Мишель Фейбер - Под кожей Страница 2

Если взглянуть с точки зрения работы Иссерли, ясный день вроде этого был хорош для безопасной езды, но нехорош в смысле стопщиков. Лишь на редкость закаленные экземпляры способны выходить в такой день на дорогу в рубашках с короткими рукавами, дабы показать, какие они крепыши, большинство же их будет укрыто пальто и слоями шерсти, которые затруднят для нее их оценку. Даже изможденный человек может, напялив достаточное число одежек, сойти за качка.

Машин в зеркальце заднего вида не наблюдалось, и она разрешила себе плестись по шоссе на скорости 40 миль в час, в частности, и для того, чтобы проверить, как обстоят дела с дребезжанием. Похоже, источник его сам себя починил. Конечно, думать так означало принимать желаемое за действительное, и все же, после ночи, наполненной томительной болью, дурными видениями и прерывистым сном, мысль эта была ей приятна.

Она старательно и глубоко дышала сквозь узкие, маленькие, почти не пропускавшие воздух ноздри. Воздух был свеж, морозен и слегка пьянил, точно подаваемый сквозь маску чистый кислород или эфир. Сознание ее колебалось на перепутье двух дорог: одна вела к сверхактивному бодрствованию, другая назад, ко сну. И Иссерли знала, какую оно, скорее всего, изберет, если ему вскоре не подвернется и не встряхнет его возможность наступательных действий.

Она уже проехала несколько мест, на которых обычно стояли голосующие, и ни одного не увидела. Только дорогу и широкий, пустой простор.

Три-четыре капли прибредшего невесть откуда дождя упали на ветровое стекло, и дворники размазали их, обратив в нечистые одноцветные радуги, лишившие ее возможности ясно видеть дорогу. Иссерли пустила на стекло струйку воды из скрытой в капоте бутылки, и ей показалось, что прошло бесконечно долгое время, прежде чем мир снова расчистился перед ней. Почему-то операция эта сильно утомила ее: как будто она использовала не воду, а некую жизненно важную влагу собственного организма.

Иссерли попыталась заглянуть в будущее, увидеть себя уже остановившей где-то машину, в которой с ней рядом сидел крепкий, молодой автостопщик; представить, как она тяжело дышит, прижимаясь к нему, как гладит его по волосам и обхватывает за поясницу, чтобы придать ему необходимую позу. Однако фантазии этой оказалось не достаточно, чтобы помешать векам слипаться.

И когда Иссерли уже начала подумывать, не подыскать ли ей место для стоянки и не поспать ли какое-то время, она заметила почти за линией горизонта некий силуэт. Мгновенно возбудившись, она настороженно приоткрыла веки, поправила очки. Потом проверила в зеркальце заднего вида, что у нее с лицом и волосами. Напучила на пробу алый, как губная помада, ротик.

Проезжая мимо стопщика в первый раз, она увидела, что это самец — рослый, широкоплечий и довольно небрежно одетый. Голосовал он двумя пальцами сразу — большим и указательным, но вяло, как будто простоял здесь лет уже сто. А может, ему просто не хотелось казаться слишком уж жаждущим, чтобы его подвезли.

На возвратном пути Иссерли отметила, что он довольно молод и очень коротко острижен — в шотландском тюремном стиле. Тускло-коричневая, точно грязь, одежда. Тело стопщика впечатляюще распирало куртку, хотя по причине его мускулистости или лишнего жирка — это еще предстояло выяснить.

Подъезжая к нему в третий раз, Иссерли поняла, что он на редкость высок. Стопщик смотрел прямо на нее, сообразив, возможно, что уже видел Иссерли пару минут назад: машин на дороге было мало. Тем не менее, рукой ей не замахал, просто держал ее лениво вытянутой над дорогой. Упрашивать — не его стиль.

Иссерли сбавила скорость и остановила машину прямо перед ним.

— Запрыгивайте, — сказала она.

— Ура! — бодро воскликнул он, плюхнувшись на пассажирское сиденье.

Уже по одному этому слову, выпаленному без улыбки, хотя отвечающие за улыбку лицевые мышцы в восклицании и участвовали, Иссерли кое-что о нем поняла. Он был из тех, кто от произнесения слова «спасибо» увиливает, как если бы благодарность была западней. В мире этого молодого самца Иссерли не смогла бы сделать для него ничего, что обратило бы его в должника, любой ее поступок был бы только естественным. Она остановилась, чтобы подвезти его — отлично. Почему бы и нет? Она предложила ему нечто такое, за что таксист содрал бы целое состояние, а он произнес всего лишь «Ура!», как будто Иссерли была его собутыльником и просто оказала ему пустяковую, небрежную услугу — ну, скажем, пепельницу пододвинула поближе.

— Пустяки, — отозвалась Иссерли — так, точно он ее все-таки поблагодарил. — Куда направляетесь?

— На юг, — ответил он, глядя на юг.

Прошла долгая секунда, затем он натянул поперек торса ремень безопасности, словно признал — неохотно, впрочем, — что без этого машина с места не стронется.

— Просто на юг? — поинтересовалась Иссерли, на малом ходу отъезжая от обочины и осторожно, как всегда, перебрасывая рычажок индикаторов, но не приводя в действие ни головные фары, ни дворники, ни икпатуа.

— Ну… это зависит, — ответил он. — А вы куда?

Иссерли произвела в уме быстрые расчеты, взглянула ему в лицо, чтобы понять, какое место сможет занять в них он.

— Пока не решила, — сказала она. — Для начала в Инвернесс.

— Инвернесс меня устроит.

— Но оттуда вы собираетесь отправиться дальше?

— Я всегда стараюсь заходить так далеко, как удается.

В зеркальце заднего вида внезапно появилась машина, и Иссерли пришлось прикидывать ее намерения; когда же она смогла, наконец, снова взглянуть на своего пассажира, лицо его оказалось бесстрастным. Что именно обозначали его последние слова — игривую самоуверенность? Сексуального толка намек? Или просто скучную констатацию факта?

— Долго ждали? — спросила она, в надежде вытянуть из него еще одно замысловатое замечание.

— Пардон?

Он заморгал, глядя на нее, прервав попытку расстегнуть молнию куртки. Была ли эта задача — расстегнуться, одновременно прислушиваясь к простым вопросам, — непомерно сложной для его интеллекта? Правую бровь стопщика рассекал черный струп почти зажившей ранки — приложился где-нибудь спьяну? Белки глаз чистые, голова вымыта не в таком уж и далеком прошлом, от него не пахнет — может, он просто тупица?

— Там, где я вас подсадила, — пояснила она. — Вы долго ждали?

— Не знаю, — ответил он. — У меня нет часов.

Она опустила взгляд на его ближнее к ней запястье — крупное, поросшее золотистыми волосками, с двумя тянувшимися к лицевой стороне кисти голубоватыми венами.

— Ну, а как вам показалось — долго?

Он ненадолго задумался.

— Ага.

И улыбнулся. Зубы у него, пожалуй, подгуляли.

В наружном мире солнце внезапно обрело новую силу, как если бы некое отвечающее за него учреждение заметило вдруг, что сияет оно лишь вполовину рекомендуемой мощи. Ветровое стекло засветилось, будто лампа, потопляя Иссерли и ее пассажира в ультрафиолетовых лучах, в машине стояла жара, к которой примешивалась лишь толика ухитрявшегося просачиваться в какую-то щелку ветерка. К тому же и обогреватель так и остался включенным на полную, отчего стопщик вскоре заизвивался, сдирая с себя куртку. Иссерли поглядывала на него исподтишка, наблюдая за механикой бицепсов и трицепсов, за перекатами плеч.

— Ничего, если я заброшу ее на заднее сиденье? — осведомился он, большими руками сминая куртку в ком.

— Конечно, — сказала Иссерли и отметила короткую зябь, прокатившуюся под его футболкой по мускулам, когда он повернулся назад, чтобы бросить свою куртку поверх уже лежавшей ее. Живот несколько полноват — благодаря пиву, не мышцам, — но не чрезмерно. Вздутие на джинсах выглядит многообещающе, хотя, скорее всего, большей частью благодаря мошонке.

Теперь ему стало совсем удобно, и он, откинувшись на спинку сиденья, послал Иссерли улыбку, вылепленную пожизненным употреблением грубых шотландских кормов.

Она улыбнулась в ответ, прикидывая, так ли уж важны, на самом-то деле, зубы.

Иссерли чувствовала себя все ближе пододвигающейся к принятию решения. Собственно, если быть честной, она уже прошла больше половины ведущего к нему пути, отчего дыхание ее участилось.

Она старалась помешать своим железам напитывать ее адреналином, посылая себе в нутро успокоительные сообщения, проглатывая их. Ну ладно, да, он хорош; ладно, она уже захотела его; однако сначала ей необходимо узнать о нем побольше. Избежать унижения, неминуемого, если она свяжет себя словом, позволит себе поверить, что он пойдет с ней, а потом обнаружит, что он женат или что его ждет подруга.

Если бы он хоть разговор какой-нибудь завел. Почему те, кого она желает, вечно сидят, будто воды в рот набрав, а мысленно отвергнутые ею уроды тарахтят, когда никто их не просит? Ей подвернулось однажды жалкое существо, у которого обнаружились под объемистой паркой хилые ручонки и цыплячья грудь, так оно ухитрилось рассказать ей за пару минут всю свою жизнь. А вот дюжие самцы все больше смотрят в пространство или отпускают замечания насчет жизни вообще, отбиваясь от вопросов личного свойства с рефлекторной сноровкой спортсмена.