Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять Страница 19

— И да, и нет, — неопределенно ответил Редж, — ты слишком много болтал. В бреду, мой мальчик, в бреду. И деду пришлось, как видишь, взять на себя роль сиделки. А теперь, может быть, ты объяснишь мне, почему тебя не устроила смерть Валерии в автомобильной катастрофе?

Дик насторожился:

— Я не понимаю твоего вопроса. Почему она должна была меня устроить или не устроить?

— Всякая смерть, мой мальчик, одних огорчает, других радует.

— Моя мачеха меня нисколько не интересовала.

— Ну-ну, зачем же так примитивно? В бреду ты много говорил о ней, и, если бы это услышали чужие уши, у тебя были бы большие неприятности. Хотя, надо сказать, я иногда жалею, что на месте Лео Флеминга не оказался ты. И знаешь, ничего бы в этом мире не переменилось. Разве что к лучшему.

Это было уже слишком. Кровь бросилась в лицо Дику, он исподлобья, зло глянул на Уоллеса:

— Ты не смеешь так говорить. Знаешь, что я не могу тебе ответить достойно.

— О достоинстве тебе самое время помолчать, внучек. Если то, что ты натворил за последние дни, будет иметь последствия, я не смогу тебе помочь.

— Ты следил за мной?

— Присматривал, мой мальчик. Кому же, как не мне, за всеми вами присматривать? Ты ясно помнишь, что, к примеру, позапрошлой ночью ты делал в «Сноуболле»?

— Меня там не было.

— А! А я думал, что ты пытался там найти следы Пауля Кирхгофа. Или мне это приснилось?

— Кирхгоф — маньяк, сумасшедший, его место там, где он сидит уже не первый год.

— Это кто тебе сказал, доктор Митаси?

Дик похолодел. Вот оно что! Старый Спрут увязал факты, которые не должны были увязываться, ни в коем случае. Неужели это работа все того же проклятого полячишки?

— Я его убью, — прошептал он довольно явственно.

— Кого? — насмешливо спросил Уоллес. — Кирхгофа, Митаси, или Маккью, или этого… Городецкого? Ты слишком кровожаден, мой мальчик. Не надо ли и тебе посидеть в соседней палате с Паулем? А? Может, там тебя научат молчать, даже когда ты бредишь?

Дик испугался. За странными предположениями Реджа явно просматривались размышления о том, не стоит ли тем или иным способом угомонить самого Дика. Прозвище Старый Спрут давно уже прилипло к Уоллесу. Но Спрут не всегда был старым. Темные слухи приписывали ему подвиги, от которых стыла кровь отнюдь не у невинных младенцев. Родственными узами Редж не очень-то дорожил.

— Так вот, — помолчав, тихо заговорил Уоллес, — будем считать, что похождения твои кончились. Еще недельку поживешь здесь. Посмотрим, как будут развиваться события. Если все кончится благополучно, через неделю отправишься в Европу. И чтобы в Бостоне я тебя в ближайшие два года не видел. Ты меня понял?

Поздно вечером Редж Уоллес позвонил Маккью.

— Это вы, Чарлз? — Он не посчитал нужным представиться, полагая, что его нетрудно узнать по голосу. — Как движутся наши дела?

— Можно считать, вполне удовлетворительно, сэр.

— Есть какие-нибудь затруднения?

— Скорее, странности. И я не хотел беспокоить вас прежде, чем в них разберусь.

— О Чарлз, вы меня огорчаете! Я понимаю, что вам сейчас не до меня. Когда идешь по следу… Да… Но чем же скрашивать мне мои дни, как не собиранием слухов, сплетен, странностей. А вы как раз странностями не спешите меня порадовать.

— Дело в том, мистер Уоллес, что Кирхгоф не совсем нормален.

— Не совсем нормален или совсем ненормален?

— Доктор Митаси утверждает, что за ним нужен постоянный уход.

— Так-так-так… И он к тому же любовник Валерии?

— Боюсь, что нет.

— Нет? Но согласитесь, это было бы весьма пикантно. И очень, очень правдоподобно. Это, кстати, играет на ту версию, которую вы изложили так убедительно. А скажите Чарлз, поступили ли деньги на тот счет, который я обещал вам открыть?

— Все в порядке, сэр.

— Так, так, очень хорошо. И знаете что, Чарлз? У нас ведь была еще и третья версия, что-то вроде заказного убийства, если я не ошибаюсь. И помнится, я даже просил вас над ней поработать. Так вот, я снимаю свою просьбу. Более того, мне очень не хотелось бы, чтобы в этом направлении делались какие-либо шаги. Ясно ли я выражаюсь, мистер Маккью?

— Вполне, мистер Уоллес.

— Ну а что касается этого спортсмена… Думаю, Уилльяма версия об убийстве из ревности должна удовлетворить. Дело о гибели Валерии мы, следовательно, можем считать закрытым, не так ли, Чарлз?

— По всей видимости, так, сэр.

— Повторюсь, мистер Маккью: с вами очень приятно иметь дело. Желаю вам успехов. Спокойной ночи, Чарлз.

— Спокойной ночи, сэр.

«И про странности забыл, старый черт», — пробормотал Чарлз, пытаясь оценить, что мог означать этот телефонный звонок. А означал он, скорее всего, одно: Уоллесу стало известно, кем было организовано убийство Валерии и Лео, и он не хотел, чтобы это стало известно ему, Чарлзу. По каким-то иным каналам Редж добрался до конца раньше, чем это удалось им с Марком, и, если они не ограничатся в расследовании тем, что связано с Паулем Кирхгофом, следует ждать больших неприятностей. Деньги, о которых не забыл упомянуть Редж, теперь можно рассматривать не столько как средства, направленные на расследование, сколько в качестве взятки за то, чтобы это самое расследование прекратить. Разумнее было бы так и сделать. Лезть в грязь, от которой так и трясло Андрея? Стоит ли?

Вспомнив следователя, он вышел из-за стола, подошел к окну. Ночь, снег. Жена и дети спят, привыкнув к тому, что и дома голова его забита чем-то, не имеющим к ним никакого отношения. Где-то в городе — Андрей и Лоуренс. Интересно, нашли они общий язык или каждый занят своими размышлениями о том, зачем они ему понадобились? Лоуренса он почувствовать не успел. На пару они смотрелись забавно: перезревший мальчик, которому забыли привить хорошие манеры, и рафинированный джентльмен.

За Андреем интересно было бы понаблюдать. Неужели есть человек, которого он не способен вывести из себя? Или это только реакция на двусмысленное положение, в которое Чарлз вынужден был его поставить? И надо же! — он успел его выставить до первого разговора с Реджем Уоллесом. Интересно, скрутили бы они Кирхгофа, так ловко прикрытого Кадзимо Митаси? «Ничего, господин доктор, — подумал он со злорадством, — ты у меня еще попляшешь, прежде чем я от тебя отстану».

Глава девятая

За чужой счет

— Получается, что все четырнадцать человек из того нашего великолепного семинара сейчас при деле. Впечатляющая отдача! Вы, Андрей, единственный выпали из моего поля зрения. Но теперь и вы, слава Богу, нашлись. Я очень этому рад, хотя обстоятельства нашей встречи более чем трагичны.

Они — Андрей и Лоуренс — сидели в номере Монда. Неожиданно оказавшись без дела в городе, который и тому, и другому фактически был чужим, они второй уже день проводили вместе, обсуждая детали закончившегося для них расследования и обмениваясь новостями, накопившимися за годы, пока они не виделись.

Андрей опять не походил на того человека, каким привык его видеть, к примеру, Чарлз. Кстати, резкость и нетерпимость, продемонстрированные следователем при последнем разговоре с Маккью, несколько озадачили Лоуренса. Он приписал эти качества исключительно той напряженности, в которой пребывал Андрей, видимо нутром уловивший, что завершение следствия может для него самого плохо кончиться. Теперь же, в этих личных беседах, он вновь казался ему таким, каким он привык его видеть, — живым, добродушно открытым, но при этом предельно собранным, как всегда готовым к напряженной работе сыщика.

Монд затронул душу Городецкого еще там, на семинаре. Андрей быстро выделил Лоуренса из числа других весьма достойных преподавателей за несомненно ощутимую элегантность преподнесения материала, который он предлагал своим слушателям. За блестящую эрудицию и самое простое человеческое умение расположить к себе, как бы даже чуточку приглушая аристократизм, откровенно ему присущий. Одним словом, за артистизм.

Их расположенность друг к другу создавала ту атмосферу понимания, которая давала возможность чувствовать и видеть гораздо больше того, что выражалось в быту словами.

— Не знаю, насколько это покажется вам интересным, а точнее — правдоподобным, — продолжал Монд, — но мое пребывание здесь исключительно случайно. Месяца три-четыре тому назад мне и в голову не пришло бы сорваться вдруг с места и кинуться — куда? — в Бостон!.. Как будто мало на земле более интересных и загадочных мест. Однако я здесь. Будь я привержен мистике, я бы сказал, что наша с вами встреча — знак судьбы, может быть, та последняя капля в переполненной чаше мнений, которая помогает спуститься с небес на землю. Не удивляйтесь и, ради Бога, не смейтесь, но именно здесь я принял наконец окончательное решение, которое, возможно, многим моим знакомым покажется странным. Если не сказать конкретней — экстравагантным. Короче, я решил основать нечто вроде частного сыскного агентства, несколько, может быть, необычного по своим функциям, но все же агентства. Ну вот, я уже вижу, что и вам смешно. Вы что же — думаете, я родился профессором? А не хотите ли знать, кем я начинал карьеру? Обычным рядовым полицейским. Одно время я, с присущим возрасту максимализмом, считал, что это блажь моего отца, бывшего в то время не последним человеком в сфере юриспруденции. Но такова была семейная традиция — начинать с азов. Чтобы лучше ощутить свой разбег. Чтобы должностное чванство не разъело тебя до времени. До сих пор я благодарен отцу за ту жертвенную решительность, с какой он отправил меня почувствовать, что такое дно жизни.