий, и нужно пользоваться этим. Но как ей пользоваться я так и не научилась. Почему даже к долбанной батарейке дается инструкция, а к такому богатству, как красота, не дается ничего?

— Тебе даны мозги, и нужно было их включать иногда, — усмехнулся Миша.

— Мне все реже хочется смеяться, — обиделась Вика.

— Успех многих сломал. Ты одна из них: быстро вознеслась, но и быстро зависла. Ты решила, что добралась до цели и вечно там будешь, но это самое большое заблуждение. Одного таланта недостаточно, нужно постоянно совершенствоваться. Нельзя стоять на месте, чувства удовлетворения никогда не должно быть. Даже сегодня, если я не прочитал десять страниц, то считаю день потерянным. Я не стою на месте…

— Это я поняла, но слишком поздно, — созналась Вика. — Мы начинаем путь вниз тогда, когда думаем, что мы лучше всех и нет нам замены.

— Это так. Становление личности у нормального человека происходит обычно к тридцати-сорока. В спорте и модельном бизнесе можно сделать карьеру и к восемнадцати. Слава на неокрепшие детские мозги — это серьезное испытание.

— Ты рвешься наверх, ища место под солнцем. И вот ты там, но это не то, чего тебе хотелось, вдруг понимаешь ты. А как вернуться обратно? — спросила Вика. — Эта жизнь раскачала во мне тщеславие, вкус к сладкой жизни. Я запуталась.

— Это не ново. Человек несовершенен, его всегда не устраивает то, что он имеет. Зимой он хочет лета, летом зимы. Подсознательно человек стремится к лучшей жизни и не знает в своих мечтаниях пределов. Думаю, ты не хочешь пополнить ряды маляров, — засмеялся Миша. — Тебе нужно взять себя в руки и вернуться в бизнес.

— Опять торговать собой, лгать? Все вокруг фальшивое. В этом бизнесе правил нет, и ты ничего не решаешь, так как все решено за тебя. Я чувствую себя марионеткой, которой управляют бездушные кукловоды, и часто не вижу разницы между съемкой и реальностью.

— Это шоу-бизнес, детка, — ответил Миша. — Твое дело — это единственное, что с тобой всегда. Супруг может разлюбить и уйти, дети вырастают и покидают дом, друзья могут отвернуться, но не твое любимое дело.

— Любимое дело? Не такое оно и любимое. Заработать денег никогда не было моей целью, а чего я хотела, не могу вспомнить. Сейчас мне хочется, чтобы меня принимали всерьез, быть самой собой, а не марионеткой в руках кукольника. Я устала балансировать по краю. Обидно: ради чего потрачены годы?

Миша не ответил на ее вопрос, он молча курил. Вика поднялась:

— Спасибо. Было приятно посидеть, покурить, поговорить о наболевшем.

— Одна просьба — не задвигайся здесь, — попросил Миша.

— До такого я еще не докатилась, — обиженно сказала Вика.

— Рад за тебя. Через пять минут начинаем. Через два часа следующая съемка. Будет толпа шестнадцатилетних, их готовят к какому-то конкурсу.

Когда гримерша закончила, Вика посмотрела на себя в зеркало и огорчилась. Те разрушения, что произошли с ней, не удалось скрыть даже при помощи профессионального грима. Даже фотошоп не в состоянии завуалировать тоску в ее глазах, она в этом уверена.

Миша настраивал камеру, а оператор возился с пышущими жаром софитами. Она вышла на середину. Направленный на Вику объектив взял ее под прицел.

— Погнали! Вика, ты уже однажды показала в этой студии класс. Соберись и сделай это сейчас. Я знаю, ты можешь.

Фотокамера ни на минуту не прекращала работу, с каждой секундой она щелкала громче и чаще. Сколько это уже длится, Вика не соображала, словно она пожизненно в этой студии, и не было ничего до этого момента, только звук камеры, что не замолкает, только пот, что стекает по вискам…

Ей вдруг стало страшно, казалось, ей не выбраться отсюда, а жар от софитов с каждой секундой становится нестерпимей, заполняя всю студию. Она задыхалась, волосы прилипли ко лбу, в голове туман…

Но она терпела. Из-за Миши, потому что он говорил с ней, вникая в проблемы, как давно никто не пытался…

— Закончили!

Она вздохнула с облегчением, выходя из студии. В коридоре толпились девицы в купальниках. Они нервно поправляли волосы, оглядывали соперниц, болтали по мобильному. Их пригласили в студию.

Сейчас некоторых отберут, и у них появится шанс. Шанс занять место под солнцем. Там хватает места, всегда кто-то не выдерживает напряжения и растворяется в небытие. Однажды, пресытившись всей этой грязью и паскудством, через которые придется пройти, они с горечью осознают, как много они потеряли, и как мало сбылось. После — разочарования, одиночество, допинги…

Уже пятый день Вика проводила в пьяном забытье, доводя себя до бессознательного состояния. Она не звонила Мише, так как знала, что последняя фотосессия провалилась. Сейчас она сидела за кухонным столом, поддерживая силы с помощью виски. Как хочется все неприятности утопить в стакане, но они непотопляемые. Бутылка почти пуста, а денег на другую нет.

Как нужны деньги, ей надоело считать копейки. Бедность так унизительна. Скоро она вынуждена будет ездить на транспорте, так как денег на бензин нет. Да что бензин, на сигареты сейчас не наскрести, а пачка наполовину пуста. Она долила остатки виски в стакан и достала сигарету. Нужно пореже курить, так можно хоть немного растянуть… Ну, а дальше, что?

Можно устроиться официанткой, пересесть на транспорт, сменить квартиру, но это значит подписаться в своей несостоятельности. Все поймут, что она проиграла. А какое ей дело до всех, кто и без того покинул ее? Именно сейчас, когда ей так нужна поддержка, все кинули ее.

Поверженный всегда смешон и жалок. Конечно, ему сочувствуют, но лишь для того, чтобы лишний раз насладиться его унижением…

Так долго Вика надеялась, что это все временно, что в любой момент она может завязать и снова влиться в работу, но увы…

Слишком долго она была пленницей обид и страстей, и они до основания разрушили ее жизнь.

Мечты, так лживы, а успех непостоянен, он легко вознес ее, но тут же с легкостью расправился, перестав в ней нуждаться. Капризной и ненасытной публике требуются новые марионетки, а использованные и вышедшие из строя — на свалку.

«Если выхода нет, то лучше умереть. Только не эта бесконечная пустота и безысходность. В том мире уж точно лучше, чем в этом. Там можно быть самим собой, смерть освободит меня от клоунады. Жизнь — это боль, и она всюду. Любить больно, рожать ребенка больно, и не родить больно, терять близких страшно больно…

Я в полной хаотичности, и не во что верить. Я загнана в угол, или сама загналась…

Сейчас закурю последнюю сигарету — действительно последнюю, и в пачке, и в своей жизни. Глотая дым, я буду думать о том, что осталось жить мало, а прожито так много, и так ничтожно сделано. Остались тысячи вопросов, на которые я не нашла ответов… Терять мне больше нечего — я проиграла этот бой…

В прошлом, проигрывая самоубийство, я еще больше хотела жить. Сегодня — это не игра. Теперь я встала в очередь к мертвым.